Страх. Книга вторая. Числа зверя и человека

Проснувшись (но не очнувшись) окончательно, я уставился на источник убивающего меня звука. Им, разумеется, оказался мой собственный коммуникатор, который из всех доступных ему в облаках рингтонов с какого-то перепугу выбрал пожарный набат. Выругавшись сквозь зубы, я схватил трубку.

– Феликс Зарянич? – спросил незнакомый и чрезвычайно официальный голос. Спросил слишком громко для моей бедной больной головы.

Определенно, вчера мы с Максом подошли к отдыху максимально серьезно. Я попытался улыбнуться невзначай выскочившему каламбуру, но лучше бы я этого не делал. О ч-ч-черт! И ведь сам-то Макс, этот вечный счастливчик, наверняка сейчас себя чувствует превосходно. Не бывает у него похмелья. Ненавижу!

– Говорите тише, – невольно вырвалось у меня. – Да, я Феликс. Кто вы?

– Дежурный реанимационного отделения городской клиники.

Меня прошиб холодный пот. И уже не от похмелья. Я даже про головную боль забыл. Словно этот дурацкий кошмарный сон был не дурацким, а вещим.

– Вам знакома Рита Залинская? – чуть тише спросил голос.

– Да, – выдавил я. – Это моя девушка, – сказал я, холодея. – Что с ней?

В голосе прорезалось профессиональное сочувствие. Плевать ему было и на Риту, и на меня, но их так тренируют: с близкими разговаривать мягко. Хотя, может, мне все мерещится.

– Ее доставили вчера вечером после автомобильной аварии.

Это что, выходит, когда мы с Максом пили пиво, Рита истекала кровью?!

В моем больном мозгу пронесся бешеным галопом эскадрон виноватых мыслей, и каждая успевала стегнуть меня нагайкой. Ты скотина, Феликс! Бездушная, равнодушная скотина! А что, если Рита попала в аварию из-за меня? Ведь именно из-за меня она вчера вспылила. Разве можно было в таком состоянии за руль садиться?

Секундная самоэкзекуция заставила меня выдавить главный вопрос:

– Как она?

– Состояние стабильно-тяжелое, жизнь сейчас вне опасности. Но есть некоторые нюансы, которые нам следует обсудить. И чем быстрее, тем лучше.

Нет, никакого сочувствия в голосе не было, ни профессионального, ни тем более обычного человеческого. Человек просто на работе.

– Как вас най… – начал было я и осекся. – Тьфу, я же знаю, это первая реанимация, да?

– Именно. Подойдете в регистратуру и…

– Я знаю. Я работаю у профессора Кмоторовича, коллега. Скоро буду.

– Удачно добраться, – ответил коллега, прежде чем я нажал отбой.

Вот зачем я ему стал докладывать про то, что у Алекса работаю? Разве это имеет сейчас хоть какое-то значение? Значение имеет то, как я туда добираться стану. И побыстрее. Я посмотрел на часы – начало шестого. По такому случаю можно было бы растолкать Макса, но сейчас у него в крови алкоголь, а мне совершенно не хотелось бы конфликтов с дорожной полицией. По той же причине не мог воспользоваться его «кубиком» я сам.

Я достал портмоне и пересчитал наличность. Негусто. Нет, пивом меня вчера угощал Макс, так что особо сильно я не тратился, но что толку. Все равно на такси хватало только в один конец. Да и ладно – обратно как-нибудь доберусь. Не первый раз с работы домой пешком хожу. Или вообще заночую в лаборатории, кстати, у меня там еще вчерашние бутерброды лежат…

О чем ты думаешь, скотина бездушная, мысленно одернул я себя. Там Рита кровью истекает, а ты о жратве. Меня замутило.

Я прекрасно понимал, что такое реанимация, так что никакой кровью, положим, Рита уже не истекала, да и доставили ее еще вчера. Господи, только бы у нее не было чего-то такого… такого… В аварии ведь можно обгореть, лишиться рук, ног, глаз…

Тогда я ее точно не брошу, почему-то подумал я, хотя речь о совместной жизни у нас с Ритой никогда не заходила. Ни за что не брошу, что бы с ней ни случилось, в каком бы состоянии она ни была.

На ходу натягивая старенькое, купленное еще в университетские времена пальто, заматывая шею кашне, я спустился на первый этаж. Ни Анны, ни Макса не было видно. Анна в последнее время почти не выходила из своей комнаты – видно, чувствовала себя не лучшим образом. Ну а Макс, вероятно, беззаботно дрых после нашего вчерашнего «заплыва».

Выскочив из дома (хорошо хоть, ботинки надеть не забыл и дверь входную запер, вот какой молодец), я торопливо побежал к стоянке такси, чтобы не платить дополнительно за вызов.

То, что нужно было что-то делать – одеваться, обуваться, бежать, ловить такси, – немного разгоняло ледяной холод, стягивавший внутренности, немного помогало справиться с тяжелым давящим страхом. Но помогало не слишком успешно.

15.12.2042. Город.

Дом Анны. Макс

Разбудил меня Феликс, которому с утра пораньше приспичило куда-то усвистать. Возможно, ему самому казалось, что он двигается тише мыши, но на самом деле шума он производил вполне достаточно, чтобы перебудить весь квартал. Ну ладно, не квартал, но мне точно хватило.

Взглянув на часы, я лениво потянулся. Рань несусветная. А у меня, между прочим, выходной. Второй подряд, перед этим я больше недели работал без продыху. Причем неделька выдалась та еще, каждый день по два-три происшествия. Не мелких вроде застрявших на дереве кошек или тлеющих мусорных баков, а вполне серьезных.

Но, надо сказать, в нашем-то городе еще по сути тишь да гладь. Если смотреть на общем фоне. Мир, по-моему, сошел с ума: только и слышишь про пожары, взрывы на химических производствах (страшный сон любого спасателя), захват заложников. А уж похищение детей и женщин начинает превращаться во всепланетную эпидемию, права вчера была Рита.

Я потянулся поосновательнее, чтоб все мышцы и косточки захрустели. Куда, в самом деле, Феликса понесло? Небось, побежал в свою лабораторию, проверять осенившую его во сне очередную гениальную идею по спасению человечества. Признаться, я не слишком верю в его чаяния. Надежды Феликса кажутся мне воздушными замками. Не то чтобы я сомневался в его личных способностях, нет-нет, Феликс очень талантлив, только сам себя недооценивает. Просто мне думается, что никто не способен единолично повернуть маховик истории. Когда завершилась эпоха глобальных завоеваний, тогда же закончилось и время гениальных одиночек. Да-да, именно так я и думаю, несмотря на то что из каждого утюга несется осанна Великому Ройзельману, Спасителю Человечества. Ну-ну. Во-первых, за этим чертовым Ройзельманом стоит вся финансовая (и черт знает какая еще) мощь корпорации Фишера. Во-вторых, вся эта история кажется мне какой-то мутной. Сомнительной. Ну в самом деле: человечеству грозит вымирание, и вдруг является гений, у которого в кармане спасительный рецепт. Прямо рояль в кустах. Все, конечно, бывает, но не просто же так мама ненавидит всю эту компашку. Да и моя профессия отучает верить в чудеса. Спасатель – человек сугубо практический. Так что сам я, разумеется, и в мыслях ни на какие спасения человечества не замахиваюсь, я до глубины души счастлив, когда удается спасти хотя бы одну человеческую жизнь. Это, поверьте, очень много – человеческая жизнь. Каждая.

За окном серели по-зимнему мрачные предутренние сумерки. Может, еще подремать? Спешить-то все равно некуда. Но, с другой стороны, раз уж проснулся (а пока размышлял о судьбах человечества, проснулся окончательно), надо, пожалуй, подниматься.

Принимая душ, я раздумывал над тем, куда же все-таки в такую-то рань понесло Феликса. Все-таки вчера он, как ни крути, перебрал, должен бы дрыхнуть без задних ног, а не в лабораторию бежать. Но других вариантов вроде нет, значит – туда, наверстывать упущенное вчера. Он же фанат-трудоголик! Еще один вариант – ранний звонок Риты, внезапно осознавшей, что… Ну что-нибудь осознавшей и решившей с утра пораньше помириться. Но это маловероятный вариант, практически из разряда ненаучной фантастики. Понаблюдав вчера за этой парочкой, я не заметил там никаких особенно высоких чувств. А жаль, кстати. Мне бы хотелось, чтобы Феликс, наконец, нашел свое счастье, обрел родного человека. Он этого заслуживает. Особенно если вспомнить его детство, о котором он не очень-то любит распространяться. Хорошо бы ему – как бы в компенсацию – толику человеческого тепла. А то сплошная работа у парня и никакой личной жизни.

На себя посмотри, ехидно фыркнул внутренний скептик. Велев ему заткнуться, ибо нечего чушь молоть, я решил сегодня же позвонить Терезе из клиники. А пока недурственно было бы перекусить или хотя бы выпить кофе. Организм-то действительно проснулся и настоятельно требовал калорий.

Неторопливо спустившись на кухню, я полез в холодильник… и насторожился.

Вчера, перед тем как ехать на встречу с Феликсом, я сделал лазанью – чтобы утром не возиться. И, естественно, сунул в холодильник. И кулинарный мой шедевр так и стоял там нетронутый. Ну Феликс умчался, не позавтракав, – это нормально. А вот мама, похоже, вчера опять не ужинала – это уже хуже. Она вообще хуже есть стала в последнее время. Пора брать дело в свои руки. Если не удастся запихать ее в клинику на предмет обследоваться (а в идеале – подлечиться), то хотя бы проконтролировать ее рацион. Нет аппетита – это, знаете ли, не довод. Как маленькая, честное слово. Придется, похоже, стоять над душой и требовать, чтобы ела как следует.

Я включил кофейник и разогрел два куска лазаньи. Свою порцию я с аппетитом приговорил, пока грелась вторая, потом налил кофе и, загрузив завтрак на поднос, отправился к маме…

Она лежала на кровати как-то криво, неловко, бессильно свесив руку…

Но дышала! Дышала! Тяжело – так что от двери было слышно, но – дышала!

Сунув на столик ненужный уже поднос, я кинулся к кровати.

Моих познаний хватило на предварительный диагноз – вероятнее всего, инсульт, и, похоже, обширный.

Вызвав «Скорую», я переложил маму так, как предписывала инструкция по оказанию первой помощи. В некотором смысле ей повезло, что она не поужинала.

Ну где же эти чертовы медики?! Я клял нерасторопность «Скорой» (тоже мне, скорая, черепахи они, а не скорые!), клял дорожные пробки (хотя в последнее время их стало гораздо меньше, да и время еще не пиковое) и уж вовсе на чем свет стоит клял себя за нашу с Феликсом вчерашнюю вечеринку. Но разве угадаешь… Оставалось надеяться, что еще не слишком поздно.

Реанимационная бригада приехала быстро (это только мне казалось, что прошло какое-то безумное количество времени), оснащенная всем необходимым, включая портативный томограф, так что клиническая картина стала ясна уже по дороге в больницу.

Проблемы с давлением вообще и головными болями в частности у мамы были всегда, сколько себя помню. Она говорила, что это последствия той аварии (наверное, так оно и было), а я просто принимал ситуацию как данность. Ну радовался, что мама старается вести здоровый образ жизни – при сосудистых проблемах первое дело. Иначе, конечно, все могло случиться гораздо раньше. Но… могло не могло, а сегодня есть сегодня.

В машине мама пришла в себя. Она даже попыталась заговорить, но язык ее почти не слушался. Равно как и тело. В общем, картина вырисовывалась совсем невеселая.

Пожилой реаниматолог, увы, лишь подтвердил мне мои собственные умозаключения: