Дороги и сны

– Ладно… – Очередным вздохом Жака можно было с уверенностью зашибить насмерть тролля. – Договорились.

Маленькая кузина не сказала ничего, но смотрела так, что Кантор готов был провалиться сквозь землю. Видят боги, он никогда не считал пьянку в хорошей компании чем-то недостойным и неподобающим, но под взглядом сопливой девчонки отчего-то не знал, куда девать глаза. Мысли похмельного товарища опять же по непонятной причине вертелись вокруг его собственной персоны и непотребного вида оной, хотя он и не имел привычки циклиться на таких вещах. Ему казалось, что все встречные прохожие и пассажиры трамвая смотрят исключительно на его помятую одежду, в которой он нынче спал, и на его опухшую физиономию с красными глазами. Смешанный запах перегара и пива преследовал его, как отряд ночной стражи незадачливого воришку, воспоминание о вчерашней, пусть и не состоявшейся, драке заставляло сгорать со стыда.

Разумом Кантор понимал, что естественными такие чувства быть никак не могут. Он даже вспомнил первую встречу и тот непонятный противоестественный страх, который заставил бывалого бойца растерянно попятиться под взглядом девчонки. Магического воздействия он не чувствовал, но это ни о чем не говорит – папина родня всегда была далека от классической магии. Нахалка явно чем-то воздействует на необразованного пьяницу, это он понимал, но понимание никак не помогало избавиться от наведенного или внушенного раскаяния.

– Саша, – наконец не выдержал он, – перестань.

– Что перестать? – невозмутимо поинтересовалась кузина, и ее глазки вмиг обрели выражение младенческой невинности.

– Прекрати меня стыдить.

– Разве я что-то сказала?

– Я такой же шархи, как и ты, и прекрасно слышу то, чего ты не говоришь. Кстати, ты мне соврала, что не знаешь своего дара.

– Ну не на людях же, дубина!

– Хорошо. Я подожду. Расскажешь дома. А сейчас – прекрати.

– Да я уже давно прекратила!

– Тогда почему?.. – Он не стал договаривать, так как в трамвае они действительно не одни, а постороннему человеку вопрос показался бы идиотским.

– Просто подожди, пока не пройдет. А почему – тоже объясню дома.

Дома… О боги, ведь сейчас она войдет в этот самый дом и обнаружит там последствия суровой мужской попойки! На кухне объедки, бутылки, стол в жирных пятнах и потеках соуса, да и пол не лучше – помнится, он бросал куски для кошки прямо на пол, а потом еще и поскользнулся на них… А в комнате разворочен шкаф, вещи ровным слоем по полу и дивану, гитара с рваными струнами… А если кошка в его отсутствие еще и нагадила где-нибудь… Тьфу ты, да что это с ним, в самом деле! Лучше б дорогу запомнил, болван!.. Можно было бы навещать старого маэстро и, возможно, в один прекрасный день встретиться все-таки с неуловимым Толиком…

– Выходим.

Кантор с некоторым облегчением выпрыгнул из трамвая. Хотя он верил в безопасность местного транспорта, эти огромные, зловеще шуршащие повозки его нервировали. Прыгнул он немного неудачно, пришлось беспомощно махать руками, восстанавливая равновесие, и мысль том, что он позорится перед всем честным народом из-за вчерашней пьянки, не замедлила посетить его похмельную голову. Кантор скрипнул зубами, злобно заверил ни в чем не повинные внутренние голоса, что ему ни капельки не стыдно, и переключился на виновницу своих страданий:

– Ты не только о своем даре соврала. Про дедушку почему ничего не сказала?

– Я тебя вообще ни с кем из родни не собиралась знакомить, – огрызнулась малявка. – Почему претензии именно насчет дедушки?

– Это ты сама так решила или папа сказал?

– Папа о тебе даже узнать не успел.

– Мой папа, – уточнил Кантор.

– Твой папа просил вообще тебя из дому не выпускать. Только дядя Витя этого не знал. Чего ты так распсиховался? Это у тебя такая обратная реакция?

Кантор нахмурился:

– У меня такая реакция на все, что мне не нравится. И это естественная реакция для любого человека.

– Нет, только для неуравновешенного. Мало ли что кому не нравится, это не повод на людей бросаться.

– На тебя пока никто не бросался. Но объяснений я все же жду.

– Послушай, дядя Макс мне тоже ничего не объяснил. Они же все со мной как с ребенком обращаются! Увидишься с ним – сам спросишь.

– Спрошу, можешь не сомневаться. А все остальное? Что это было? Тоже эмпатия, только направленная?

– Нет… – Малышка сосредоточенно уставилась на свои ботинки, словно вдруг озаботилась, как бы не ступить в лужу. – Это немножко другое. Пробой восприятия.

– Никогда не слышал.

– Ну вот, например… Помнишь, я тебя напугала тогда, на кладбище? Ну как ты думаешь, если обычная сопливая девчонка грозно посмотрит на взрослого дядю, сильно он испугается? А я могу пробивать восприятие до самых чувствительных точек в подсознании. Причем инстинктивно, я этих точек даже не вижу и не представляю, чем вообще можно было испугать тебя.

– Справедливости ради должен сказать, не особенно ты меня испугала. Удивила скорее.

– Во-первых, я не очень и старалась. А во-вторых, ты смелый человек. Настин Брыль меня тоже не слишком-то боялся, просто инстинктивно старался держаться подальше. Зато видел бы ты, что творится с педофилами…

– Они что здесь, стаями ходят? – Кантор от растерянности даже споткнулся на ровном месте.

Саша невесело и не по-детски ухмыльнулась:

– Меня же все знают. Я же уникальная медицинская аномалия. С виду ребенок, а по документам уже не считаюсь малолетней. Вокруг меня одно время и вправду ходили стаями. А потом мне надоело их пугать, и я одного все-таки прокляла.

– И что?

– Стаи поредели и перешли в пассивный режим.

– А тот, проклятый?

– Ушел в монастырь. – Девчушка озорно хихикнула. – Он же не знал, что я пошутила.

Впереди показался знакомый магазин, где они с Виктором покупали водку, а за ним высился еще более знакомый дом. Кантор оглянулся, запоминая дорогу до остановки.

– Тебе никогда не приходило в голову использовать свой дар на Насте? Например, отучить ее бояться всего на свете?

Кузина вздохнула:

– В том-то и беда, что у меня пробой только негативный. Я могу испугать, пристыдить, рассердить, поссорить, унизить, заставить завидовать, а вот хорошего чего-нибудь… – она развела руками, – не дано. С Настей мой папа занимался.

– Настолько безнадежный случай?

– Сейчас она еще ничего, в меру. Помню, после смерти Жака она боялась к компу подходить. А потом был период, когда она до дрожи боялась мужчин.

– На то была такая же веская причина?

– Ага.

– Я бы с удовольствием познакомился с этой причиной и поговорил по душам.

– Это вряд ли.