Несостоявшаяся Украинская Держава. Планы германского Генерального штаба по аннексии Юга России. 1917–1918

Помимо германских политологов, выступавших за создание независимой Украины, имелось немало украинцев из Галиции, а также эмигрантов из Восточной Украины, пропагандировавших эту идею либо самостоятельно, либо при немецкой финансовой поддержке. Ханс Бейер выделяет «пять основных украинских тезисов», которые встречаются в большинстве пропагандистских материалов подобного рода:

1. Украинцы образуют отдельную, отличную от других нацию, а не ответвление русизма. Украинский язык – самостоятельный язык, а не диалект русского.

2. Украинское возрождение прослеживается от «Энеиды» Котляревского, а национальное движение однотипно с другими движениями народов Центральной и Восточной Европы. С 1798 года (дата публикации «Энеиды» на украинском языке) оно укрепилось и приобрело размах, стало мощной политической силой в Приднепровье.

3. Это национальное движение преследует цель отделения от России и стремится к сотрудничеству с центральными державами.

4. Не только московиты, но и поляки являются естественными врагами Украины (это было общее мнение украинцев Галиции и политологов-эмигрантов из Восточной Украины).

5. В экономическом отношении Украина – ключевой регион Востока. Ее отделение от Москвы внесет существенный вклад в победу центральных держав.

Эти усилия Германии, несомненно, стали важным источником вдохновения для украинцев Австро-Венгрии, так же как и для писателей-эмигрантов и политических лидеров из России, которые видели в Рорбахе и его сторонниках серьезную силу, оказывавшую сильное воздействие на официальную политику Германии. Однако, поскольку во время войны связи между центральными державами и Россией прервались, влияние этих германских публикаций на украинское национальное движение было незначительным.

Степень влияния сторонников концепции «Восточная Европа» на официальные разработки и планы в отношении Украины определить непросто. Согласно утверждению Фит Валентина, политические взгляды Рорбаха в значительной степени и неизменно влияли на германскую «остполитик». Они, по его мнению, играли весьма важную роль вплоть до подписания договора в Брест-Литовске. Генри Корд Мейер, изучавший труды Рорбаха более глубоко, чем Валентин, пришел к другому заключению. Он считал, что сам Рорбах и его концепция перед русской революцией пользовались лишь незначительной поддержкой среди немецких политиков и что влияние ученого на официальные взгляды чересчур преувеличено. Дмытро Дорошенко также пришел к выводу, что там, где немецкая печать и, в меньшей степени, общественное мнение поддерживало активную политику на Востоке и использование украинского движения против России, правящие круги Германии и Австрии воздерживались от открытого выражения собственных симпатий. Фактически среди влиятельных политических лидеров рейха лишь бывший канцлер князь Бернхард фон Бюлов понимал важность Украины для германской политики и без колебаний, публично высказывался по этому поводу.

Хотя политическое и военное руководство Германии было обязано своим знанием Востока концепции Рорбаха, последний, видимо, не сумел сильно повлиять на официальные взгляды. Из заявления самого Рорбаха известно, что в июне 1916 года он беседовал с Бетманом Гольвегом и вскоре после этого пытался добиться поддержки собственной концепции со стороны генерала Людендорфа. Он встретился с генералом и полковником Гофманом в Ковно, познакомив со своим планом развала Российской империи. В ответ Людендорф сказал: «Это – политика, в которую я как солдат не должен вмешиваться. Если бы мне приходилось определять нашу политику, то она свелась бы к простому тезису – я ненавижу Англию!»

Просьбу Рорбаха по поводу встречи с фельдмаршалом Паулем фон Гинденбургом Людендорф отверг в присущей ему прямой солдафонской манере, но на Гофмана Рорбах произвел сильное впечатление. Полковник отзывался о нем весьма уважительно. Однако в данном случае это было не столько результатом влияния, сколько следствием сходства взглядов. Более того, в наиболее сложный период участия Германии в делах Украины – во время оккупации ее немцами – ни Гофману, ни Рорбаху не позволили принимать активное участие в происходящих событиях.

Рорбах поддерживал тесные связи с германским МИД и сотрудничал с ним через Бюро пропаганды и информации данного ведомства до весны 1917 года, когда решил уйти в отставку «из-за отсутствия в министерстве иностранных дел объективности в отношении России». Визит Рорбаха в Украину в мае 1918 года, предпринятый по инициативе германского МИД, не сблизил его с официальными кругами.

Таким образом, в Германии того времени Рорбах пользовался влиянием в основном как известный писатель и популярный лектор. Его концепция «Восточная Европа» никогда не оказывала непосредственного и продолжительного воздействия на какого-либо важного политического или военного деятеля рейха. Переговоры в Брест-Литовске и последующая политика рейха в Украине в период оккупации (март – ноябрь 1918 года) проходили без Рорбаха и учета его рекомендаций.

Русская концепция (в ее разработке русские не принимали никакого участия) играла более важную роль в формировании «остполитик» рейха военного периода, чем другие – конкурирующие. Отождествляемая с концепцией «единства России», она глубоко укоренилась в немецком сознании и ассоциировалась с Бисмарком и его политикой. Это обстоятельство значительно укрепляло позицию ее приверженцев.

Профессор Отто Хецш, известный немецкий историк и депутат рейхстага, был наиболее влиятельным сторонником этой концепции и также считался ее основоположником. Русская концепция не публиковалась так много и часто, как «Восточная Европа» и «Средняя Европа». Ее распространение даже отдаленно не может сравниться с лавиной памфлетов и других печатных материалов, выпущенных сторонниками пангерманской идеи. Однако сторонники этой концепции поддерживали тесные связи с рядом влиятельных депутатов рейхстага (Густав Штреземан и Вальтер Ратенау) и, согласно утверждению Ханса Бейера, пользовались большим влиянием на правительственных чиновников и военных, «с поддержкой которых идея неделимости России стала фактически догмой».

Вместе с тем более глубокое исследование роли университетской профессуры в Германии военного времени рисует несколько противоречивую картину. Влияние профессора Хецша считается столь же значительным, как и у его коллеги и соперника Теодора Шимана. В то же время первый изображается довольно одинокой фигурой среди своих коллег по изучению России из-за его исключительно прорусской позиции. Фишер пошел еще дальше, сделав вывод, что русская концепция Хецша «потерпела сокрушительное поражение» от ее противников.

Разумеется, степень влияния сторонников различных концепций на принятие руководством страны политических решений невозможно измерить сколько-нибудь точно. Нельзя также не учитывать важность национальных обычаев и традиций, которые сторонники русской концепции Хецша взяли себе на вооружение. Эммануил Бирнбаум своевременно напоминает нам, что во всех германских партиях имелись как прорусские, так и антирусские фракции. Надо, следовательно, видеть различие между влиянием Хецша на ранней фазе войны, которое, очевидно, было не слишком большим, и следующими факторами: влиянием русской концепции в период усилий, предпринимаемых сторонами по заключению сепаратного мира (1915—1916 гг.); падением ее влияния во время переговоров в Брест-Литовске; медленным, но очевидным усилением этой политической жизни летом 1918 года.

Приверженцы другого направления, польской концепции, были тесно связаны со сторонниками «Средней Европы» и даже считались частью этого более разностороннего движения. Цель, которая определялась этой концепции, заключалась в восстановлении единой Польши, тесно связанной с центральными державами. Ее следует рассмотреть прежде всего из-за влияния, оказываемого на другие идеи и взгляды, особенно на русскую концепцию и политику заигрывания центральных держав с украинским национальным движением. Подобно другим концепциям, она рассматривается здесь в первую очередь как фактор влияния на принятие решения официальными германскими кругами в отношении Украины перед Февральской революцией 1917 года. Ее значение становится очевидным, когда принимается во внимание тот факт, что Австро-Венгрия в начале августа 1914 года открыто призвала к восстановлению Польши и больше никогда не отказывалась от реализации этой цели. План, известный как австро-польское решение, имел целью создание польского государства в рамках австро-венгерской федерации, но под опекой Берлина и Вены.

Кроме того, ряд весьма высокопоставленных и влиятельных политиков и военных можно было смело причислить к сторонникам польской концепции. Среди них граф Богдан Франц Серватиус фон Гуттен-Чапски, ведущий эксперт рейха по Востоку на начальном этапе войны. Этот прусский аристократ польского происхождения, пользовавшийся полным доверием Верховного главнокомандования и самого кайзера, имел большие связи с германским МИД. Он открыто выступал за восстановление «исторической Польши», которая должна была включить Литву и значительные территории Белоруссии, а также и Украины. Один польский историк назвал генерала Ханса Гартвига фон Безелера, генерал-губернатора оккупированной немцами Польши, «наиболее пылким защитником независимости Польши, тесно связанной с Германией». Если даже Германии и не удалось принять определенного решения по жизненно важному вопросу о будущем Польши, польский фактор играл наибольшую роль в разработке и проведении «остполитик» рейха. Этот вопрос стал темой почти всех переговоров между Берлином и Веной, и ни одной территории так близко их исход не касался, как Украины.

Правительство Германии никогда не отдавало явного предпочтения какой-либо из концепций, конкурировавших между собой в годы Первой мировой войны. События на фронте и политические перемены за рубежом играли гораздо большую роль в определении «остполитик» рейха, чем одна из них.

Проще говоря, украинская концепция отсутствовала вовсе, хотя «Восточная Европа» Рорбаха была наиболее близка к ней по духу. В Германии военного времени, однако, существовала украинская политическая организация, которая, хотя ее и трудно сравнить с одним из вышеперечисленных концептуальных движений, играла определенную роль в развитии «остполитик» рейха, особенно в осуществлении его планов в Украине во время Первой мировой войны. Она называлась Союз за освобождение Украины[1 - Союз за освобождение Украины иногда называют Бундом.], и ее деятельность вносила важные ориентиры в планы Германии и Австрии относительно Украины в тот период. Организация была создана 4 августа 1914 года во Львове (официальное название Лемберг), тогда входившем в состав Австро-Венгрии, группой украинских политических эмигрантов из России в тесном взаимодействии с австрийскими украинскими лидерами из Галиции. Это событие ознаменовало резкий отход Вены от традиционной политики сотрудничества с Россией в борьбе против различных революционных организаций и подрывных элементов.

С самого начала Союз решил оставаться надпартийной политической организацией эмигрантов из Восточной Украины (бывших российских граждан из Центральной Украины). Главная цель, которую он ставил перед собой, состояла в восстановлении независимого украинского государства. В представлении большинства руководителей Союза и его сторонников оно должно было стать социалистическим. Лидеры Союза с самого начала твердо придерживались линии на отделение Украины, в то время как большинство национальных лидеров центральной (российской) ее части занимали автономистскую и федералистскую позицию. Убедительным примером такой позиции, исходящей из осознания неготовности украинского национального движения бороться за полную независимость, является точка зрения одного из лидеров этого движения Симона Петлюры, высказанная в письме от 21 декабря 1914 года западноукраинскому лидеру и представителю Союза в Швеции, Норвегии и США Осипу Назаруку.

Вскоре Австро-Венгрия и Германия признали Союз как орган, представляющий интересы украинцев, проживающих не только на территории центральных держав, но и европейских стран, особенно нейтральных. Первоначально функции связного между Веной и Союзом выполнял австрийский чиновник невысокого ранга, консул Эммануил Урбас. Для его работы австро-венгерские власти выделили необходимые денежные средства, обеспечили своего представителя телеграфной, курьерской и транспортной службами. Представителем рейха, которому поручили работать с Союзом, был немецкий консул во Львове Карл Хайнце. Однако в начальный период (август – ноябрь 1914 года) эта украинская организация находилась целиком в ведении Австрии.

Союз начал свою деятельность с анонимного обращения «К украинскому народу России», подготовленного во Львове в начале августа 1914 года и уже завизированного – «К общественности Европы» от 25 августа того же года. Под ним стояли подписи членов Совета: Дмытра Донцова, Мыколы Зализняка, Володымыра Дорошенко, Андрия Жука, Олександра Скоропис-Йолтуховского и Мариана Меленевского (Басока). Донцов и Зализняк вскоре после этого покинули организацию. Последний продолжил сотрудничество с австрийцами в частном порядке и сыграл определенную посредническую роль во время переговоров в Брест-Литовске в 1918 году.

Вскоре руководители Союза подготовили еще одно обращение, предложив монархам Германии и Австро-Венгрии подписать его и затем опубликовать в виде манифеста к украинскому народу. Разумеется, это было бы равноценно открытой декларации двух держав, выражавшей поддержку украинскому национальному движению и предлагаемым программам. Вена, как утверждают, отвергла этот план (скорее всего, без консультаций с Берлином). Даже анонимное обращение в начале августа, когда, как полагают, около полумиллиона копий было уже отпечатано, поступил приказ уничтожить. Все эти обращения и заявления, видимо, готовились по инициативе украинской стороны, вместе с тем сохранившиеся австрийские документы не содержат никаких сведений о подобных планах. Согласно официальному источнику, среди ранних публикаций Союза имелись следующие памфлеты: «Борьба против царизма» Парвуса (доктора Александра Гельфанда) – 3000 копий; «Простые речи» Л. Мартова – 3000; анонимное обращение «К солдатам русской армии» – 50 тысяч. Тот же источник предлагает список служащих Союза – полной и частичной занятости, – состоящий из 42 человек.

Между тем в конце августа 1914 года Союз перевел свою штаб-квартиру в Вену. Затем Восточную Галицию заняли русские войска, и вскоре под их контроль перешел и Львов. Это сделало Вену естественным прибежищем для Союза. Переезд организации и тот факт, что она стала функционировать на австрийской земле, не следует, однако, считать подтверждением существования какого-то определенного австрийского плана в отношении Украины или намерения поддерживать национальное движение. Правда, несколько членов Союза жили и работали в Австрии задолго до начала войны, потому что там они могли рассчитывать на поддержку и сотрудничество украинцев-галичан. Более того, именно Австро-Венгрия, а не Германия должна была оккупировать Украину в случае победы центральных держав на Востоке. Однако деятельность Союза вскоре активизировалась и в Германии, где он рассчитывал получить поддержку, хотя бы в отдельных кругах, для достижения конечной цели – освобождения Украины. Лидеры галичан-украинцев вновь оказали помощь в налаживании отношений между Союзом и Берлином. Наибольшая заслуга в этом деле должна принадлежать Косте Левицкому и Мыколе Васылько – депутатам австрийского парламента.

Первоначально деятельность Союза финансировала австро-венгерская монархия, затем Вена и Берлин совместно, но открыто ни германское, ни австрийское правительства не принимали на себя какие-либо обязательства по созданию независимого украинского государства и не считали это частью своей официальной политики. Согласно утверждению Дорошенко, Союз получал средства от немцев и австрийцев в качестве «займа», за который будет рассчитываться будущее украинское правительство, «ядром» которого он себя считал. Лидеры Союза, большинство которых были социалистами, находили унизительным принимать финансовую поддержку от центральных держав и просили Вену – первоначального донора – согласиться на «принцип займа». Однако австро-венгерская монархия отказалась от такой постановки вопроса. Тогда руководство Союза устно заверило, что вернет эти средства австрийскому правительству в будущем. В немецких документах отсутствуют доказательства того, что Союз считал себя ядром будущего украинского правительства. Ни Берлин, ни Вена определенно не гарантировали ему такой статус. Сумма, полученная от Австрии в начальный период сотрудничества – август – декабрь 1914 года, – равнялась 227 994 крон. Значительная часть этих средств была потрачена на улучшение библиотеки, а также покупку необходимого оборудования и мебели.

Австрия поддерживала деятельность Союза в первую очередь исходя из военных соображений. Приходилось поощрять все усилия, которые были направлены на ослабление России или могли привести ее к полному поражению. А при устранении хотя бы одного из противостоящих союзников легче могла решиться задача по прорыву блокады центральных держав. Вене требовалась особая осмотрительность в этой игре. Взяв на себя обязательства по решению польского вопроса и опасаясь роста политической активности разных народов империи, она, по мнению влиятельного австрийского дипломата графа Оттокара фон Чернина, просто не могла позволить себе поощрять движения, добивающиеся расчленения России, поскольку это могло нанести смертельный удар по системе, на которую опиралась сама австро-венгерская монархия. Граф Александр фон Хойос, секретарь австрийского МИД, также усматривал в поддержке украинского движения рискованное предприятие, но был готов продолжать подобную деятельность из убеждения, что только «внутренние беспорядки» смогут ослабить «восточного колосса». Хотя украинское предприятие санкционировал австрийский МИД, большинство официальных лиц империи относилось к нему критически. До самого конца оно оставалось для Вены «нежеланным ребенком».

Отношение Германии к украинскому движению на ранней фазе войны (август – ноябрь 1914 года) было еще более осторожным, несмотря на то что Берлину не приходилось сталкиваться с дилеммами, подобными тем, перед которыми стояла Вена при решении деликатных и крайне острых национальных вопросов на Востоке. Граф фон Гуттен-Чапски как эксперт по данному региону в ставке Верховного главнокомандования получил от кайзера указания следить за национальными движениями поляков, евреев, украинцев и других народностей, населявших Россию, с целью их возможного использования в военных интересах Германии. То обстоятельство, что Гуттен-Чапски был заинтересован прежде всего в восстановлении «исторической Польши», ограничивало возможности сотрудничества рейха с другими национальными движениями на Востоке, поскольку Польша, как таковая, должна была включать в себя зничительные территории Украины, Белоруссии и Литвы. Хотя в сентябре 1914 года Гуттен-Чапски ушел с поста главного эксперта рейха по национальным вопросам, он не утратил прямого доступа к кайзеру, а его влияние на германское правительство оставалось, как полагают, весьма значительным даже после середины 1917 года.

Лишь после отставки Гуттен-Чапски и разочарования Вены в украинском движении в конце 1914 года Германия приступила к тесному сотрудничеству с Союзом. Непосредственную ответственность за эту сферу деятельности несли генерал Эмиль Фридрих и капитан Вальтер фон Люберс из военного министерства, а также Йозеф Траутман и Диего фон Берген из МИД. Из них наиболее важной фигурой был, видимо, Берген, поскольку он являлся будущим экспертом МИД по «революциям». Среди других высокопоставленных немцев, работавших с Союзом, были Фридрих фон Шверин, прусский чиновник (президент-администратор округа Франкфурт-на-Одере) и близкий друг заместителя госсекретаря Артура Циммермана, а также его помощник доктор Эрих Койп. Шверин и Койп пользовались в Германии широкой известностью как разработчики аннексионистских планов, предусматривавших получение на Востоке новых территорий. Официально Союз и германский МИД не поддерживали никаких контактов. Союз получал финансовую поддержку и оставался под общим контролем посреднического агентства Франкфурта-на-Одере, учрежденного Шверином и Койпом (при содействии генерала Фридриха) специально для этой цели. Дипломатические представители рейха в столицах нейтральных государств, такие как барон Гельмут Луциус фон Штедтен (Стокгольм), барон Гисберт фон Ромберг (Берн) и граф Ульрих фон Брокдорф-Ранцау (Копенгаген), также принимали активное участие в попытках Германии революционизировать Восток. Они намеревались осуществить это при помощи Союза за освобождение Украины, Лиги нерусских народов, а также различных социалистических группировок России. В архивах германского МИД хранятся сотни депеш, меморандумов и других дипломатических документов, касающихся тесного сотрудничества названных германских дипломатов и представителей Союза за рубежом. Наиболее активными и результативными центрами по добыванию информации по Украине являлись те, что действовали в Берне, Лозанне и Константинополе. Лига нерусских народов, поощряемая и финансируемая немецкой стороной, вела аналогичную деятельность и отличалась от Союза прежде всего своим многонациональным составом. Основным посредником между официальными германскими кругами и российскими социалистическими группировками за рубежом являлся известный двойной агент Александр Гельфанд (Парвус). Как полагают, Парвус принимал участие в различных проектах по Украине и служил посредником в сделках Союза с русскими социалистами (например, Лениным В.И., Раковским Христианом Г., Радеком Карлом Б.).

Хотя заместитель госсекретаря Циммерман считал необходимым поощрять руководителей Союза в частном порядке посредством выражения сочувствия их усилиям, на официальном уровне Германия не брала на себя никаких обязательств и заботилась о сохранении свободы действий на Востоке. Бетман Гольвег особенно осторожничал в этой игре. Нет никаких свидетельств того, что он обещал на каком-то этапе, даже в частном порядке, поддержку украинскому движению. Разумеется, Циммерман и другие германские чиновники, поддерживавшие связи с Союзом, делали это с ведома Гольвега. Однако до определенных обязательств со стороны канцлера «откатить Россию назад», по выражению Фишера, и создать цепочку прогерманских «буферных государств» на Востоке, в которой Украина занимала бы центральное положение, было еще далеко. В самом деле, утверждение Фридриха фон Майнеке, будто Бетман Гольвег «не хотел ничего слышать об украинцах» даже в конце мая 1918 года из-за глубокого убеждения в том, что Россия восстановится, в равной степени справедливо для раннего периода германской «остполитик». Позицию Бетмана разделяло подавляющее большинство высокопоставленных лиц Германии.

Весной 1915 года Союз перенес свою штаб-квартиру из Вены в Берлин. Это событие произошло по инициативе украинской стороны и не удивило тех, кто был знаком с деятельностью Союза. Основной причиной, обусловившей данный шаг, явилось, несомненно, решение Австрии отказаться от плана революционизирования Украины. К началу декабря 1914 года австро-венгерское правительство пришло к выводу, что украинское движение может представлять пользу лишь в том случае, если австрийские войска войдут в зону распространения его влияния. Военная обстановка стала решающим фактором для принятия этого решения, хотя сыграли свою роль и другие соображения. Вену не удовлетворяли результаты деятельности украинских организаций, а также настораживал подъем украинского национализма в Галиции. Кроме того, она все больше полагалась на поддержку поляков. Обстановка стала критической 17 декабря 1914 года, когда ежегодную субсидию Союзу урезали на 50% (с 200 тысяч до 100 тысяч крон). Вена серьезно ограничила деятельность Союза и порекомендовала ему перенести штаб-квартиру в Софию или Константинополь. Еще одно пожелание касалось переноса штаб-квартиры Союза в Швейцарию.

Лидеры Союза, однако, возражали против поспешного переезда в какую-либо второстепенную столицу, поскольку опасались, что это могло ослабить и дезориентировать все движение. Они также справедливо полагали, что австрийцы не смогут оборвать все связи с организацией. Последовали затяжные переговоры, и к апрелю 1915 года так или иначе большинство австро-украинских противоречий было разрешено. Союзу разрешили остаться в Вене и гарантировали годовую субсидию в 100 тысяч крон наряду с такой же суммой, предоставляемой Германией. Все равно отношения Союза с Веной оставались натянутыми, и все же было принято решение перевести штаб-квартиру в Берлин. Нет никаких свидетельств какого-либо недопонимания или соперничества на данном этапе между Австрией и Германией в украинском вопросе. Выбор Берлина отражал надежды Союза на лучшее понимание его программы в Германии, так же как и веру в то, что будущее восточных территорий будет решаться скорее в Берлине, чем в Вене.

Разрыв с Веной, однако, не означал, что Союз полностью свернул свою деятельность на территории Австро-Венгрии. В целом ему больше пришлось сотрудничать с Берлином. С германской помощью были запущены вскоре новые программы и проекты, которые Австро-Венгрия также считала себя обязанной поддерживать, часто с опозданием и преодолевая недовольство.

Деятельность Союза можно условно разделить на пять направлений: 1) информационная и политическая работа на территории центральных держав и нейтральных государств; 2) пропагандистская деятельность на Восточном фронте, направленная в первую очередь на украинских военнослужащих царской армии; 3) работа с украинцами-военнопленными в Германии и Австрии; 4) разведывательная деятельность и «специальные мероприятия» за линией фронта; 5) работа на украинских территориях, оккупированных Германией и Австрией (в частности, Холмская область).

Кроме штаб-квартиры в Вене или Берлине Союз имел во время войны два информационных центра в Швейцарии, а также располагал временными офисами в Швеции, Норвегии, Румынии, Италии, Болгарии, Турции, Великобритании и США. Он не только готовил пропагандистские материалы на языках этих стран, но также на венгерском, чешском, хорватском и русском языках. Но наиболее впечатляющей была деятельность Союза в центральных державах. Помимо изложения «Пяти основных украинских тезисов» он публиковал материалы, служившие основой для аналогичных германских и австрийских публикаций. Официальным печатным органом Союза выступал «Вестник Союза освобождения Украины» на немецком и украинском языках. Судя по сведениям, полученным из австрийского источника, Союз за четыре года своего существования опубликовал около 150 материалов – книг, памфлетов, периодических изданий.

Вклад Союза в разведывательную деятельность и специальные мероприятия немцев и австрийцев за линией фронта, видимо, был крайне незначительным. Австрийцы первыми стали проводить работу, связанную с направлением в Россию пропагандистов с целью революционизирования украинских масс. К декабрю 1914 года линию фронта пересекли только три человека. Данных о результатах этого «эксперимента» не имеется. На этом этапе войны Вена также участвовала в осуществлении так называемого «турецкого проекта». Проект предусматривал высадку отряда украинских добровольцев численностью в 500 человек на северном побережье Черного моря (в качестве одного из районов операции предполагалась Кубань). Берлин и Вена разрабатывали этот план совместно, но он так и не был реализован. Данный план не вызывал у лидеров Союза особого энтузиазма. Они доказали невозможность организовать такой отряд из-за отсутствия подготовленных людей. В равной степени сыграло свою роль отчуждение между Веной и Союзом, наметившееся к концу 1914 года и продолжавшееся до 1917-го.

В 1916 году немцы оказали помощь Союзу в направлении через линию фронта нескольких пропагандистов. Нет сведений о том, что в тот период немцы финансировали другие мероприятия подобного рода. Таким образом, Союз фактически утратил связь с русской Украиной. Надежный источник Союза сообщает только об одном человеке, который совершил за время войны две поездки из Украины в Германию. Незадолго до русской революции немцы вновь попытались воспользоваться помощью украинцев в осуществлении специальных мероприятий за линией фронта. В январе 1917 года военное министерство рейха начало вербовку украинских военнопленных для проведения пропагандистских и подрывных операций в тылу противника. Часть этого контингента предназначалась для отправки туда под видом беженцев, инвалидов или пользуясь каким-то другим прикрытием. Неизвестно, осуществились ли подобные мероприятия в действительности и предлагались ли они немцами. Очевидно, весь этот план провалился из-за отсутствия энтузиазма со стороны руководителей Союза.

Пропаганда на Восточном фронте, адресованная украинским солдатам русской армии, началась в начале августа 1914 года и продолжалась в той или иной форме всю войну. Ее эффективность, однако, представляется весьма незначительной.

Больший эффект имела культурная и просветительская работа Союза на территориях, оккупированных немцами и австрийцами в ходе военных кампаний 1915—1916 годов в Холме, Подляхии и некоторых районах Западной Волыни. Организация обращала особое внимание на Холм, считая его частью украинской территории и испытательным полигоном для проверки решимости Германии и Австрии осуществить свои военные планы в отношении всей Украины.

Отношение германского командования к украинцам на оккупированных территориях было более гуманным, нежели австро-венгерского. Вена в то же время не только разрешала, но и содействовала культурной и просветительской работе Союза и соотечественников-галичан среди украинцев Волыни. Однако она занимала совершенно иную, явно пропольскую позицию в отношении Холма и Подляхии.

Работа Союза среди украинских военнопленных не только считалась основным направлением деятельности, но и была той сферой, где Союз добился наибольших успехов. В первые месяцы войны представителям Союза разрешили посещать лагеря военнопленных в Австро-Венгрии и Германии для определения численности интернированных украинцев. Они использовали предоставленную возможность для улучшения положения пленных, хотя те и не обладали достаточной степенью национального самосознания, чтобы заинтересоваться программными документами Союза. Число лиц данной категории, согласно украинскому источнику, приближалось к 500 тысячам. Официальные германские службы называют цифры 300 тысяч человек (по состоянию на август 1918 года). Учитывая неопределенность термина «украинцы» и в свете того факта, что из этих граждан весной 1918 года было сформировано и отправлено на Восток для борьбы с большевиками две дивизии, данные обоих источников не слишком разнятся. Каково бы ни было точное число плененных украинцев, они составляли вторую по численности национальную группу людей, захваченных войсками центральных держав в ходе данной кампании. Союз справедливо рассматривал работу среди них в качестве важнейшей задачи.

Весной 1915 года австрийские власти по просьбе Союза разрешили создание двух специальных лагерей для украинских военнопленных. Постепенно число находящихся в них лиц достигло 30 тысяч человек. Три подобных лагеря (50 тысяч военнопленных в каждом) были созданы в конце того же года в Германии. Это произошло только после того, как Союзу удалось устранить ряд препятствий, наиболее серьезным из которых было возражение германского МИД против разделения военнопленных по такому принципу. Важно подчеркнуть, что вскоре после этого немцы разрешили создать специальные лагеря для русских грузин и мусульман (поляки и финны были отсеяны раньше).

Решение украинцев и других нерусских военнопленных переселиться в специальные лагеря, видимо, вело к далеко идущим последствиям для них самих и членов семей. В случае победы русских или заключения сепаратного русско-германского мира возвращение их на родину не гарантировалось.

Хотя в начале этого процесса лишь немногие украинцы, переведенные в специальные лагеря добровольно, обладали настолько сильным национальным самосознанием, чтобы поддержать позицию Союза, они все же были потенциальными сторонниками украинского национального движения. Руководители Союза верили, что в нужное время эти военнопленные примут их сторону. И они не ошиблись. Но задача, стоявшая перед Союзом, была не из легких, несмотря на то что ему предоставлялась полная свобода действий с одной оговоркой в виде запрета на пропагандистскую деятельность против Германии и Австро-Венгрии.

В целом период с августа по декабрь 1914 года следует рассматривать как время наиболее активного сотрудничества украинского движения с центральными державами за первые три года войны. Основными фигурами в этой игре были Союз за освобождение Украины и австрийский МИД. Несмотря на многочисленные заявления и публикации, в которых выражалось сочувствие украинскому национальному движению и имевшее место в данный период в Германии стремление кайзера Вильгельма всячески поощрять развитие движения, вначале это было практически полностью австрийское предприятие. Кайзер был слабо информирован о восточных территориях и еще меньше об Украине. Как это происходило со многими другими идеями и предложениями Вильгельма II в ходе войны, его настойчивые призывы обеспечить полную поддержку рейхом украинской «революции» не воспринимались германским МИД всерьез – или воспринимались в значительно меньшей степени, чем некоторыми позднейшими исследователями этого периода.

К декабрю 1914 года Вена разочаровалась в украинском движении. Тем не менее она сохранила связи с Союзом и продолжала оказывать ему финансовую поддержку, хотя и в значительно меньшем объеме. Обычно ежемесячная субсидия организации составляла около 25 тысяч марок – довольно скромная сумма, если учитывать просветительскую работу Союза среди почти 80 тысяч украинских военнопленных, его издательскую деятельность и многое другое. Австро-венгерская монархия продолжала считать свою ограниченную поддержку Союза необходимой мерой до весны 1917 года, пока новые события на Востоке не вынудили МИД восстановить тесные отношения с организацией.

Весной 1915 года, вслед за переносом штаб-квартиры Союза в Берлин, он активизировал деятельность в Германии. С этого времени его программы финансировались и Австрией и Германией. Союзу также негласно выделяла средства частная немецкая организация Посредническое агентство Франкфурта-на-Одере во главе с Шверином. Как и Вена, Берлин стремился сохранять полную свободу действий на Востоке. Позиция Верховного командования рейха по отношению к Украине до Февральской революции 1917 года, по сути, была такой же.

В сложный для России революционный период ни Берлин, ни Вена не имели каких-либо планов в отношении Украины. Нет сомнений, что они отказались бы от Союза и идеи поддержки украинского движения ради заключения сепаратного мира с русским правительством, готовым уступить требованиям центральных держав. Однако украинский «козырь» сохранялся, чтобы его можно было использовать в удобный момент. Это отюдь не означало, что официальные германские и австрийские круги переоценивали его значимость.

Глава 3

Германские планы в отношении восточных территорий и русской революции