Наследие

– Отпусти ее, Джон. Отпусти, и тогда мы поговорим.

– Ты уже поговорила. Ты, дура деревенская, ты мне жизнь поломала!

– Я не говорила о тебе с тем репортером. И ни с кем вообще. Это не от меня пошло.

– Врешь!

Он снова дернул Эдриен за волосы, да так, что голову обожгло огнем.

Лина сделала два осторожных шага вперед.

– Отпусти ее, и мы все это выясним. Все еще можно исправить.

– Исправить, блин? Университет со мной разорвал контракт, жена просто не в себе. Дети – а что вот этот твой ублюдок от меня, я ни на секунду не верю, – в слезах. Ты нарочно приехала сюда, в мой город, чтобы это устроить.

– Джон, нет. Я приехала работать. С тем репортером я не говорила. Семь лет прошло, как все кончилось, зачем бы мне это? Вообще зачем? Ты делаешь больно моей дочери. Перестань.

– Он побил Мими! – Эдриен слышала запах маминого геля для душа и шампуня – тонкая сладость цветков апельсина. И вонь от этого человека – она не знала, что это пот и «бурбон». – Он ее ударил в лицо, и она упала.

– Ты что сде… – Лина отвела от него взгляд, глянула через перила, идущие вдоль второго этажа. Увидела Мими с окровавленным лицом, прячущуюся за диваном. И снова посмотрела на Джона. – Джон, прекрати это, пока никто не пострадал. Дай я…

– Никто?! Я пострадал, ты, сука!

Голос его звучал таким же докрасна раскаленным, каким было лицо, как тот огонь, что жег Эдриен голову.

– Мне жаль, что так вышло, но…

– Моя семья пострадала! Никто не пострадал, говоришь? Ну так пострадает. Начнем с твоего ублюдка.

Он отшвырнул Эдриен. Та почувствовала, что летит, коротко и страшно, и ударилась о край верхней ступеньки. Огонь, охватывавший голову, теперь вспыхнул в запястье, в кисти, полыхнул вверх до плеча. Потом голова ударилась о дерево, и Эдриен только видела, как он бросился к матери.

И стал ее бить, бить, но мать била его в ответ руками и ногами. И звуки, звуки, такие ужасные, что хотелось закрыть уши, но Эдриен не могла шевельнуться, только могла прижиматься к ступеням и дрожать всем телом.

Даже когда мать ей крикнула убегать, она не смогла сдвинуться с места.

Этот человек схватил мать за горло, стал ее трясти, потом ударил маму в лицо, как раньше Мими.

И кровь, кровь, на маме, на этом человеке.

Они держали друг друга, почти как будто обнимались, но с силой и со злостью. Потом мать ударила его сверху по ноге, вздернула колено вверх. И он отшатнулся, а она толкнула.

Он ударился о перила. А потом полетел.

Эдриен видела, как он падает, как машут на лету его руки. Видела, как он рухнул на стол, куда мама обычно ставила цветы и свечи. Услышала жуткий хруст. Увидела кровь, хлынувшую из головы, из ушей, из носа.

Увидела, как…

Тут мама подняла ее, повернула, прижала лицом к своей груди.

– Эдриен, не смотри. Теперь все в порядке.

– Больно.

– Я знаю. – Лина осторожно взяла в ладонь больную руку Эдриен. – Мы это вылечим. Мими! Ох, Мими…

– Полиция уже едет. – Глаз у Мими распух, наполовину закрытый, и наливался чернотой. Мими покачнулась, потом села, обняла их обеих. – Едет помощь.

Поверх головы Эдриен она одними губами, беззвучно сказала:

– Он мертв.

Эдриен всегда будет помнить эту боль и спокойные синие глаза парамедика, который фиксировал ей перелом косточки в запястье. У него и голос был спокойный, когда он светил ей в глаза фонариком, когда спрашивал, сколько пальцев ей показывает.

Она всегда будет помнить полицейских – первых, которые вошли, когда перестали завывать сирены. Они были в темно-синей форме.

Но все остальное, происходившее в тот же момент, казалось размытым и далеким.

Они сидели в гостиной второго этажа, где окна выходят на задний двор с карповым прудиком. В основном полицейские в форме говорили с мамой, потому что Мими повезли в больницу.

Мама им сообщила имя этого человека – Джонатан Беннетт, и что он – профессор английской литературы в университете Джорджтауна. Или был им, когда она его знала.

Мама рассказала, что случилось – то есть начала рассказывать.

Тут вошли мужчина и женщина. Мужчина был по-настоящему высокий, и у него был коричневый галстук. Кожа была тоже коричневая, но потемнее, а зубы – очень белые. У женщины были рыжие волосы, коротко стриженные, и веснушки на все лицо.

И бейджи у них были – как по телевизору показывают.

– Миз Риццо, я детектив Райли, а это мой напарник, детектив Кэннон. – Женщина показала бейдж и прицепила его обратно. – Мы понимаем, что это трудно, но нам нужно задать вам и вашей дочери несколько вопросов. – Она улыбнулась девочке: – Тебя ведь зовут Эдриен?

Эдриен кивнула, и Райли снова обратилась к Лине:

– Вы не возражаете, если Эдриен мне покажет свою комнату, и мы с ней там немножко поговорим, пока вы будете беседовать с детективом Кэнноном?

– Так будет быстрее? Мою подругу – няню моей дочери – увезли в больницу. Сломанный нос, сотрясение. А у Эдриен парамедик нашел на левом запястье перелом с угловой деформацией, и еще она головой ударилась.

– У вас тоже вид слегка потрепанный, – заметил Кэннон, и Лина пожала плечами, вздрогнув от этого движения.

– Побитые ребра заживут, и лицо тоже. Он в основном бил в лицо.

– Мы можем отвезти вас в больницу прямо сейчас, а поговорить после вашего свидания с доктором.

– Лучше я поеду, когда… вы там внизу закончите.

– Понимаю. – Райли снова посмотрела на Эдриен. – Ты не против поговорить у тебя в комнате, Эдриен?

– Допустим. – Она встала, прижимая к груди руку на перевязи. – Я вам не дам увезти маму в тюрьму.

– Эдриен, не говори глупостей.