Московские тайны: дворцы, усадьбы, судьбы

Нельзя не вспомнить, что весь ансамбль университета ориентировался на огромную просторную площадь, которая была намечена здесь по плану реконструкции Москвы 1776 года. Нескольким таким площадям предстояло окружить Кремль и подчеркнуть значение народной святыни.

Другой угол Большой Никитской и Моховой занимала в конце XVIII века усадьба Пашковых. Главный усадебный дом вошел в нынешнее здание «Нового университета», у которого стоит памятник М. В. Ломоносову. Вдоль главного дома, по Большой Никитской тянулся длинный жилой корпус, превращенный владельцами в манеж. Именно в этом манеже в течение 1805–1808 годов, после пожара Большого Петровского театра, шли оперные спектакли, собиравшие всю Москву. В 1833 году усадьбу приобрели для университета, а спустя 4 года в переделанный манеж была перенесена Татьянинская церковь. Вот с ней-то преимущественно и связан веселый студенческий праздник.

Великий граф

Гр. Чернецов. Вид на Смольный монастырь. Архитектор В. В. Растрелли

Это был один из самых знаменитых строивших в России архитекторов – граф Франческо Бартоломео, или по-русски Варфоломей Варфоломеевич, Растрелли. Его имя одинаково гремело в столице на Неве, губернских и даже уездных городах. Ему был обязан своим неповторимым обликом блистательный Петербург – Зимний дворец, Царское Село, Петергоф. И в каждом уголке России сколько-нибудь напоминавшее о стиле барокко интересное сооружение непременно связывалось с его именем, иногда обоснованно, чаще от естественного желания приобщиться к необычному таланту любимца императрицы Елизаветы Петровны. Хотя, к стыду нашему следует признаться, никто из исследователей не разобрался по-настоящему ни в его творческом наследии, ни тем более в биографии, хотя последняя чрезвычайно показательна для культурной истории России.

Итак, Италия конца XVII столетия. Милан. Флоренция. Отсюда с незапамятных времен коренные жители разъезжались на заработки по всей Европе, живописцы, скульпторы, архитекторы, инженеры становились желанными гостями во всех странах, в том числе сначала в Московском государстве, позднее в России. Несмотря на нелегкую дорогу, в наши края привлекали не только высокие заработки, но главным образом широкие творческие возможности при меньшей, чем где бы то ни было, конкуренции.

Род Растрелли не представлял исключения. Древность не спасала от необходимости заботиться о хлебе насущном, приобретать профессию и искать применения своим способностям и умению. Дед знаменитого архитектора сумел оказать своим потомкам немалую услугу еще и тем, что в 1670 году добился дворянского герба. Отныне его фамилия могла пользоваться мнозначительным щитом с изображением кометы и двух восьмиконечных звезд с золотой перевязью на голубом поле. Отца архитектора учили, как подобало дворянину, французскому языку, хорошим манерам и, по его собственному выбору, скульптуре. В 1698 году 23-летний Бартоломео Карло Растрелли с очень незначительной суммой денег отправился в Рим, где познакомился с самым широким кругом художников, подобно ему, мечтавших о профессиональных заказах, которых на всех и не могло хватить.

Новое решение Бартоломео Карло – искать счастья при дворе французского «короля-солнце» Людовика XIV. Тем более что в Риме он женился на местной дворянке с небольшим приданым. Венчание происходило в родной Флоренции, откуда супруги выехали, чтобы больше никогда не увидеть своей родины. Все свои надежды скульптор возлагал на обретенного им покровителя – старого французского дипломата аббата Атто Мелани, близкого приятеля покойного кардинала Мазарини. В Париже в 1700 году родился его единственный сын, названный в честь деда Франческо Бартоломео.

Шестнадцать лет, проведенные в Париже, не оправдали надежд флорентийца. Единственный полученный им за это время заказ – на пышнейшее надгробие бывшему королевскому министру Симону Арно, маркизу де Помпонну, – был резко раскритикован придворными и газетами. Единственным утешением становится знакомство через вдову-маркизу с папским нунцием, епископом Филиппом Антонио Гуалтерио, соотечественником и к тому же заядлым нумизматом. По-видимому, на почве этого увлечения епископ оказывает скульптору услугу – достает ему титул графа Папского государства и орден Иоанна Латеранского. Что же касается денег, семье приходится проживать приданое графини Растрелли.

Неожиданное избавление приходит из России. Сразу после смерти Людовика XIV, осенью 1715 года Петр I пишет в Париж русскому резиденту Конону Зотову: «…понеже король французский умер, а наследнику зело молод, то, чаю, многие мастеровые люди будут искать фортуны в других государствах для чего наведывайся о таких и пиши, дабы потребных не пропускать…» Скульптор Растрелли по счастливой случайности попадает в поле зрения резидента.

19 октября 1715 года был подписан договор между Иваном Лефортом и Растрелли, согласно которому «помянутый господин Растрелли обязуется ехать в Санкт-Петербург с сыном своим и учеником своим и работать там в службе его императорского величества три года». Причем, явно преувеличивая свои профессиональные возможности, Растрелли-отец обещает даже создавать искусственные мраморы разных цветов и машины для театров в опере и комедиях.

Петр встречается с Растрелли-отцом на полпути в Петербург – в Кенигсберге и за время часовой беседы подробно растолковывает свои замыслы в отношении строительства дворца в Стрельне. Скульптор готов выступить и в роли архитектора. Он в восторге от открывающихся перед ним возможностей, но когда он попытается выставить Петру счет за проведенные в Берлине ввиду сильных морозов лишние недели, то тут же получает: «…а что в Берлине жил лишних пять недель для своих прихотей и за это ему платить не надлежит. Платить как… договаривался по гривне за ливр, а не по полтора…» Счет деньгам царь умел вести, и современники готовы были его обвинять в прижимистости, если не в прямой скупости: кто, кроме него, стал бы носить носки до семи штопок.

Оказывается, Растрелли-отец рассчитывал в отношении архитектуры не на себя – на своего сына, который со временем признается: «Я составил генеральный план всего расположения мызы Стрельна, а также приступил к изготовлению модели большого сада с видом на море». План был одобрен Петром, но общее руководство работами строительными в Петербурге он предпочитает передать приглашенному им из Парижа действительно знаменитому зодчему Леблону. Растрелли-отца ставят в известность, что в дальнейшем ему следует во всем согласовывать свою работу именно с Леблоном. Попытка итальянца отстоять свои права, несмотря на поддержку самого Меньшикова, кончается полным крахом. Резолюция Петра не оставляет сомнений. Растрелли-отцу (то есть сыну) разрешается закончить начатую модель, но в дальнейшем заниматься исключительно скульптурой, в частности «медной персоной государя», и для этой цели переселиться в дом умершей царицы Марфы Матвеевны, супруги старшего брата и в прошлом правителя царя Федора Алексеевича. Единственным преимуществом такого переселения стало то, что семья Растрелли оказалась в непосредственном соседстве с матерью и дядей будущей императрицы Анны Иоанновны.

Скульптор знал цену личным связям и умел их заводить.

Между тем срок контракта истек, и Петр не пожелал его продлевать. По его распоряжению «графу Расстрелию» следует «работы подряжаться делать о торгу, а не за жалованье». Работ в строящемся Петербурге для специалистов предостаточно.

До сих пор остается неустановленным, какие работы производил отец и какие сын. Сам архитектор признает, что строил дворец молдавского господаря Кантемира, о котором с большой похвалой отзовется его сын поэт Антиох, деревянный летний дворец царицы Прасковьи Федоровны и постоянно занимается дворцами особенно благоволившего к нему Меньшикова. Теоретически историки считали, что Растрелли-младший должен был выезжать из России на учебу, фактически времени на заграничные занятия у него не было. Оторваться от уже начатых работ означало по возвращении остаться без дела. Зодчие беспрерывно приезжали в город на Неве. Вокруг семейства Растрелли их образовалась целая колония, но никто бы не стал делиться своими заказами.

Вместе с юным императором Петром II оба Растрелли перебираются в Москву. Растрелли-сын строит дворцы для царского любимца Ивана Долгорукова. Вернее – начинает строить: царь слишком быстро умирает. И опять на выручку приходит знакомство с семейством вступившей на престол Анны Иоанновны. «Царица престрашного взору», как ее называли, поручает Растрелли-сыну строить для себя дворец – Анненгоф в Кремле, а у Никольских ворот – огромный Театр на Красной площади, многоярусный, на 3 тысячи мест. Это была первая московская опера, где гастролировали так любимые новой императрицей итальянские певцы и артисты комедии дель арте. Летний Анненгоф Растрелли возводит в Лефортове и там же разбивает парк по образцу версальского.

О таком размахе работ можно было только мечтать, и тем не менее Растрелли-сын без колебаний принимает предложение фаворита императрицы Бирона построить ему дворец в Курляндии. Ненавидевший русских, никогда не пользовавшийся русским языком, фаворит явно симпатизирует итальянскому графу, который, кстати сказать, также находится в неладах с местным языком.

И снова заложенный в 1736 году дворец в Рунтале, годом спустя позже подведенный под кровлю, в 1738-м оказывается брошенным. Дело в том, что Бирон становится герцогом Курляндским в буквальном смысле на русских пушках и сразу же решает строить новую резиденцию на реке Лиелупе. Заказ получает, конечно, Растрелли-сын, но довести его до завершения не может с приходом к власти вместо императрицы Анны Иоанновны ее племянницы правительницы Анны Леопольдовны. Бирон оказывается в ссылке. Все начатые ими и Растрелли стройки останавливаются. Не случайно зодчий со временем признается: «Служба архитектора в России изрядно тяжела. Ему недостаточно сделать проект здания…» К этому времени Растрелли уже женат, имеет троих детей и содержит в своем доме сестру жены и тещу – баронессу Елизавету Уоллес. Из тесного дома царицы Марфы Матвеевны он вместе со своей большой семьей перебирается ближе к Летнему саду, в просторный дом сенатора Ю. Ю. Трубецкого.

Но Растрелли нужен и новой правительнице. Анна Леопольдовна не только вызывает графа в Петербург – она назначает его придворным архитектором, благодаря чему он получает жилые комнаты во дворце. На верхнем этаже Зимнего дворца Петра I Растрелли достаются две комнаты рядом с жильем скорняка, гранильщика камней и итальянских комедиантов. Именно здесь он располагает для работы своих «гезелей» – помощников, производящих необходимые чертежи.

Приход к власти Елизаветы Петровны неожиданно для самого Растрелли принес зодчему настоящую удачу. Елизавета наблюдала за его работами и сразу же откликнулась на предложение графом своих услуг. Свое представление о царской роскоши она соединяла только с любимцем своей предшественницы.

У Растрелли немало недругов при дворе, которые пытаются приостановить его продвижение, но резолюция императрицы раз и навсегда решает вопрос: «Обер-архитектору де Растрелли к тысячи двумстам рублям прибавить тысячу триста Рублев». А смерть отца, которую зодчий пережил очень тяжело, побуждает его полностью отдаться строительству. Растрелли много работает сам и не знает никакой пощады к своим помощникам. Незадолго до кончины отца Растрелли получает еще один заказ – на этот раз на Андреевский собор в Киеве. Это должен быть подарок императрицы матери русских городов. Шел 1744 год. В 1749-м последовал заказ на Смольный монастырь в Петербурге. Колокольне Смольного предстояло стать вдвое выше Ивана Великого в Московском Кремле и на треть – шпиля Петропавловского собора.

Смелому решению обер-архитектора не пришлось осуществиться. Через три года началась война с Пруссией, поглотившая все необходимые для строительства деньги.

Растрелли почти одновременно работает над отливкой вылепленного отцом памятника Петру I на коне и строит большой Петергофский дворец. С 1749 года начинаются сложнейшие работы по строительству Большого Екатерининского дворца в Царском Селе, разбивке царскосельского парка. Растрелли не отказывается от заказов и на частные дома, а впереди у него Зимний дворец и решение ряда сложнейших градостроительных задач в столице.

Драма зодчего назревает постепенно. Императрице кажется недостаточно быстрым строительство, которое он ведет. Старея, Елизавета Петровна становится все более капризной и требовательной, но готова обвинять в «преклонном возрасте» 55-летнего Растрелли. Вместе с тем у зодчего разрастается за счет появляющихся внуков семья, растут расходы, но растут и цены в столице, тогда как его жалованье остается неизменным. Судя по газетным объявлениям, ему приходится продавать своих великолепных лошадей, кареты, картины, предметы обстановки, даже «канареек, попугаев и маленькую обезьяну». Но настоящим крахом становится кончина Елизаветы Петровны и вскоре наступивший переворот в пользу ее невестки – Екатерины II, которая не признает творчества Растрелли.

Теперь события развертываются с немыслимой стремительностью. 27 июля 1762 года уезжает навсегда в Италию зять Растрелли, архитектор Франческо Бартолиати. 2 августа «С.-Петербургские ведомости» сообщают о предстоящем отъезде на родину самого Растрелли. 7 августа увольняется в отставку Бартолиати, 10 августа Екатерина указ об увольнении Растрелли в связи с его болезнью и желанием побывать на родине.

Но оставить Россию оказывается для зодчего не так просто. Ровно через год он возвращается в Петербург вместе с семьей в надежде продолжить службу и на этот раз получает категорический отказ.

«По всеподданнейшему Нам прошению обер-архитектора графа Растрелли, в рассуждении его старости и слабого здоровья, всемилостивейше увольняем мы его от службы Нами и при том за 48-летнее усердное и добропорядочное оной продолжение повелели Нашей придворной конторе производить ему, по смерть его, пенсиону по тысяче рублей в год». В такой ситуации получить какие-либо заказы даже от частных лиц оказывается невозможным. Ни один из вельмож не пожелает принять «бывшего» обер-архитектора. Из Петербурга надо было уезжать.

Попытка предложить свои услуги прусскому королю Фридриху тоже тщетна. Даже гостеприимный дом вернувшегося из ссылки Бирона не ждет зодчего: сын фаворита приглашает к себе на службу другого архитектора. В 1767 году умирает жена зодчего, всего-навсего в 56 лет.

Последняя попытка: в начале 1769 года Растрелли отправляется в Италию, чтобы закупить там картины итальянских живописцев и открыть торговлю ими в Петербурге. Годом позже картины действительно оказываются в Петербурге, но осуществить свое первое и единственное коммерческое предприятие зодчему не удалось: в апреле 1771 года его не стало. Семьдесят один год жизни, из этих долгих лет сорок восемь в России, с которой он не хотел расстаться и не расстался, похороненный в Петербурге, который стал великолепным во многом благодаря его таланту и редкому трудолюбию.

Правнучка Петра Великого

Это было почти нарушением дипломатического протокола: королева Нидерландов, встречающая президента России у трапа его самолета. Конечно, первый русский правительственный визит за очень долгие годы, но не только. СМИ поспешили сообщить о родственных связях королевы Беатрикс с былым царствующим домом Романовых, в частности с императором Николаем I, которому она приходилась праправнучкой, хотя и двоюродной. Никакие иные связи проявлены не были, а между тем они не только существовали, но и сказались на судьбах всей Европы.

Анна Павловна – младшая дочь Павла I, родившаяся за год до вступления отца на престол. Она почти не помнит отца, которого ей заменяет старший брат Александр I. Начало XIX столетия оказывается очень сложным в дипломатическом отношении для России. Молодой император старается поддерживать отношения с Наполеоном. Наполеон в свою очередь стремится порвать со своим революционным прошлым. Он думает о том, чтобы оформить развод с Жозефиной и жениться на русской великой княжне, породниться именно с российским царствующим домом.

Чтобы выбор французского императора не пал на его любимую сестру, Александр I спешно выдает замуж великую княжну Екатерину Павловну за находившегося на русской службе принца Георга Ольденбургского. Принц становится генерал-губернатором Эстлянским, Нижегородским, Ярославским и Тверским, молодые поселяются в Твери.

Теперь речь может идти о единственной незамужней сестре русского императора – Анне Павловне. Ей еще нет 14 лет, но ранние браки обычны в семьях монархов. Пока Наполеон оформляет развод с Жозефиной, французский посланник Коленкур, пользовавшийся, кстати сказать, едва ли не одинаковым доверием Наполеона и Александра I, внимательно наблюдает за великой княжной, которая представляется ему идеальной императрицей Франции. В одном из донесений он пишет: «Она высока для своих лет. У нее прекрасные глаза, нежное выражение лица, любезная и приятная наружность, и хотя она не красавица, взор ее полон доброты. Нрав ее тих и, говорят, очень скромен. Доброте ее отдают предпочтение перед умом. Как все великие княжны, она прекрасно воспитана и образована. Она уже умеет держать себя, как подобает принцессе, и обладает тактом и уверенностью, необходимыми при дворе».

Анна Павловна, королева Голландии. 1816 г.

16 декабря 1809 года развод Наполеона оформлен, и он может делать формальное предложение. Государственные советники Александра I понимают, как много может означать подобный родственный союз, особенно в условиях усложняющихся отношений двух императоров. Явно ничего не имеет против возможного брака невеста. Но в дело вступает вдова Павла I, мать невесты. Вдовствующая императрица Мария Федоровна категорически отказывает «корсиканскому людоеду», по ее выражению. Всякие разговоры с ней оказываются бесполезными. Через месяц русский двор вынужден дать отрицательный ответ Наполеону, мотивируя отказ юностью невесты и предлагая отложить брак по крайней мере на два года.

Взбешенный Наполеон обращается к венскому двору и тут же получает руку дочери императора Марии-Луизы. Поход на Москву обретает реальные черты.

Дальше была Отечественная война 12-го года, и только после Венского конгресса Александр I определяется с возможным претендентом на руку сестры. Им станет принц Оранский, наследник престола Нидерландов, будущий король Биллем II. Принц учился в Берлинской военной академии, Оксфорде, воевал под испанскими знаменами и под Ватерлоо получил тяжелое ранение руки.

Сватовство потребует немало времени, и самое удивительное – за эти несколько месяцев великая княжна Анна Павловна овладевает голландским языком и фундаментально знакомится с историей страны, куда ей предстояло ехать. Она сама говорит, что это должно быть наследием прадеда: как известно, Петр Великий свободно владел голландским (еще до первой поездки в эту страну), причем одинаково легко вел разговорный перевод с русского на голландский и наоборот. Великая княжна действительно повторяет деда.

В начале 1816 года в Петербурге, а затем в Павловске с необычайной пышностью празднуется свадьба венценосной четы. И именно на этих празднествах было широко обнародовано имя поэта Александра Пушкина.

Вдовствующая императрица непременно хотела, чтобы в Павловске прозвучали стихи в честь молодых. Заказ был поручен известному поэту Ю. А. Нелединскому-Мелецкому, но по какой-то причине он затруднился с его выполнением. Тогда Н. М. Карамзин посоветовал ему обратиться к лицеисту Пушкину. Нелединский отправился в Царское Село и через два часа вернулся с пушкинским посланием «Принцу Оранскому», которое имело очень шумный успех.

Европейские монархи не могут не обратить внимания на молодую принцессу Анну, которая «приносит с собой в Нидерланды блеск и великолепие больших королевских дворов». Анна Павловна привозит с собой для обучения певчих – вероисповедания великая княжна не меняла – молодого певца, инструменталиста-исполнителя и композитора Александра Варламова, чьи произведения, а главным образом романсы до наших дней остаются в репертуаре вокалистов («Не шей ты мне, маменька, красный сарафан», «Что отуманилась, зоренька ясная». «Белеет парус одинокий» – всего более 100 сочинений).