Женщина фюрера, или Как Ева Браун погубила Третий рейх

…Что удивительного в том, что Гели – девочка, рано потерявшая отца и практически его не помнящая, надолго застыла в детстве? Разве это не естественная защитная реакция? Что больше всего удивляет ее при первых встречах с дядей? – она поражена его желанием делать ей подарки и опекать. Впрочем, Гитлер был ответственным и добропорядочным родственником; встретив свою младшую сестру Паулу в 1920 году, после многолетней разлуки, на упрек, что ей было бы легче, если бы все эти тяжкие годы он давал о себе знать, Адик ответил: «Я сам ничего не имел и не мог тебе помогать; а если я не мог помогать, то и не хотел давать о себе знать…» и… «первое, что меня поразило, – он пошел со мной за покупками», – признавалась взрослая Паула.

Он, мужчина, умудрившийся взять жизнь, как берут быка за рога, он, даже оседлавший это строптивое животное, осознавал свой личностный долг перед семьей. Взять хотя бы первое завещание, написанное в 1938 году, где А. Гитлер четко определял размеры ежемесячного пособия своим родным, включая и Ангелу Раубаль-Хаммицш, с которой был в размолвке, и Фридль Раубаль-Хохэггер. Известно также, что свою младшую сестру Паулу, с которой они были слишком непохожи, слишком далеки, Адольф также всегда поддерживал; до 1945 г. она получала от брата ежемесячно по 500 рейхсмарок, а в апреле 1945-го по поручению Гитлера ей, приехавшей в Берхтесгеден, было передано Шаубом 100.000 рейхсмарок.

Изыскивая всякие неприличия в поведении взрослого дяди и его простодушной молоденькой племянницы, авторы друг за другом пересказывают факт, что когда Гели приходила на уроки музыки к заменившему Фогля преподавателю музыки Гансу Штреку («адъютант Людендорфа в дни путча, который убедил Гитлера, что девушку можно научить пению»), будто бы Гитлер «тайком пробирался в квартиру преподавателя, подслушивал из прихожей пение своей племянницы. Штрек его как-то поймал. Учитель пения нашел, что Гитлер вел себя «как влюбленный школьник», его поведение нельзя было назвать нормальным» (Э. Шааке. Женщины Гитлера. М., 2003, с. 104). Однако, во-первых, «тайком» пробраться в квартиру учителя было невозможно, потому что дверь приходящим открывала прислуга, во-вторых, что плохого ожидать несколько минут вне кабинета, где идут занятия? В-третьих, сведения о «влюбленном» Гитлере распространил все тот же Эрнст Ханфштенгль, а после позаимствовали другие авторы. На это же указывает и Эрих Шааке, взяв слова о влюбленности в кавычки и сделав сноску, однако мысль ему явно пришлась по душе, иначе бы он не сделал вывод о ненормальности чужого поведения. Впрочем, у самого Ханфштенгля мне встретилась другая фраза о тех же событиях: «Иногда он приезжал сам и заходил за ней до окончания урока, тихо входил и слушал из зала» (Э. Ганфштенгль, с. 175).

В отношениях с девушками Гитлер не позволял себе ничего лишнего. И вряд ли в этом видится небрежение женщинами и предпочтение им мужчин, – о чем также любят рассуждать многие. Скорее всего, истоки такого, замечу – абсолютно нормального для первой половины ХХ века! – поведения кроются в пуританстве и соблюдении традиций. Семья и брак еще святы в обществе. И судить о поведении мужчин, живших почти 100 лет назад, мы можем, только отказавшись от той наносной свободы блуда, которую нам прививает развращенное общество и СМИ. «Девушки (речь идет об уже упоминаемых поездках на природу. – Авт.), как это позже описывала Генриетта Гофман, – подыскивали скрытое кустами место для купания: «Мы купались обнаженными и высыхали затем на солнце: надеялись стать совсем коричневыми. Как-то на обнаженную Гели села целая стайка бабочек». Гитлер при этом всегда держался на расстоянии от девушек. Сам он никогда не плавал и даже не показывался в купальном костюме – ему было бы неприятно, если бы его тело видели другие. Вместо этого он сидел в своих коротких кожаных штанах под елью и читал книги. В самые жаркие дни он снимал обувь и носки и шлепал босыми ногами по мелководью» (Э. Шааке, с.с. 105–106).

Во время ли таких идиллических радостей на лоне природы усиливалась симпатия Гели Раубаль к личному шоферу дяди – Эмилю Морису, который «исполнял на гитаре для Гели ирландские народные песни» (по свидетельству Генриетты Хоффманн)? Тот же А. Иоахимсталер отрицает подобное, потому как, по его словам, Гели Раубаль приехала в Мюнхен 5 декабря 1927 года, а Эмиль Морис был уволен шефом 22 декабря 1927 года (работал с марта 1925 г.). Однако молодые люди могли познакомиться прежде, например, в 1926-м, когда гимназистка приезжала с экскурсией в Мюнхен и встречалась с матерью и дядей. К тому же факт тайной помолвки между ними действительно имел место. Впрочем, довольно подробно об отношениях этой пары в свое время было рассказано в книге Анны Марии Зигмунд «Лучший друг фюрера» (вышла в переводе на русский в 2006 г.).

Известно, что Морис за события ноября 1923 года также девять месяцев провел в тюрьме Ландсберга, и стал водителем Гитлера через некоторое время после отсидки. В своих показаниях в 1948 году он сообщал: «В 1926 году я вступил в партию и СС. Причиной моего выхода из партии в конце 1927 года явилась моя помолвка (с Гели Раубаль), которая не устраивала Гитлера. Он просто перестал меня использовать, не объясняя причины. После того как я прожил свои сбережения, я подал на него в мюнхенский суд по разбору трудовых конфликтов, добиваясь выплаты причитающегося мне жалования. Суд обязал Гитлера уплатить. С этими деньгами в 1928 году я начал свое дело как часовщик. Тогда меня считали «вне закона» из-за того, что я посмел пожаловаться на Гитлера».

«Когда в декабре 1927 года он (Эмиль Морис. – Авт.) был помолвлен с Гели Раубаль, Гитлер потребовал от него либо немедленно расторгнуть помолвку, либо уйти с его службы. Поскольку Морис не согласился на первое, Гитлер уволил его и резко оборвал дружбу с ним», – писала в стенографических заметках Кристина Шрёдер. Любители «клубнички» увидели в этом увольнении лишь месть влюбленного дядюшки. Тогда как ответ кроется в широко (!) цитируемом письме Гели Раубаль к Эмилю Морису от 24 декабря 1927 года: «Одно мы должны твердо понять. Дядя Адольф требует, чтобы мы ждали два года… Подумай только, Эмиль, целых два года, когда мы лишь украдкой можем целоваться и всегда оставаться под присмотром д. А. (дяди Адольфа)». Но что свершится через два года? – всего-навсего наступит совершеннолетие Гели! И разве отцы в добропорядочных семьях немецких бюргеров поступали иначе?! Да, Адольф Гитлер ей не отец, но он, взяв на себя заботу о семье, отчасти заменил Гели отца. Судите сами хотя бы по этому письму (цитируется по книге А. Иоахимсталера, с. 246–247).

«Мой милый Эмиль!

Почтальон принес мне уже три твоих письма, но я никогда так не радовалась, как читала последнее из них. Наверное, причина в том, что мы в последние дни так много пережили. За эти два дня (с 22 декабря) я так страдала, как никогда прежде. Но так должно было случиться, и это определенно хорошо для нас обоих. Теперь у меня такое ощущение, что эти дни связали нас навсегда. Одно мы должны твердо понять. Дядя Адольф требует, чтобы мы ждали два года… Подумай только, Эмиль, целых два года, когда мы лишь украдкой можем целоваться и всегда оставаться под присмотром д. А. (дяди Адольфа). Ты должен работать, чтобы заработать нам на жизнь. …кроме моей любви и безусловной верности Тебе… Я бесконечно люблю тебя! …Дядя Адольф требует, чтобы я училась дальше… Сейчас он ужасно ласков. Я хотела бы принести ему большую радость, только не знаю, как это сделать… Но дядя А. говорит, что наша любовь должна оставаться тайной… Думаю, я буду совершенно счастлива. Вечером мы увидимся у рождественской елки или, может, даже днем? Милый, милый Эмиль, я так счастлива, что могу остаться с Тобой. Мы будем видеться часто и часто наедине, это обещал мне дядя А. он – золото. Представь себе, если бы я теперь оказалась в Вене. Я бы долго не знала о тебе ничего. Мне так одиноко в Вене, хотя там моя мать. Ты был бы здесь, в Мюнхене. И я обязана этим главным образом фрау Гесс. Сначала я не хотела, чтобы она пришла ко мне. Но когда она пришла, то была так ласкова, она – единственный человек, верящий, что Ты действительно любишь меня, и поэтому я ее полюбила. Надеюсь, Ты получишь письмо уже сегодня вечером!

Тысяча поцелуев от Твоей Гели.

    Я очень счастлива!»

Гитлер со своими племянницами Анжелой «Гели» и Эльфридой Раубаль

Основной смысл послания таков: дядя (взявший на себя роль отца) требует, чтобы девушка не только ждала своего совершеннолетия, но и продолжала образование, тогда как мужчина, готовый на ней жениться, обязан трудиться для обеспечения будущего семьи. Также следует обратить внимание на то, что мать легкомысленной Гели находится далеко от дочери, а тут еще фрау Гесс, единственный человек, верящий, что Морис действительно любит племянницу Адольфа Гитлера, – человека, имеющего вес и стремящегося к вершине власти.

Дядя Адольф, пообещавший Гели игрушку – замужество с симпатичным ей человеком, простым парнем-шофером, еще несколько лет наблюдал за сменой капризных девичьих желаний, среди которых были и желания новых помолвок. «Я оставляю за собой право находиться рядом и не спускать с нее глаз до тех пор, пока она не найдет себе мужа, отвечающего моим требованиям», – рационально и совсем по-отечески подметил Гитлер в разговоре с Генрихом Хоффманном. Кстати, дальнейшая судьба Эмиля Мориса вовсе не была трагичной из-за конфликта с Гитлером. Несмотря на судебные разбирательства, этот человек остался верен нацистским идеалам, он принимал участи в печально известной «Ночи длинных ножей», сопровождал Гитлера в Бад-Висзее, в 1936 г. стал депутатом Рейхстага, в 1937 г. – руководителем Общества профессиональных ремесленников в Баварии и президентом Торговой палаты Мюнхена, в 1939 г. – еще и оберфюрером СС. Риторический вопрос: разве мог так продвинуться по служебной лестнице человек, которого глава государства считал бы своим соперником в деле любви?! Эмиль Морис вскоре после размолвки с Адольфом Гитлером женился, завел детей, и был вполне счастлив со своей супругой.

Да разве Эмиль был единственным в списках сердец, покоренных юной красавицей? Говорят, будучи помолвленной, Гели сама влюбилась в некоего человека, с которым познакомилась еще в Вене. Мать подтверждала, что Гели любила человека из Линца, музыканта, на 16 лет старше ее, и мечтала выйти за него замуж. Ходили слухи об этом скрипаче, на 16 лет старше, также желающем во что бы то ни стало жениться на прелестнице. В чувствах к жизнерадостной девушке признавались доктор Пёльцер – оперный тенор из Мюнхена, несколько других мужчин. «Теперь дядя, осознающий свое влияние на Твою мать, старается с безграничным цинизмом использовать ее слабости. К несчастью только когда Ты будешь совершеннолетней, мы сможем ответить на этот шантаж…», – писал в письме Гели некий художник из Линца, очередной охотник, страждущий добраться до аппетитного тела племянницы влиятельного партийного деятеля. «Легкомысленная девица, пробующая свое искусство обольщения на каждом», – охарактеризовала девушку экономка Гитлера Анни Винтер, развенчивая гаденькие намеки ушлых и любопытствующих журналистов: «Он (Гитлер. – Авт.) к ней относился как отец. Он хотел, чтобы у нее все было хорошо. Гели была обычной легкомысленной девушкой, испытывающей чуть ли не на каждом мужчине свое обаяние. Гитлер просто хотел уберечь ее от дурного влияния» (цитируется по: Н. Ган. Ева Браун: жизнь, любовь, судьба. М., 2003, с. 18).

Избалованная девица получала практически все, что хотела: пикники, экскурсии, автомобильные прогулки, походы в театры, кино, в рестораны, на концерты. Они посещали все новые оперные и театральные постановки, и даже магазины. «Гели любила Гитлера, – подтверждает Анни Винтер. – Она неотступно следовала за ним. Несомненно, она очень хотела стать «госпожой Гитлер». Он был, конечно, выгодным женихом, но ведь она флиртовала с кем ни попадя. Гели была очень легкомысленной» (Там же, с. 20). Даже бывший краткое время женихом Эмиль Морис, впоследствии признавал, что его брак с Гели вряд ли был бы счастливым; «Она утащила бы меня вслед за собой в пропасть»… И о какой интимной интриге Гели с Адольфом Гитлером может идти речь, если он был категорически тверд в вопросах незыблемости и святости брака, а тем паче – зыбких вопросах кровосмешения. «Гитлер был душой нацистской партии, ее создателем, выразителем ее идеологии. Мужчины относились к нему с почтением, женщины – с обожанием. Он не мог рисковать скандалом, особенно в связи со своей племянницей. / И все же Гитлер впервые в жизни был влюблен – ошеломляюще, неподобающе, страстно влюблен. – Утверждает автор книги «Загубленная жизнь Евы Браун» Анжела Ламберт, и мы можем даже согласиться с автором. – Чувства Гели угадать сложнее. Она гордилась своей властью над ним, но сопротивлялась его попыткам ограничить ее свободу. Гитлер столкнулся с личностью, которую не в состоянии был подчинить себе – ни приказами, ни подарками, ни даже засовами на дверях. Вопреки собственной воле он был заворожен «маленькой дикаркой», и ее сопротивление приводило его в ярость… По выходным, если он не был занят делами партии и не произносил публичных речей, они обычно оправлялись в Оберзальцберг, хотя присутствие ее матери исключало любого рода интимные отношения, так как в то время Хаус Вахенфельд еще был маленьким домиком. Могла ли Ангела Раубаль оставаться в неведении относительно страсти Гитлера к ее дочери…?» (М., 2008, с.с. 138, 139)

Один тот факт, что властная и решительная австрийка, настоящая пуританка и приверженка традиций Ангела Франциска Йохана Гитлер-Раубаль после гибели дочери остается жить и работать в Оберзальцберге, в имении Адольфа, свидетельствует о его полной «невиновности». В записи из протокола допроса матери Гели в мае 1945 года есть такие слова: «Что касается дочери Ангелы Раубаль, более известной как Гели Раубаль, то сводная сестра отрицает существование каких-либо интимных отношений ее с ним».

И все же гадкие слухи кочуют из книги в книгу. Особенно смакуется эпизод, что будто бы дядя Адольф заставлял обнаженную Гели садиться перед и над ним, распластанным на полу, чтобы лицезреть ее прелести и мочиться на него. Прекрасная сплетня для представления Гитлера в образе человека, достойного быть пациентом специализированных клиник а, значит, морального и нравственного урода, который только и мог, что терроризировать весь мир, включая несчастных евреев. Но когда отыскиваешь первоисточник подобных слухов, то оказывается, что их авторами чаще всего были либо приснопамятный Эрнст Ханфштенгль, либо доктор Отто Штрассер, которого Гитлер в 1930 году назвал «похотливым циником». А рисунки обнаженной Гели, сделанные рукой Гитлера, оказались, по словам А. Иоахимсталера, и вовсе фальшивками, «сфабрикованными Конрадом Куйау (1938–2000), иначе, доктором Конрадом Фишером, известным своей фабрикацией пресловутых дневников Гитлера».

4 июня 1929 года Гели стала совершеннолетней.

1 октября 1929 года Гитлер снял прекрасную девятикомнатную квартиру в доме на Принцрегентенплатц, 16, в которой также стала проживать и Гели, заняв отдельные апартаменты.

А еще через короткий срок, в пятницу, 18 сентября 1931 года прелестное дитя переступила грань, отделяющую мир живых от мира мертвых…

Глава 5. «Здесь покоится солнечный лучик…»

Работавшая экономкой в доме на Принцрегентенплатц, 16 Анни Винтер утверждала, что 18 сентября 1931 года Гели Раубаль вернулась в квартиру Гитлера из Оберзальцберга, где провела некоторое время под присмотром матери. Она явилась ближе к полудню и вела себя возбужденно, но в то же время депрессивно. Возможно, девушка переживала из-за нелегкого разговора с матерью, которая не дозволила ей поехать в Вену, к музыканту много старше, к которому Гели якобы испытывала сильные чувства (у разных авторов разные версии: Гели возжелала ехать к оперному певцу… к художнику; к скрипачу; к профессору и др.; везде – без имени). Все ее признания в пылких чувствованиях уже давно для близких могли означать лишь очередной каприз избалованной кокотки.

Гели – любимая и опекаемая всеми – жила как принцесса. «Она всегда одевалась очень элегантно. Ее платья, купленные в основном в Вене или Зальцбурге, постоянно производили фурор в арендованной Гитлером близ Берхтесгадена вилле «Вахенфельд». Когда Гели и ее мать гостили там и по воскресеньям ходили в церковь Иисуса и Марии, прихожане, в том числе дети, позабыв о молитве, смотрели на нее во все глаза, такая она была красивая и шикарная», – признавала фрау Анни Винтер. «В начале 1930 года я сама их видела вдвоем во время фестиваля в театре принца-регента, где меня Гели поразила особенной красотой и накидкой из голубого песца», – вспоминала в личном разговоре с Иоахимсталером Кристина Шрёдер.

Дом на Принцрегентенплатц, окруженный высокими деревьями, где снимал квартиру в девять комнат дядя Адольф, находился в фешенебельном районе Мюнхена Богенхаузен. Совсем рядом был театр Принца Регента. В квартире вместе с Адольфом Гитлером поселилась семейная пара – Эрнст и Мария Рейхерт (муж работал личным камердинером, а жена – горничной и поварихой). Также были приняты на работу Георг Винтер (служил дворецким) и Анна Кирмайр (уборщица).

Геле, которая въехала сюда 5 октября 1929 года, была отведена большая угловая комната, оклеенная светло-зелеными обоями. Новоиспеченная хозяйка обставила ее по своему вкусу: в Зальцбурге была изготовлена мебель в античном стиле, привезена стильная крестьянская утварь – расписной комод и шкаф, закуплено вышитое шелком постельное белье. «Стиль нарушала только выполненная акварелью картина с изображением одного из проходивших на территории Бельгии боевых эпизодов Первой мировой войны. Нет нужды говорить, что ее нарисовал Гитлер» (Н. Ган, с. 13). «На стену Гели для контраста повесила акварель своего дяди с изображением опустошенного войной бельгийского ландшафта» (Э. Шааке, с. 110). Однако можно сказать и так: на стене висела мастерски выполненная акварель, изображающая батальную сцену. Адольф Гитлер, как бы ни старались в послевоенные годы представить его бездарным мазилой, на самом деле был великолепным художником (о чем все чаще говорят уже в наше время, и о чем можно судить самостоятельно при взглядах на изредка печатаемые в постсоветских источниках репродукции! Ах, да, и о чем свидетельствуют цены на изредка попадающие на международные аукционы работы руки А. Гитлера), а то, что Гели выбрала именно такую (сложную для исполнения любого творческого человека сцену), свидетельствовало о ее вкусе и желании выдержать убранство дома в едином стиле (но, может, просто как дань уважения дяде). «В квартире царила мрачная могильная атмосфера, и это настроение усиливалось от написанных маслом картин, которые Гитлер велел повесить на стенах: портреты матери, Бисмарка в военной форме, Фридриха Великого. В рабочем кабинете Гитлера висела гравюра Альбрехта Дюрера, изображающая три фигуры, скачущие по гористому ландшафту, – «Рыцарь, Смерть и Дьявол»» (Э. Шааке, там же). Картины подобного содержания вряд ли могли свидетельствовать о «мрачной могильной атмосфере, царящей в квартире», скорее – о возвышенной атмосфере осознания славных воинских традиций, почитания предков и светлой сыновней любви… Вряд ли и массивная, но удобная мебель, созданная по эскизам известного архитектора Людвига Трооста (был автором проектов многих партийных зданий, в том числе и «Дома германского искусства»), полки из благородного дерева, заставленные великолепными альбомами и книгами, в том числе и старинными, или строгие торшеры, мягко освещающие пространство, или даже живые цветы в вазах (Гитлер обожал орхидеи), характеризуют мрак и смерть. Как говорится: кто что хочет видеть, тот то и описывает…

О почитании Адольфом Гитлером книг, художественного и музыкального искусства много рассуждал в своих воспоминаниях все тот же Ханфштенгль. И тут надо отдать ему должное: бывший соратник сумел передать многие грани личности вождя национал-социализма, которые не давали повода его личным многочисленным недругам после войны обратиться с вопросами: 1. Почему ты так преданно служил идиоту и необразованному недоумку Гитлеру, коим он представлен мировому сообществу? 2. Может, и ты такой же зловещий преступник, и достоин самого сурового наказания?! К слову: член НСДАП с 1922 г. и участник путча 1923 г. Ханфштенгль, писавший для фюрера марши и дававший сведения о евреях среди деятелей немецкого искусства, несмотря на то, что был интернирован из США в послевоенную Германию, серьезного наказания избежал. «Он был ненасытным читателем и буквально проглатывал историческую литературу… Он мог без конца читать о Фридрихе Великом и Французской революции, исторические уроки которой он старался проанализировать для выработки политики в условиях существующих в Германии проблем. Многие годы Фридрих был его кумиром, и он без устали приводил примеры побед короля над значительно превосходящим по численности противником в ходе создания Пруссии», – писал Эрнст Ханфштенгль (вышеназванный источник, с. 35). Среди воспоминаний этого автора есть довольно подробное описание посещения им вместе с Гитлером в 20-х годах Военного музея в Берлине, где находился последний мундир Фридриха Великого. «Гитлер, должно быть, посещал этот музей и раньше, потому что знал все факты из путеводителя наизусть, и это убедительное свидетельство прошлой прусской военной славы явно проливало бальзам на тоску по прошлому. Он беспрерывно, как фонтан, выдавал факты и детали об оружии, мундирах, картах и войсковом имуществе, которыми было заполнено это здание…» (Там же, с. 56). Однако, – и мы убедимся в этом позднее – не только военная тема увлекала будущего фюрера, хотя и была доминирующей.

Но вернемся к нашему повествованию. Скажу лишь, что все эти отступления важны для того, чтобы понять, с каким человеком жили бок о бок героини этой книги, кого и за какие качества выбирали себе в кумиры.

В день возвращения Гели в Мюнхен Адольф Гитлер выезжал в Нюрнберг, «чтобы подготовить речь, которую он планировал сказать в Северной Германии по случаю муниципальных выборов в Гамбурге». Примерно в 14.30 18-го сентября 1931 года Гитлер поднялся в квартиру, чтобы предупредить прислугу и Гели, что уезжает на запланированные партийные мероприятия. Это сильно рассердило девушку, которой требовалось срочно поговорить с дядей насчет своей поездки в Вену к «возлюбленному». Вместо длинных разглагольствований она услышала твердое: «Нет!», завуалированное под: «Да», но «при условии, что ее живущая в Берхстесгадене мать также поедет в Вену» (из показаний А. Гитлера мюнхенскому комиссару криминальной полиции 19 сентября т.г.).

Собрав чемодан, Адольф Гитлер вместе с Генрихом Хоффманном спустились по лестнице к автомобилю, в котором их ждали Шауб и водитель Шрек. Девушка, вышедшая их проводить, словно озорничая, свесилась с перил и выкрикнула вслед: «До свидания, дядя Адольф! До свидания, господин Хоффманн!» Гитлер на мгновение остановился, затем вернулся, чтобы сказать что-то важное племяннице (или еще раз попрощаться? – даже если это было просто предчувствие, то ничего особо странного в сем нет, ведь многие близкие люди чувствуют расставание).

Оставшись одна, девушка сначала сказала фрау Винтер, что хочет пойти в кино, но затем заперлась в своей комнате. «…около 15 часов я видела как Гели Раубаль, сильно взволнованная, пошла в комнату Гитлера и потом поспешила вернуться в свою комнату… Сейчас я думаю, что тогда она взяла из стола Гитлера пистолет. Я присутствовала при взламывании двери в ее комнату моим мужем», – свидетельствовала Анни Винтер в полиции на следующий день после трагедии. «Сегодня в 9.30 утра моя жена сказала мне, что с Раубаль что-то случилось, поскольку дверь в ее комнату заперта, а пистолета Гитлера, обычно хранившегося в соседней комнате в незапертом шкафу, нет на месте…», – вторил Георг Винтер. По словам свидетелей, обычно при отъезде Гитлер оставлял свой «Вальтер» калибра 6, 35 мм для сохранения племяннице, «которая привыкла к этому и клала его на свой письменный или ночной столик». Возможно, он приучал ее к мысли иметь оружие для самообороны.

«Гитлер, владевший целым арсеналом оружия, настоятельно советовал племяннице научиться стрелять из пистолета. Он часто повторял: /– Уж если ты живешь с политическим деятелем, научись защищать себя», – сообщал читателю Н. Ган (прежде названный источник, с. 14).

Как установила мюнхенская полиция, выстрел произошел около 17 часов; девушка получила пулю в легкое, истекла кровью и задохнулась. Некоторые признаки насильственной смерти, как то: синяки и вмятины на лице, оказались следствием многочасового лежания лицом вниз на полу, перед софой. Скорее всего, девушка только хотела проверить, заряжено ли оружие, и в роковой импульсивности произвела неосторожный выстрел. «Я не понимаю, почему она это сделала. Может быть, это просто несчастный случай и Ангела, играя с пистолетом, неловко нажала на курок», – констатировала несчастная мать на казенном допросе в 1945 году.

В отчете полиции на следующий после трагедии день появилась запись: «В комнате Раубаль не найдено письма или записки, дающих какие-либо сведения о намерении самоубийства. Только начатое письмо подруге в Вену, в котором нет намека на пресыщение жизнью, лежало на столе». «Направление выстрела показало, – сообщал доверенный соратник Гитлера Отто Вагенер (Otto Wagener), – что оружие, очевидно, держалось левой рукой, со ствола, направленным на себя. Поскольку Гели только что сидела за письменным столом и писала совершенно безобидное письмо, которое не успела закончить, можно предположить, что ей вдруг захотелось взять пистолет, чтобы проверить, заряжен ли он, и при этом, очевидно, и произошел выстрел… Несомненно, это был несчастный случай».

Несмотря на то, что слухи о самоубийстве Гели (то ли из-за деспотизма дяди, то ли из-за несчастной любви), а то и вовсе слухи об убийстве ее самолично Гитлером имели место, все же самую нелепую причину смерти девушки впервые озвучил незабвенный Эрнст Ханфштенгль: «Она была беременна от одного молодого еврейского учителя рисования в Линце, которого она встретила в 1928 году, и хотела перед самой гибелью выйти за него замуж». Хотя и сам автор, и другие его коллеги неоднократно подчеркивали, что Гели была едва ли не пленницей дяди Адольфа, а, значит, ни дядя, ни адъютанты, ни прислуга никакого «молодого еврейского учителя рисования» к ней бы на пушечный выстрел не подпустили, тем более не дозволили бы такой любовной связи длиться на протяжении нескольких лет.

Версию о беременности Гели популяризируют и некоторые писатели на постсоветском пространстве. «…через несколько лет в жизнь Гитлера вошла Ева Браун, и это оказалось роковым событием для Гели. В прямом смысле Гитлер не изменял Гели, но он открыто флиртовал с Евой, и, хотя женщины не были знакомы друг с другом, каждая знала о существовании соперницы. Гели не вынесла такого положения и 18 сентября 1931 года покончила с собой в мюнхенской квартире Гитлера. По некоторым данным, в тот момент она была от него беременна» (Б. Соколов. Адольф Гитлер. Жизнь под свастикой. М., 2006, с. 142). Повторюсь: обе соперницы были знакомы друг с другом, т. к. уже официально известно, что в праздничный Октоберфест 1930 года они встречались и общались в присутствии Генриха Хоффманна.

Любопытен в своих «показаниях» А. Васильченко, отписывающий последний день Гели Раубаль. Расставшись с Гитлером и Хоффманном, Гели, уходя к себе, зачем-то говорит экономке: «Честное слово, у меня с дядей ничего нет и не было» (можете ли вы себе представить, чтобы самолюбивая и уверенная в себе молодая женщина, живущая в квартире очень и очень влиятельного политика, вождя НСДАП, вдруг начала отчитываться перед служанкой?). «Тем временем в квартире Гитлера происходило следующее. Гели, роясь в карманах куртки дяди, нашла письмо, написанное на листке голубой бумаги. Позднее Анни Винтер заметила, что девушка гневно его разорвала и выбросила в мусорную корзину. Любопытная экономка сложила клочки и прочитала: «Дорогой Гер Гитлер. Спасибо еще раз за чудесное приглашение в театр. Это был памятный вечер. Я очень благодарна за доброту и считаю часы до нашей следующей встречи. Ваша Ева». Письмо было от Евы Браун, с которой Гитлер несколько месяцев назад возобновил тайную связь» (А. Васильченко. Секс в Третьем рейхе. М, 2005, с. 95). И далее: «После смерти Гели у Евы не осталось соперниц, и в 1932 году, то есть, через три года после знакомства, она стала любовницей Гитлера» (с. 99); (но как же «возобновление тайной связи» в середине 1931-го, подразумевающей по определению никак не платонические воздыхания?).

В 1931 году, в возрасте 23 лет, Гели была найдена мертвой в принадлежащей Гитлеру квартире в Мюнхене с огнестрельной раной в груди

После ночи с 18 на 19 сентября 1931 года, проведенной Адольфом Гитлером в гостинице «Немецкий двор» («Deutscher Hof») в Нюрнберге, он получает ошеломляющее известие. После чего, сокрушенный, приказывает своему водителю Юлиусу Шреку возвращаться как можно быстрее в Мюнхен. 19 сентября сразу после 14.30 Адольф Гитлер вошел в свою квартиру, где уже находилась убитая горем мать погибшей девушки, срочно приехавшая из Оберзальцберга. В 15.30 в квартиру поднялась полиция для допроса вновь прибывших.

И смерть «единственной близкой ему из родственников», и слухи о его причастности к ее кончине, и газетная шумиха первых дней вынудили Адольфа на время покинуть город. Его естественной реакцией было уехать, хоть на короткое время скрыться ото всех; с 20 по 22 сентября Гитлер находился в доме своего друга Адольфа Мюллера на Тегернзее.

Около 14.30 19 сентября тело Гели в гробу отвезли на мюнхенское кладбище Остфридхоф; но уже 22 сентября по желанию матери перевезли в Вену. 26 сентября временную могилу посетил (с дозволения австрийских властей) Адольф Гитлер. С ним пришли его сестра Ангела, ее дочь Эльфрида и сын Лео, а также Рём, Мюллер, Анни Винтер, Шрек и Шауб.

Возможно, и после на протяжении некоторого времени Гели Раубаль значила для фюрера гораздо больше, чем все остальные женщины. «Тем более странно, что после 1938 года никто не ухаживал за ее могилой. После войны, 11 марта 1946 года, останки Гели Раубаль «…эксгумировали» и захоронили в могиле № 73. На фотографии 1950 года можно увидеть могилу № 73 и картонную табличку на подставке для венков с надписью «Angela Raubal». В 60-е годы этот ряд могил сравняли с землей и превратили в зеленую лужайку. / Американский журналист Нерин Э. Ган в 1966 году с помощью кладбищенского смотрителя на центральном кладбище Вены нашел мраморную плиту с такой надписью: / «Здесь покоится вечным сном наше любимое дитя Гели. Она была нашим солнцем. Родилась 4.6.1908 – умерла 18.9.1931. / Семья Раубаль» …Как бы то ни было, больше не осталось ничего… /Остался только последний из многих вопросов, заданных короткой жизнью Гели Раубаль: почему у ее матери или у родственников «любимого дитя Гели», не говоря уже о «фюрере Великогерманского рейха», не нашлось несколько марок, чтобы купить ей приличную могилу?» – резонно рассуждает А. Иоахимсталер (с. 262).

Что касается упомянутого здесь американца, то он действительно описал свои перипетии в поисках могилы несчастного создания, так рано покинувшего этот бренный мир. «Автору не удалось найти могилу Гели. К моменту включения Австрии в состав Третьего рейха она находилась прямо посреди кладбища. Австрийцы, умеющие как никто другой приспосабливаться к меняющимся политическим обстоятельствам, с легкостью используют в этих целях даже могилы, чтобы избежать ответственности. Поэтому они перенесли захоронение в самый дальний угол кладбища. В управлении бургомистра Вены отрицали даже сам факт ее существования. Но кладбищенский сторож поддался в конце концов на уговоры и отвел автора к засыпанной бурой землей мраморной плите с надписью: «Здесь покоится наше любимое дитя Гели, наш солнечный лучик. Родилась… умерла… Семья Раубаль» (Э. Шааке, с. 21).

Неважно, кем была Гели для родных: солнцем, или солнечным лучиком… Но для Адольфа Гитлера она стала жертвенным агнцем, положенным на алтарь его «мессианского» служения Германии. «Теперь я совсем свободен, внутренне и внешне. Возможно, так и должно быть. Теперь я принадлежу только германскому народу и моей миссии. Бедная Гели! Ей пришлось для этого принести себя в жертву», – с обычной патетикой сознался Гитлер своему соратнику Отто Вагенеру. И, поверив в сказанное им же самим, и приняв сам факт невинной жертвы, этот человек с особым воодушевлением приступил к восхождению на новую вершину Власти.

Глава 6. Роковая печать Иоганна фон Непомука Гидлера

Несмотря на то, что биография Адольфа Гитлера расписана во многих, пусть и противоречивых источниках, все же и нам придется остановиться на этом. Чтобы понять: кем на самом деле был человек, который, отчасти обладая данными ему позднее нелицеприятными характеристиками, имел несомненные и уникальные таланты: к примеру, обладал даром медиума и умел прилюдно вводить женщин в оргазм. Но это далеко не все его особенности!

Обращаясь к семье Гидлер-Гитлер и биографии Адольфа, попытаемся внести абсолютно новые нюансы, которые мне кажутся весьма значительными. Может, как раз эти всплывающие на свет подробности и станут недостающими звеньями, открывающими полную картину начал и следствий, объясняющими Великую Трагедию, как немецкого народа, так и всего мира в 40-е годы ХХ века.

Предками Адольфа были австрийцы, или как еще их называли, богемские немцы. Третья жена и троюродная сестра Алоиза Гитлера Клара Пёльцль, произведшая на свет будущего фюрера национал-социализма, родилась 20 августа 1860 г. в небольшом городке Шпитале. Она приходилась внучкой Иоганну фон Непомуку Гидлеру.

По мнению отдельных ученых, подобные варьирования одной фамилии обычно касались крестьян или малоимущих жителей Германии. За точностью написания своих фамилий в те давние времена могли следить только дворяне и священники. И вот тут возникает одна версия, которую озвучил автор художественно-публицистических книг и научных профессор Олег Грейгъ, и начало которой полегает в том, что Иоганн фон Непомук Гидлер, имевший древнее германское дворянское происхождение, еще в начале XVIII века оказывал частные услуги русским дипломатам, находящимся по делам службы в Германии. Гидлер (но, возможно, и Гютлер) долгие годы вел успешную и широкую торговлю, и это позволяло ему иметь связи с различными слоями не только германского общества, но и большинства стран Европы. Но в связи с некоторым спадом в торговых делах его дело стало терпеть убытки, и Гидлер стал настойчиво искать источники дохода для содержания семьи. Таким «источником» оказалось сотрудничество с русскими дипломатами, а точнее – с разведчиками из Российской Империи, для которых он мог представлять интерес. Вряд ли этот факт может быть среди невозможных по сути; XIX век следовало бы назвать веком становления разведслужб передовых стран мира. Разовые финансовые «подпитки» не спасли фон Гидлера, и семья оказалась разорена. Спустя почти 30 лет после тех событий о сотрудничестве некоего германского подданного Иоганна фон Непомука Гидлера стало известно из вновь затребованных архивных документов руководству Имперской разведки, проявлявшей особый, но вполне закономерный интерес к Германии. Однако все попытки наладить какие-либо связи с его родственниками не получили дальнейшего развития… Но роковая печать, положенная однажды на весь род, может быть кем-то – при благоприятных обстоятельствах – взломана…

Дочь Гидлера (Иоганна, будущая мать Клары Пёльцль) вышла замуж за зажиточного простолюдина, потеряв при этом единственное богатство разоренной семьи – титул. И все же ее дочери Кларе пришлось жить в довольно нелегких условиях; в 16 лет девушка в качестве то ли экономки, то ли служанки попала в дом «дяди Алоиза».