Найти и исполнить

– Ну, да белоэмигрантского выродка сразу видно, издалека. Вас там всех так одевают, как клоунов? – в словах и тоне майора не было насмешки, только злость, и желание поскорее покончить с допросом.

– Родители из России в семнадцатом году уехали и меня увезли, – точно оправдываясь, сказал Стас. Майор поднялся, подошел вплотную, достал и кобуры пистолет, точно такой же ТТ, как и лежащий на столе. Но пока просто стоял напротив, не сводя со «шпиона» глаз.

– Это у вас там офицеры, а здесь их давно истребили заодно с господами, – произнес майор. – Хреново ты учился, господин диверсант, если не знаешь, что в Красной Армии с восемнадцатого года офицеров нет. Или учителя, золотопогонники недобитые, рассказать забыли?

Вот в чем дело, вот где прокололся – офицер. Красноармейцу одного слова хватило, моментально опознал в и без того насквозь подозрительной личности классово чуждый элемент, по голове огрел, скрутил и сообщил, Куда Следует. Золотопогонники… Ну, да, погоны заодно со званиями объявлены пережитком царизма, вот и у товарища майора знаки различия воротник и рукава шинели украшают. Отменили погоны в восемнадцатом, вспомнить бы еще, когда вернули…В конце войны командный состав уже звезды на плечах носил, это точно, фотографий тех времен в семье полно сохранилось. Что же у нас получается – сейчас сорок первый год, сорок второй? Да еще и осень, по погоде судя конец сентября – октябрь, не позже… И где, самое главное, он находится, куда его занесло вслед за Юдиным?

– Цель заброски? – повторил майор.

– Я должен проникнуть в Москву и завербовать наводчиков для немецкой авиации, – немедля выдал свои намерения Стас, но майор ему не поверил.

– Врешь. – Он шагнул вперед и оказался со Стасом лицом к лицу. – Этой швали и без тебя в городе навалом. Врешь, скотина. Цель заброски? – Майор поднес пистолет к носу «шпиона».

– Я должен отравить воду в московском водопроводе. «И убить Сталина» – последнее произнести Стас не успел, смотрел в черное пистолетное дуло, оказавшееся перед глазами. И прикрыл веки, почувствовав, как холодный металл впечатался в кожу лба, разлепил глаза, посмотрел на майора.

– Последний раз спрашиваю – цель заброски? – произнес тот, – или прямо тут тебя исполню, как собаку, и в силосную яму сбросить прикажу…

Дульный срез врезался в лоб еще сильнее, Стас откинул голову, поморщился от приступа тошноты и сдавившей виски боли, и сказал еле слышно:

– В составе группы диверсантов я должен организовать покушение на верховного главнокомандующего. А подробности – не твое дело, майор, мелко плаваешь, чтобы я тебе о своих планах докладывал. Не по чину будет. А вот командованию твоему обрисую все в лучшем виде, и расскажу, и на местности покажу, как положено. Выполняй, пока всех нас тут не накрыло, или сам под трибунал пойдешь, так как источник ценной информации не уберег. Штрафбатом дело пахнет, или – сам знаешь – за этакую оплошность тебя самого запросто исполнить могут. По законам военного времени.

Замолчал, ожидая реакции. Реакции не последовало – не дали по загривку, не одернули.

Майор, правда, потемнел лицом, как любой бы на его месте, зло поджал губы, но ни один из стоявших поблизости не дернулся, молчали все. Это, может, и хуже, что не дергаются, не орут, не мельтешат.

– Конечно, расскажешь. – Майор убрал пистолет. – Соловьем споешь и спляшешь, если потребуется.

Он повернулся в сторону двери:

– Алехина мне позови. Бегом!

Захват справа ослаб, боец, грохоча сапогами, выбежал прочь из дома, Стас привалился к печке спиной, вдохнул ледяной воздух, чувствуя, как становится жарко – пришло что-то вроде отходняка после шока, но передышка оказалась недолгой. В комнату влетел совсем еще молодой парень в шинели нараспашку, из-под которой виднелся китель с малиновыми, как у майора, петлицами и заправленные в сапоги штаны, глянул сначала на Стаса, потом вытянулся перед начальством. Тот комкал газеты, запаковывая в них «вещдоки», сунул их в руки запыхавшемуся Алехину.

– Лейтенант, это и вот этот… экземпляр, – кивок в сторону Стаса, – немедленно доставить в штаб. Скажешь – обнаружен в расположении части, дальше с ним там сами разберутся. И мухой обратно. Давай.

Он вышел из комнаты, потеряв к Стасу всякий интерес. Алехин, еще раскрасневшийся от бега, крикнул вслед начальству «есть доставить задержанного в штаб», сделал суровое лицо, сунул газетный сверток в новенький планшет на боку и скомандовал:

– Пошел.

Стаса подхватили под локти и потащили к двери. Она распахнулась от хорошего пинка, в лицо ударил ветер вперемешку с мелкими колючими снежинками, гарью и запахом солярки. У крыльца, увязнув в грязи, стоял грузовик с брезентовым верхом, Стаса втолкнули в кабину, лейтенант сел рядом, захлопнул дверцу. Водителем оказался один из конвойных, неразговорчивый, диковатого вида деревенский мужик. Он мрачно глянул на соседа, передал свою винтовку лейтенанту и завел двигатель. Машину качнуло – кто-то запрыгнул в кузов, врезал кулаком по стенке кабины, грузовик дернулся, выкинул из-под колес комья грязи, и покатил к вывернутым с корнем столбам, на одном из которых еще висела на одной петле створка деревянных ворот.

Проехали по улице мимо уцелевших и разрушенных домов, из приоткрытого окна тянуло гарью и сыростью, зато выстрелы начали понемногу стихать, а вскоре и вовсе умолкли. Грузовик мотало в колеях, во все стороны летела грязь, «дворники» размазывали ее по лобовому стеклу и гнусно при этом скрипели. Въехали в поворот, миновали длинный деревянный барак с выбитыми окнами, дальше пошли одноэтажные домишки, пока не тронутые ни огнем, ни снарядами, и городок закончился. Колеи уводили на пригорок, за ним тянулся лесок, мокрые облетевшие деревья роняли в глину последние бурые листья. И ни одного указателя, ни намека, где он оказался – Стас принялся было вертеть головой, но получил под ребро ощутимый тычок локтем.

– Не дергайся, – произнес лейтенант без угрозы в голосе. Стас покосился на него – замученный, сутки или больше не спал, глаза красные, физиономия бледная, таращится на дорогу, старательно изображая всем своим видом должную ненависть к врагу и служебное рвение. Но получается паршиво, накрепко приклеилось к лицу лейтенанта выражение безнадеги и отрешенности от всего земного, понимает, что не жилец, и ждет уже своего часа, гадая, как это произойдет.

Стас следил за ходом «дворников» и незаметно для окружающих шевелил затекшими руками, разгоняя кровь. Но конвоирам было не до него, водитель взял правее, чтобы пропустить встречную груженную ящиками полуторку, и накрепко увяз в грязи. Грузовик зверски мотало вперед-назад, мотор захлебывался, в лобовое стекло влетел здоровенный ошметок глины и все шарахнулись назад. Машина встала, водитель открыл дверь, оглянулся, высмотрел там что-то и еще раз дал по газам. Грузовик развернуло, как на льду, повело боком, и он окончательно увяз в грязи точно в трясине. И ни одной машины поблизости, ни встречной, ни попутки, они одни на дороге – с одной стороны поле, с другой чахлый лесок.

Лейтенант, не оборачиваясь, грохнул кулаком по стенке кабины, Стас услышал, как кто-то выпрыгнул из кузова в грязь.

– Давай! – проорали оттуда, водитель, глядя назад, наддал, грузовик бросило вперед, к мокрым кочкам у кромки поля.

Стас едва не врезался лбом в стекло, отлетел, столкнулся плечами с лейтенантом. Тот смотрел прямо перед собой и даже бровью не повел, только глянул в зеркало на дверце кабины, проверяя работу подчиненных. Еще толчок с порцией эпитетов и брызгами грязи, влетевшими в кабину, еще один – и грузовик вернулся в колею, дернулся, покатил, переваливаясь, дальше.

– У вас там тоже такие дороги? – спросил лейтенант.

– Где – там? – не сразу понял его Стас.

– Где – где… В Германии, где ж еще, – зло пробормотал водитель, удерживая машину от падения в очередную наполненную водой яму. Кое-как на пониженной вписались в поворот, лес обступил дорогу с двух сторон, и сразу стало темнее.

– Такие же, – сказал Стас. И душой не покривил – стоит отъехать от Москвы на полсотни километров, увидишь ту же картину. Ничего за семь десятков лет не изменилось, это вам не Германия, где побежденные такие дороги себе построили, что одна рука к валидолу тянется, а вторая к пистолету, ибо велик порыв застрелиться с тоски, когда на немецкий автобан въезжаешь. Доводилось видеть и как строится это чудо – сначала ленточками размечается участок, засыпается просеянным песком, дальше стелется пленка, сверху снова песок, но крупный, еще один слой пленки заливается то ли цементом, то ли подобной смесью, еще один насыпной слой, и только на него укладывается асфальт. «Мы так жить не будем, – была тогда его первая мысль. – Ни мы, ни наши дети». И не ошибся. А уж покататься по ровнехоньким, без единой выбоины или трещины дорогам немало довелось, пару сотен тысяч, если не больше, километров по европам за пять лет отмотал, пока туриков отечественных возил заморскими красотами любоваться. За рулем «мерседеса», между прочим, повышенной комфортности со всеми наворотами вроде кондиционера, кофеварки на пять литров и роутера в салоне, дабы туристы связь с родиной держали, и сообщали о своих перемещениях в режиме он-лайн: сегодня я в Амстердаме конфетами с коноплей завтракал, завтра пивком бельгийским нальюсь, а через пару деньков привет из Парижу от меня ловите. Но про Брюссели с Амстердамами лучше промолчать, или хлопнут прямо здесь, в этой самой луже, списав на попытку к бегству.

– Вот и подохнете скоро в своей грязи, – проговорил лейтенант без особой злобы в голосе.

– Скорей бы. – Водитель, в отличие от начальства, позволил себе пару смачных эпитетов и прибавил скорость – дорога выходила на высокое место, в колеях стало посуше, грузовик не мотало, и он все быстрее катил вперед. С пригорка показались крыши деревенских домов, то пропадавшие из виду за голыми ветками придорожных берез, то появлявшиеся вновь. И поднимались над крышами столбы черного дыма, но по всему было видно, что это не печки топят. Уж больно клубы густые и как-то много их, и вроде даже выстрел с той стороны послышался. Лейтенант опустил стекло, высунулся из кабины, придерживая фуражку.

– Не пойму, – растерянно проговорил он, – это ж Хребтово, штаб в Подлесье, через три километра. Гони, сейчас у них спросим.

И все уставились на мчавшуюся по прилегающей дороге грязную полуторку, битком набитую людьми. Вернее, на кабину, круглые фары и лобовое стекло, тоже забрызганное грязью с беспомощно ползавшими по ней «дворниками». Машину качнуло, вынесло на обочину, водитель моментально бросил ее обратно и затормозил, разворачивая параллельным курсом. Стас только успел заметить, что все, кто ехал в кузове, одеты в форму, и форма эта серого цвета, и на касках людей намалеваны белые кресты. Но ни крикнуть, ни даже рот открыть не успел – лобовое стекло их машины пошло трещинами, осколки посыпались на пол и на колени, водителя откинуло назад, он врезался затылком в стенку кабины и повалился грудью на руль.

– Что за… Это ж фрицы! – услышал выкрик лейтенанта Стас, он пригнулся и прижался лбом к коленям. Задумываться о странностях вроде той, с какой стати немцы предпочли полуторку на порядок более комфортным грузовым «мерсам» и «опелям», или что стало с водителем и пассажирами машины, если таковые имелись, времени не было. Думал он в этот миг только об одном – хорошо бы еще и голову прикрыть, да руки за спиной связаны. А грузовик пер, не снижая скорости, понесся под горку, вылетел из колеи и затормозил наконец, переломив бампером тонкую березку. Слева навалилось что-то тяжелое, неподвижное, справа ударил по лицу порыв ледяного ветра, Стас пополз к открытой двери. Выбрался из-под придавившего его тела водителя, вывалился из кабины и залег в траве у переднего колеса машины.

Первые короткие очереди затрещали из встречного грузовика, лейтенант огрызался из табельного редкими одиночными, из кузова его поддерживал второй конвоир. Палил редко, но метко – из вражеской полуторки выпали двое, один за другим, остальные попадали на дно и временно прекратили стрельбу. На пару секунд, не дольше – над бортами показались три плевавшихся огнем дула – фрицы в три ствола лупили из «шмайсеров» по грузовику. Новые выстрелы из кузова и со стороны задних колес проредили участников перестрелки, на траву грохнулся еще один, второго отбросило к противоположному борту. По колесам и топливному баку «родной» полуторки пока что не влепило, но при таком раскладе их вскорости разделают, как бог черепаху, вдобавок в любой момент пуля прошьет бак с горючкой и может начаться пожар.

Стас упал на спину, извернувшись, поджал ноги, пропустил их меж связанными руками, миг – и руки были теперь спутаны впереди, а это все ж малость полегче. Дополз, старательно вжимаясь в мокрую траву, до выпавшей из кабины вместе с Алехиным «мосинки», лег на нее, прижимая к земле, и принялся перепиливать путы о невероятно тупой штык винтовки. Сквозь беспорядочный треск очередей прорывались слитные многоголосые вопли, кутерьма заворачивалась нешуточная, и стреляли уже с двух сторон. Поняв, что ловушка не захлопнулась, немцы обходили машину полукругом, рассчитывая дожать бойцов численным превосходством. Но удавалось пока не очень, Стас видел, как упали еще двое в серой форме, но после длиннющей, на полмагазина очереди из ППШ, выпущенной по грузовику, выстрелы из кузова прекратились. Стасу стало предельно ясно, что отсиживаться под лавкой – тактика порочная, пора всерьез подумать о самозащите. Вряд ли кто-нибудь из нападающих будет столь наблюдателен, что посреди всей этой катавасии обратит внимание на его странную одежду и вообще весь вид, мягко говоря, не соответствующий окружающей обстановке и снизойдет поинтересоваться, а почему, собственно…

Глава 2

Веревка наконец поддалась, Стас стряхнул путы, сжал кулаки, разгоняя кровь, и пополз вдоль машины, прихватив с собой «мосинку». Очередь, еще одна, затем одиночный – и еще один из наступавших валится на дорогу. Лейтенант патроны бережет, бьет наверняка, подпуская поближе. Ага, вот он… Алехин, укрывшись за колесом, время от времени выпускал скупую очередь по противнику. Глянул на Стаса, дернулся, было к нему, и уткнулся лицом в траву – фуражка слетела с головы лейтенанта, волосы над левым виском быстро темнели от крови.

Яростная пальба продолжалась. Укрытие хорошее, но пора вылезать на простреливаемое пространство, а сие чревато. Стас отполз от убитого Алехина, перекатился по земле в обнимку с винтовкой, оказался по другую сторону машины. До леса шагов двадцать, но как бы они не стали последними – не отпустят ведь, сволочи, их человек десять, если не больше, а у него патронов только на половину этой компании осталось.

Стас присел у переднего, уже севшего на диск, колеса полуторки, оглядел окрестности, и вдруг его озарило. Еще раз прикинул все, провел воображаемые линии, оценил траектории, лег на живот, пополз обратно.

Грузовик стоял поодаль, в нем оставались только водитель (Стас видел его силуэт за стеклом кабины) и в кузове – двое, как показалось ему издалека. Присмотрелся, выжидая – да, точно, привстал некто над бортом, тоже в серой форме и фуражке с тускло блеснувшей длинной разлапистой эмблемой над козырьком. Херр офицер собственной персоной, сам в переделку не полез, со стороны передрягу корректирует, даже здесь слышно, как он выкрикивает команды, точно собака лает.

Над бортом грузовика показалась перекошенная физиономия с распахнутыми глазами, длинная светлая прядь выпала из-под опушенного черным мехом капюшона серой блестящей короткой куртки над темно-синими джинсами, и насмерть перепуганная бледная девушка вцепилась обеими руками в доски борта. Она приподнялась над ними, но на ее шее тут же возникла чужая рука, вмиг сдавившая горло, втащившая ее назад, донесся приглушенный расстоянием крик…

«Какая встреча» – от неожиданности сердце точно в пропасть ухнуло, Стас и предположить не мог, что мимолетное видение вызовет у него восторг, граничащий с эйфорией. Он моментально узнал русоволосую особу, сопровождавшую Юдина на большинстве протокольных и неформальных мероприятий. Только на сайте девушка представала этакой скромницей, едва ли не монашкой, смиренно ступавшей по грешной земле, а тут и макияж имеется, и на пальцах что-то явственно блеснуло. Но почему одна, где ее муж, любовник или кем ей Юдин приходится? Знает, стервочка, наверняка знает, в портал-то она следом за дружком своим шагнула и видела достаточно, надо только порасспросить ее хорошенько, а времени нет, рассиживаться некогда…

Стас поднял винтовку, поймал мушкой еще видневшуюся над бортом фуражку с серебряным орлом, и плавно потянул спуск. Фуражка отлетела, человека выстрелом отбросило назад, он исчез из виду, зато снова показалась юдинская подружка. Она подобралась к борту кузова, опасливо посмотрела вниз и по сторонам, приподнялась над ним, готовясь спрыгнуть, но не успела. Ее втолкнули бросившиеся к машине солдаты – потерявший командира личный состав моментально превращается в вооруженный неуправляемый сброд, частично деморализованный, частично озверевший, и драпавшие к машине уцелевшие в перестрелке фрицы не были исключением.

Стас услышал короткий вскрик, но его заглушили вопли и треск мотора, грузовик сдал назад, выехал на дорогу и моментально пропал из виду. Стас бросил винтовку и подполз к Алехину. Тот так и лежал, уткнувшись лицом в траву, ТТ валялся у колеса, признаков жизни из кузова и кабины не доносилось. И вообще Стас ничего не слышал, кроме шума ветра в верхушках деревьев и стука дождевых капель по крыше и навесу грузовика. Ни одной живой души рядом, но эта благодать может оборваться в любой момент, и неизвестно, кто первым наткнется на разбитую машину – наши или немцы, и в любом случае, к тому моменту он должен быть далеко отсюда. Осмотрел Алехина еще раз – комплекция вроде у них одна, только лейтенант росточком пониже будет, но выбирать не приходится.

Стас оттащил лейтенанта подальше к лесу и принялся стаскивать с него одежду, замирая и прислушиваясь к каждому звуку. Почудилось пару раз, что по дороге едет машина и вот-вот окажется поблизости, но это было галлюцинацией – уж очень сильно стучала в висках кровь, и колотилось сердце. В нагрудном кармане алехинского кителя Стас нашел вчетверо сложенный листок, развернул, пробежал глазами напечатанные на машинке строчки:

– Удостоверение. Предъявителю сего, командиру взвода войск НКВД младшему лейтенанту Алехину Илье Петровичу предоставлено право…

Следом шел короткий перечень алехинских прав: производить проверку документов у всех лиц, как гражданских, так и военных, а также задерживать поименованных лиц и доставлять их в соответствующие органы. Треугольная печать на подписях, сделанными черными и фиолетовыми чернилами: генерал-майора, начальника войск НКВД Западного фронта и полковника, начальник штаба, какого – не указано. Стас убрал бумагу в снятый с Алехина планшет, предварительно вытащив из него и раскидав по окрестностям «вещдоки»: ключи от УАЗа и китайский складень. Мобильник и банковскую карточку положил в карман шинели, а ИЖ покрутил в руках и затолкал в планшет, решив приберечь пистолет на черный день. Да и ТТ не хуже и более уместен, хоть и тяжелый, зараза, но это дело привычки, к тому же кобура имеется… Зато к обнаруженной в планшете карте – яркой, многоцветной, еще пахнувшей типографской краской, отнесся с вниманием – извлек аккуратно, расправил, добросовестно рассматривал с минуту и ни черта не понял. Не было поблизости ни одного ориентира, мало-мальски заметного, от которого плясать можно. Отложил ориентацию на местности на потом, прислушался.