Территория

Дипломник МГРИ. 1957 г.

Зимой случилось «событие» – я как-то незаметно написал рассказ «За козерогами». Типичный охотничий и очень слабый рассказ. Но его опубликовали, я не придал этому никакого значения.

Позднее работал в верховьях Амура. Это был старый золотоносный район, с почти выработанными рудниками, освоенный и заселенный. А в 1957 году поехал на Чукотку, просто хотелось ступить на коричневый угол карты, о котором даже в лекциях по геологии Союза говорилось не очень внятно.

Наша экспедиция базировалась в бухте Провидения, позднее мы рейнским речным пароходиком – остатки репараций, невесть как попавшие на Север, – проплыли в бухту Преображения и оттуда на двух тракторах отправились с работой к заливу Креста. Еще в бухте Преображения я понял, что погиб. Ничего похожего мне видеть не приходилось, как не приходилось раньше ходить на вельботах за моржами с чукчами, охотиться с резиновых лодок в море. Позднее начались нечеловеческие «десанты», когда все – от спальных мешков и палаток до примусов и керосина – люди несли на себе. Мы разбивали стоянки в молчаливых горных долинах, встречали пастухов, и всюду была тундра, очарование которой, кажется, еще никому не удалось передать. Я вырос в вятских лесах, но меня тянуло именно в безлесные пространства вроде тянь-шаньских предгорий или чукотской тундры.

Чукотка.1957 г. На обороте снимка автограф О. Куваева:

Грузимся на катер. Залив Креста. 1957 г.

Преддипломная практика. Чукотка. 1957 г. На обороте снимка автограф О. Куваева:

Трактор попал в талик.

Куваев обдумывает свою первую повесть…

Экспедиция окончилась довольно неудачно: погибли оба трактора, нам пришлось пешком выбираться на берег залива Креста, где ждали вельботы, потом в течение двух недель пережидать шторм, питаясь моржатиной. Над заливом каждый вечер повисали ужасные марсианские закаты на полнеба. Все это меня окончательно доконало, и на обратной дороге я залетел в Магадан, договориться о заявке в институт. Я был уже студентом шестого курса и через полгода должен был защищать диплом. В Магадане охотно пошли навстречу, заявка была послана, но чтобы попасть на Чукотку, еще долго пришлось обивать пороги в министерстве: нашу группу готовили к несколько иному профилю.

Но на Чукотку я попал. И в феврале 1958 года оказался в Певеке на берегу Чаунской губы в должности начальника партии. Певек частенько называют чукотским Клондайком.

В чукотской тундре с охотничьими трофеями. 1958–1959 гг.

Олег Куваев (слева) в гостях у чукчей. Чукотка. 1957–1959 гг.

…Я точно знаю, что сердце мое навсегда отдано тем, кто живет на окраинах государства. Людям с тихим светом в душе.

    Из документальной повести «Дом для бродяг».

А ведь мне повезло в жизни – я уже видел и держал в руках розовую чайку, и мы вместе пили из алюминиевой ложки коньяк на Ятролявеем и слушали, как плачут на озерах гагары, и наши спины сгибались под тяжестью гусей. Не каждому посчастливилось замирать от ужаса в Восточно-Сибирском море, не каждый чуть не плакал от злости на тридцатом километре кочек. Я благодарен своей работе за это, но теперь надо уже выходить за ее рамки, так как работа – это промышленность, это жесткие рамки, это ненавистная техника, вертолеты и самолеты, это нудное сидение над отчетами…

    Из письма О. Куваева старшему другу, геологу А. П. Попову.

Чукотка. 1958 г.

Начальник геологоразведочной партии Олег Куваев (сидит у костра). Чукотка. 1959 г. Снимок был послан А. П. Попову, на обороте автограф О. Куваева:

Велик и отважен русский народ. Еще месяц назад эти мальчики не видали ни черта, кроме Владимирской колхозной земли, а сейчас вот уже восьмые сутки прутся пешком вброд через реки и кочки с двухпудовыми рюкзаками. Неизвестно куда ведет их несолидный начальник, и жрать хочется до истерики – а ничего, смеются. Отличные парни. Ведь все-то это за одну тысячу рублей в месяц[2 - В те далекие годы на 1000 рублей можно было купить 46 бутылок водки или около 50 кг докторской колбасы. – Ред. (для молодых читателей).].

Поселок Певек. Чукотка. 1958–1959 гг.

Незадолго до моего приезда здесь открыли хорошее промышленное золото, в геологическом управлении и в поселке жизнь била ключом. Но система работы крепко отличалась от системы столичных экспедиций. Тундра здесь не была экзотикой, люди просто жили в ней обычной и привычной жизнью. Материальная база управления была слабой, и всякий начальник партии и сотрудники ее в значительной степени стояли в зависимости от собственной энергии, энтузиазма и… физической выносливости. Я прожил там почти три года, даже научился ездить на собачьих упряжках, все это послужило отличной школой. В управлении царил дух легкого полярного суперменства, что только помогало работе. Работа, собственно, была основным занятием, и просидеть до 12 ночи в управлении не считалось чем-то необычным, особенно когда подходил срок сдачи отчета.

Изобилие впечатлений требовало какого-то выхода, и я вспомнил о своем единственном опубликованном рассказе. Меня перевели к этому времени в Магадан в Центральное геологическое управление Северо-Востока.

…с седьмого класса я отравился мечтой о тех странах, что лежат за горизонтом, кончил институт, и вот, проработав два года, понял, что даже профессия геолога или геофизика не дает полного удовлетворения этой мечте. Сейчас у меня богатейшие возможности для научной работы и карьеры. Можно даже говорить о кандидатской кличке через четыре-пять лет при определенной интенсивности труда. Ну а дальше что?

…Сейчас я пишу интенсивнейшим образом. Я вполне согласен с Вашим тезисом о том, что не важно сразу печататься – важно научиться писать хорошо, так хорошо, чтобы в любом обывателе разбудить дремлющую в нем душу кочевника. Вот что главное…

    Из письма А. П. Попову.

Чаунский залив, Чукотка. 1959 г. Автор на переднем плане.

На обороте автограф О. Куваева:

Вот это и есть наша знаменитая шхуна «Золотой петух», которая честно служила мне на море и на реках и дала радость и счастье больше, наверное, чем дает это иной раз даже шибко любимая женщина.

Чукотка. 1961–1962 гг. О. Куваев первый слева.

Чукотка. 1961 г. Снимок был послан сестре Галине, на обороте автограф О. Куваева:

Задавленный природой человек на берегу губы Нольде. А шапка-то на нем папкина.

Остров Врангеля. 1962 г. – автограф О. Куваева на обороте (сам автор на снимке слева).

С чукчей-каюром на острове Айон. 1963 г.

На обороте автограф О. Куваева:

Остров Врангеля. 1963 г. Работа на льду.

К этой новой руководящей должности я, видимо, не был приспособлен – затосковал и неожиданно для самого себя уехал в Москву. «Вокруг света» напечатал в 1962 году несколько моих рассказов. Я пытался как-то взвесить все, что произошло.

В общем-то, это были, пожалуй, стандартные размышления о смысле жизни. В результате я самостоятельно додумался до апробированного поколениями вывода, что главное – это работа, вернее, степень ее интересности. Все остальное – сопутствующие явления. Работа может быть разной, и всякая клановость или кастовость не делает чести уму апологета какой-либо профессиональной замкнутости. Главное – работать с азартом.

К тому времени, когда меня посетили эти благие мысли, в Магадане организовался Северо-Восточный комплексный научно-исследовательский институт, и меня пригласили туда. Институт был хорошо организован и давал большой простор инициативе. Я руководил группой, которой удалось провести исследования на острове Врангеля. На легких самолетах Ан-2 мы делали съемку по дрейфующим льдам Чукотского и Восточно-Сибирского морей. Здесь тоже приходилось изворачиваться любыми способами подешевле: собаки вместо вездехода, фанерная лодка вместо катера, байдара и резиновая лодка вместо вертолета. За три года я сдружился с летчиками Полярной авиации, с байдарными капитанами, каюрами.

Занятия литературой становились чем-то вроде второй профессии. Вышла книга, готовилась к печати вторая, и потребность писать забирала все большую власть.

Вероятно, занятия литературой могут увлечь человека даже сугубо научного склада ума, не только врожденных гуманитарщиков. Человек как объект – самое сложное из всего, что выдумано природой, и процесс создания, допустим, рассказа, который заранее рассчитанным образом подействует на читателя, задача неизмеримой сложности и увлекательности. Идеал ее недостижим, и именно отсюда, мне кажется, идут рассуждения о литературе как «проклятом» ремесле, которое невозможно бросить.

Остров Врангеля. 1962–1963 гг. Снимок был послан А. П. Попову, на обороте автограф О. Куваева:

Андрею Петровичу от последнего романтика Севера. Вот это, наверное, и называется счастьем.

Остров Врангеля. Апрель 1963 г.

«Я счастлив, что родился в то время, когда полярные путешествия на собаках еще не отжили свой век». К. Расмуссен.

    Из записной книжки О. Куваева.

Чукотка. 1962–1963 гг.

…Люди просят у жизни всякого: кто денег, кто красоты, кто талантов. Пусть же даст мне Фортуна возможность шляться по планете именно так, как я хочу, и умение писать об этом так, чтобы жирным дачникам не спалось по ночам, – и счастливее меня не будет человека. Удивительно и прекрасно каждое место на земле, и люди обязательно должны понять это. Может быть, посмотреть, как мчится по кочкам вспугнутый олень, не менее достойное занятие, чем слушать «Пиковую даму»…

    Из письма А. П. Попову.

С Васей Тумлуком. Чукотка. 1963 г.