Год Крысы. Видунья

– Голове еще пожалуйся, мокроштанник! – презрительно выкрикнул Жар, не догадываясь, что попал в больное место. Беглец зарычал от обиды, но даже не обернулся.

Паника во вражьих рядах оказалась заразительной: укушенный рванул следом, а за ним и Илай, наконец сумевший отцепиться от Рыски.

– Чокнутая! – блажил он на бегу. – Крыса бешеная!

«Чтоб ты споткнулся!» – с ненавистью пожелала девочка, и ее обидчик в тот же миг неуклюже взмахнул руками и покатился по траве. Рыска оторопела, весь задор с нее как веником смахнуло. Илай, правда, тут же вскочил и наддал ходу, заметно прихрамывая, а Жар торжествующе заорал:

– Пошли вон из нашего леса, клопы весковые!

– Погодите, гуси, мы скоро вернемся и вам покажем! – пообещали уже от подножия холма.

– Давайте-давайте, а то мы на ваши спины еще не насмотрелись!

Ответ Рыска не разобрала, но отголоски донеслись не шибко дружелюбные. Жар повернулся к ней – с подбитым глазом и распухшей губой, но гордый донельзя.

– Как мы их, а?!

Девочка неуверенно кивнула. Во рту было солоно и гадостно. Вот странно, а своя кровь как будто даже вкусная, когда царапину зализываешь…

– Пошли назад. – Мальчик одернул рубашку, с удовольствием убедившись, что она цела. Шкура-то сама заживет, а дырку штопать надо. – Эй, ты чего такая скучная?

Рыска вымученно улыбнулась. Жару, может, и привычно задираться с людьми и расшибать чужие носы, для нее же это стало прыжком в омут, из которого чудом удалось выплыть.

На обед они немного опоздали, но, как язвительно заметила женка, сами себя наказали: супа в горшке уже не осталось. Зато и без затрещин обошлось. Сердобольная Фесся сунула детям по куску хлеба с салом и отправила вдогонку ушедшим на луга батракам, помогать ворошить сено. Это было куда веселее, чем мыть посуду, к тому же мужчины не относились к их подмоге всерьез, необидно обзываясь «мелочью» и оттесняя в сторону. Детям оставалось так, сзади подгребать.

– Что, подрался? – ухмыльнулся чернобородый батрак, владелец самой большой ложки, заметив свежие синяки у Жара на руках и лице.

– Было дело, – нехотя, подражая солидному говору мужчины, признался мальчишка.

– За девку?

Жар насупился и немного отстранился от Рыски. Та тоже фыркнула и отвернулась.

– Уважаю, – неожиданно серьезно сказал батрак. – Вот теперь вижу – взрослый!

* * *

С темнотой Рыске в голову пришла ужасная мысль: а вдруг крысы запомнили ее у Бывшего и решили с ней тоже расправиться? Та первая обнаружила, где девочка живет, и побежала за остальными?!

За день – да после бессонной ночи! – Рыска умаялась так, что пару раз чуть не заснула за ужином, прямо с ложкой во рту. Но когда настало время идти наверх, девочку словно колодезной водой окатило.

– Я лучше тут, на полу у порога, лягу! – со слезами упрашивала она служанку.

– Что, опять крыс боишься? – догадалась Фесся. – А ты кошку с собой возьми, рыжую. Она каждое утро по задушенной крысе на крыльцо приносит.

Но рыжей, как на грех, в кухне не оказалось, а на «кыць-кыць» к порогу подбежал только жирный черно-белый котяра, хозяйский любимец, который на подачках уже забыл, как мышь выглядит.

Пришлось взять плошку с жиром и фитилем. «Если уроните или потеряете, я вас сама загрызу!» – грозно пообещала Фесся.

По лестнице Рыска взбиралась как на плаху. Не будь в сенях еще темнее и страшнее, так бы внизу и осталась.

– Ну, видишь? – Жар поводил плошкой направо, налево. – Никого нет!

Девочка теснее прижалась к его боку. Ага, нет! Со светом стало только хуже: веники под потолком выпустили длинные, лохматые, как звериные лапы, тени, хищно шевелящиеся при каждом движении огонька.

– А давай тюфяки сдвинем? – жалобно предложила она.

– Я во сне брыкаюсь, – предупредил Жар, уже не надеясь отвязаться.

– Ничего, мы спиной к спине.

Обрадованная Рыска потащила свой тюфяк на смычку. Мальчишка дождался, когда она уляжется, и дунул на фитиль. Тени исчезли, потом снова начали помаленьку проступать: нынешняя ночь выдалась ясной, луна светила прямо в отдушину. Фасоль шуршала. Осы гудели. Но Жар сопел громче и ближе, и девочка понемногу успокоилась.

– А ты правда сирота? – вспомнив, осторожно спросила она.

– Угу. Отец на войне погиб, а мама три года назад умерла. – Мальчик перевернулся на спину. – А твои?

– Мои живы… – Рыска вздохнула, жалея, что не может говорить о них с такой же тоской и гордостью. – А ты про Илаева отца правду сказал или со зла?

– Правду. Он позавчера на хутор приходил, предлагал Сурку гусят у него купить. Такую цену вначале заломил, что хозяин расхохотался и говорит: «Не-е-ет, кум, это тебе не гнилую пшеницу тсецким[8 - Тсец – воин на тсарской службе.] вдовам втюхивать!» И поругались немножко, повспоминали друг другу – так, не всерьез, чтобы торги не сорвать. Я того клопенка запомнил, он по двору слонялся и Бреха попытался подразнить. А пес-то спущен был, просто рядом с цепью лежал.

Рыска тихонько рассмеялась, жалея, что позавчера ее здесь еще не было. Жар тоже хихикнул.

– Надо завтра котят найти, – сказал он. – Сами выберем, какого захотим, и прикормим. Будет у нас в ногах спать, как сторожевой.

– Давай, – обрадовалась девочка. – Только, чур, кошку! Она мурчит вкуснее.

– Ладно, – милостиво согласился мальчик. – Она и крыс лучше ловит.

Воодушевленная Рыска наконец отважилась высунуться из-под покрывала дальше чем по нос и, помявшись, робко предложила:

– Жар, а давай дружить?

Тот выдержал положенное приличиями время и зевнул:

– Давай. Только с утра, а то так спать хочется, что, если и дальше будешь мешать, ей-ей, стукну…

* * *

На рассвете дети тщательно обшарили чердак: Жар по левой стороне, Рыска по правой. Гнездо отыскалось в самом дальнем углу, под краем крыши. В тряпичной ямке лежал единственный котенок, и тот неживой. Когда Рыска, прикусив губу от жалости, взяла его в ладони, рыжая головенка обвисла и девочка увидела две окровавленные дырочки на затылке – от маленьких, но очень острых зубов.

Глава 4

Крысы очень сообразительны, осторожны и подозрительны ко всему новому.

    Там же

Погода испортилась только через девять дней, когда весчане снова начали тревожно поглядывать на вянущую ботву, а закатное солнце тонуло в дыму от горящих на западе лесов. Затяжной, на неделю, дождь их погасил, но вернуть к жизни не смог. Проезжие люди рассказывали, что можно лучину[9 - Время горения одной лучины, примерно 30 минут.] идти по пепелищу – и не увидеть ни одного зеленого листка. Зверье частью откочевало, частью погибло в огне, и в черных скелетах лесов бродили только волчьи стаи, выкапывая из углей обгорелые туши. Скоро всех подберут и за людей примутся, пророчили старики. Их бранили, высмеивали, однако двери на ночь запирали накрепко, по три раза перепроверять бегали.