Аромат рябины

– Ах, вот значит как! – закричал Алексей, соскакивая с кровати и угрожающе нависая над сидящей неподвижно фигурой. – И что? Не хочу жить без нее! Не могу писать без любви!

– С ней ты бы в скором времени умер, как художник, как творец.

– Ты-то откуда знаешь? – начал он. – Ах, да…

Алексей замолчал, обхватив пальцами бритую голову. Слезы заструились по щекам. Горькие складки исказили красивый рисунок губ.

– Это пройдет, – мягко проговорил голос. – Надо переждать, и твоя психика восстановится. Ты вновь будешь слышать меня и сможешь записывать.

– Зачем мне это без любви? – с горечью спросил он и упал на кровать. – Я писал для нее, а вовсе не для тебя, как ты думаешь.

– Хорошо. Ответь мне тогда: что такое гармония?

– О! Я знаю это, – радостно проговорил Алексей и сел прямо, глядя на фигуру. – Это – моя единственная радость. Я слышу ее во всем: в смехе моей любимой, в шорохе ее платья…, в шелесте листьев под летним дождем, в звоне тонкой струйки воды из-под крана, в трелях птиц ранним утром… Долго перечислять. Тебе-то это зачем? Ты же сотворил все это и знаешь лучше меня, что такое гармония.

– Да, я – творец. Но ведь и ты стоишь на этом же уровне. Я вложил в твою душу способность слышать и понимать. И ты тоже можешь творить. А это высшее счастье, доступное человеку. Но из-за этой женщины ты можешь предать гармонию, выбирая смерть. Хочешь, покажу?

И Алексей мгновенно увидел любимую, которая стояла нагишом, на четвереньках, а сзади к ней прилип их общий друг. Они оба стонали от животного наслаждения.

– Не-е-е-т! – заорал Алексей, тут же закрывая рукой глаза.

– Смотри прямо в сердцевину правды и освободи свое сердце ото лжи. Зачем так рано выбирать смерть? Смотри!

Фигура встала. Рядом с ней мгновенно возникла другая вполне классического вида: длинный саван с капюшоном, пустые глазницы черепа и блестящая коса, ручку которой сжимали белые кости кистей. Алексей в оцепенении глядел на видение.

– Смотри!

Фигура легко, словно куклу, развернула Смерть спиной к нему. И он увидел цветущую девушку с ясной улыбкой на розовых губах и венком полевых цветов на растрепанных густых волосах.

– И что? – хмуро спросил Алексей, опустив руки на колени и ссутулившись.

– Жизнь и смерть – две половинки одного целого. Зачем же разворачивать смерть к себе лицом раньше срока?

– Действительно, зачем? – глухо спросил Алексей и невидяще уставился в пол. – Что меня ждет? – после продолжительного молчания поинтересовался он.

– Желание заглянуть в будущее – извечная ловушка, которую следует избегать.

– А все-таки? – упрямо спросил он и пытливо глянул на фигуру напротив.

– А если я скажу, что ты сам создаешь свое будущее именно в эту минуту? А я только корректирую.

– Но ведь ты – всемогущ и всезнающ, и все в твоих руках! – ответил он с вызовом. – Ведь ты всегда карал и миловал по своей воле.

– Устарелое представление.

– Да? – спросил Алексей и саркастически усмехнулся, подтягивая на коленях полосатые пижамные брюки. – А кто беспрерывно мучает меня? Знаю я все твои фишки! Сытый и безмятежный ничего не создаст, – ехидно проговорил он. – Разве это не твои установки? Я родился, и ты дал мне дар, даже не спросив, нужен ли он мне. И чтобы выжать из меня по максимуму, ты давишь меня всю жизнь. Мне тридцать три, твой пресловутый возраст, а сколько я уже всего перетерпел?! И голод, и нужду, и горе, и бесконечную боль, и предательство. Я уж не говорю о тех страстях, которые разъедают меня изнутри, о тех невероятных взлетах и падениях души. И все это только для того, чтобы мой слух, вернее, слух моей измученной души, приобрел необыкновенную остроту и чувствительность, и я услышал и донес на землю твои песни. Вся моя жизнь подчинена только этой задаче. А я?! Обо мне ты подумал, черт тебя дери!

При этих словах фигура чуть вздрогнула и как бы истончилась.

– Извини, зря я черта при тебе упоминаю, – тихо сказал Алексей. – И у тебя свои проблемы, нам неведомые. – После паузы он продолжил с прежней интонацией вызова: – А я – человек! И хочу обычного человеческого счастья. Тебе это в голову, или что там у тебя, не приходило? Хочу дом, жену, детей, простое счастье и заботу близких. Мне так мало надо! Отпусти меня, освободи от этой пожизненной каторги творчества. Зачем ставить меня, простого смертного, на одну доску с тобой, великим творцом мира? Ты – жесток!

Алексей замолчал, сжав виски ладонями и закрыв глаза.

Фигура не двигалась. В комнате было темно. Только тусклый свет фонаря за деревьями бросал причудливые тени через окно на белые стены. Фигура пошевелилась. Тихий голос произнес:

– Я люблю тебя, Алексей, божий человек. И твоя боль – это моя боль. Ты чувствуешь меня сердцем, когда пишешь музыку.

Алексей выпрямился и гневно посмотрел на белый силуэт.

– Надоело мучиться! Хочу избавить себя от страданий и, значит, от тех мелодий, которые рождаются внутри меня от боли и переизбытка мыслей и эмоций. А ведь это твои мысли и эмоции.

– Это спорный вопрос.

– А ты никогда не думал, что в один прекрасный момент я могу не выдержать и разорваться изнутри?

– Напишешь – облегчишься.

– Благодарю! – сказал Алексей, вскочил, по-старомодному щелкнул пятками и резко кивнул.

Но растоптанные шлепки соскользнули, и он чуть не вывихнул лодыжки. Вновь опустившись на кровать, зло проговорил:

– Пусть кто-нибудь другой поживет в таком аду. А с меня достаточно!

– Твою музыку можешь написать только ты, – сказал голос.

– Да ладно тебе! Только я?! Не хочу! Не хочу больше! И не буду! И отстань!

В его голосе появились капризные нотки. Алексей соскочил с кровати, отшвырнул шлепки и забегал босиком по узкому пространству от окна к двери и обратно.

– Отстань, слышишь? – нервно вскрикивал он. – Не хочу больше боли! Верни мне любимую! Пусть она не любит меня, пусть изменяет. Но пусть будет рядом! Всегда! Слышишь, господи, всегда! Верни мне ее!

– Пусть все остается, как есть. Ты потом спасибо мне скажешь.

– Не скажу!

Алексей остановился и начал лихорадочно грызть ногти. Потом подбежал к фигуре и замер напротив.

– Я – не твой личный раб! Замолчи! – закричал он.

Потом плюхнулся на кровать и заткнул пальцы ушами, продолжая быстро говорить:

– Я еще раз умру! Первый раз не вышло, так умру во второй и уже наверняка.

Фигура встала и приблизилась к нему. Голос спокойно произнес:

– Еще раз: жизнь и смерть – одно целое. Зачем спешить переходить из одного состояния в другое? Всему – свое время.

Но Алексей замотал головой, продолжая зажимать уши.