Стихотворения

Внезапно на душу пахнул…

В „Тишине“ укрепляется вера поэта в народные силы, в способность русского мужика в экстремальных ситуациях быть героем национальной истории. Но когда проснется народ к борьбе за свои интересы? На этот вопрос в „Тишине“ нет определенного ответа, как нет его и в „Размышлениях у парадного подъезда“, и в „Песне Еремушке“. Тут скрывается существенное отличие народного поэта Некрасова от его друзей Чернышевского и Добролюбова, которые в этот момент были большими оптимистами относительно возможного народного возмущения. Некрасов же все более решительно менял направление художественного поиска от разрушительных и бунтарских к созидательным началам русского народного характера. Потому-то народная жизнь и отвечает у него на шум столиц святым безмолвием („В столицах шум…“).

В первое пореформенное лето 1861 года Некрасов написал стихотворение „Крестьянские дети“, в котором воспел суровую прозу и высокую поэзию крестьянского детства, призвал хранить в чистоте вечные нравственные ценности, связанные с трудом на земле, – то самое христианское „вековое наследство“, которое Некрасов считал истоком русского национального характера.

Играйте же, дети! Растите на воле!
На то вам и красное детство дано,
Чтоб вечно любить это скудное поле,
Чтоб вечно вам милым казалось оно.
Храните свое вековое наследство,
Любите свой хлеб трудовой —
И пусть обаянье поэзии детства
Проводит вас в недра землицы родной!..

Любовь к „скудному полю“ требует прежде всего духовного, детски бескорыстного к нему отношения, связанного с вековым христианским наследством. Эта любовь неподвластна полностью земным, материальным мотивам, она выше всего конечного и преходящего. Потому Некрасов и подчеркивает здесь тему вечности, призывая „вечно любить“ „вечно милое, скудное поле“.

Русский народ высоко ценил аскетическое монастырское служение. Но рядом с ним, в жизни мирян, он утверждал служение иное – трудничество. Лишь тем откроются в будущей жизни небесные блага, кто здесь, на земле, проводит время не в праздности, а в праведных трудах. Отсюда – особая трудовая этика русского крестьянина: труд им воспринимается как дело священное, в котором важно не только достижение материальных благ, но и духовно-нравственное начало.

Трудись, покамест служат руки,
Не сетуй, не ленись, не трусь,
Спасибо скажут наши внуки,
Когда разбогатеет Русь!

Потому и песнь строителей в „Железной дороге“ Некрасова не сводится к обличению эксплуататоров. Пафос ее еще и в другом: на пережитые страдания труженики-страстотерпцы указывают не с тем, чтобы разжалобить нас. Страдания только укрепляют в их сознании величие трудового подвижничества. Умереть „со славою“ для православных мирян значило – умереть в праведном труде, „Божьими ратниками“. Строителям железной дороги „любо“ видеть свой труд, а „привычку к труду благородную“ высокорослого, больного белоруса поэт рекомендует перенять и господскому мальчику Ване.

Трудничество – характерная примета всех народных героев Некрасова. В основе стихотворения „Дума“, например, житейский сюжет: мужик, порвавший связь с землей, становится батраком и идет наниматься к хозяину: „Эй! возьми меня в работники!“ Логика сюжета подсказывает, что сейчас произойдет денежная сделка, трудовой договор: мужик будет добиваться работы полегче, а платы побольше. Но ничего подобного не происходит. Истосковавшийся труженик, у которого „поработать руки чешутся“, мечтает о другом:

Повели ты в лето жаркое
Мне пахать пески сыпучие,
Повели ты в зиму лютую
Вырубать леса дремучие, —

Только треск стоял бы до неба,
Как деревья бы валилися;
Вместо шапки белым инеем
Волоса бы серебрилися!

Оказывается, что батрака соблазняет не столько жирная похлебка у хозяина, сколько труд сам по себе, причем именно труд тяжелый, напоминающий богатырское деяние. Тема трудового богатырства, развивающая мотивы былин о Микуле Селяниновиче и Святогоре, становится одной из ведущих в творчестве Некрасова. Поэт знает, что крестьянский труд в суровом северном краю на скудном поле России в лучшем случае дает мужику то, о чем он просит в молитве Господней, – „хлеб насущный“, то есть ровно столько, сколько нужно для скромного достатка и поддержания жизни. Сама природа приглушает в русском человеке материальные стимулы труда, но зато сполна мобилизует другие, духовные его мотивы. Без высшей духовной санкции крестьянский труд в России теряет свою красоту и поэтический смысл. Именно так, безлюбовно и бескрыло, смотрят на мужика в „Сценах из лирической комедии „Медвежья охота“ люди, далекие от православной духовности, – князь Воехотский и барон фон дер Гребен.