– Так-то, дружище, оставь его, пусть идет своею дорогой.
– А ну его, – махнул рукой Василий Иванович, – слова не скажу, пусть потянет солдатскую лямку, только, чур, не жаловаться, приезжать вызволять, шалишь, не поеду… Слышь…
– Слышу, папенька, и не надо… Не пожалуюсь… Только бы поскорей в строй, – радостно подбежал Саша и поцеловал руку отца.
– Завтра.
– Завтра, завтра! – захлопал мальчик в ладоши и бросился на шею генералу Ганнибалу.
– Ишь ласкается к баловнику-то, – проворчал Василий Иванович.
В тоне его голоса послышались нервные ноты.
– Поцелуй отца, – шепнул мальчику генерал.
Саша быстро исполнил этот совет и от души поцеловал Василия Ивановича.
– Тяни, тяни лямку, коли охота, – уже ласково, шутливым тоном заговорил он, – не хотел отцовских забот и не надо…
Приятели заговорили между собой. Василий Иванович передавал Аврааму Петровичу впечатление, произведенное на него Петербургом, в котором он не был уже много лет, рассказывал о сделанных визитах, случайных встречах.
– Буду представленным ее величеству, – сообщил он в заключение.
– А-а-а! – протянул Авраам Петрович. – Я рад за тебя.
– А уж я как рад… Трепет какой-то священный в душе чувствую при одной мысли, что снова улицезрю великолепную дщерь Петрову на престоле, в лучах царственной славы.
– Да, брат, дождалась Россия после многолетних невзгод красного солнышка… В лучах славы великого отца воссела на дедовский престол его мудрая дочь… Служи, Саша, служи нашей великой монархине, служи России! – с энтузиазмом воскликнул генерал, обращаясь к мальчику, снова вернувшемуся к уборке своих книг.
– Клянусь посвятить всю свою жизнь славе всемилостивейшей монархине и России! – с серьезной вдумчивостью сказал Александр Суворов.
– Аминь! – произнес генерал.
В это самое время в отворенной двери показалась Марья Петровна.
– Накрывать обедать в большой горнице прикажете или здесь, ваше превосходительство?
– Накрывайте здесь, будем обедать на новоселье у сына, – сказал Василий Иванович. – Ты закусишь с нами? Провизия деревенская, – обратился он к Аврааму Петровичу.
– Да уж былое дело, я пообедал…
– Не побрезгуй… Может, попадья-то и хорошо сготовила.
– Хорошо, съем чего-нибудь кусочек.
– Так на три прибора, хозяюшка…
– Слушаюс, ваше превосходительство, – отвечала Марья Петровна и тихо удалилась.
Через несколько минут она вернулась вместе с работницей. У обеих в руках была посуда, ножи, вилки и ложки. Марья Петровна накрыла стол чистой скатертью светло-серого цвета с красными каймами.
Саша тем временем окончил уборку книг. Опустевший сундук, или так называемую укладку, которые делались ниже сундука, мальчик закрыл, а затем, отодвинув лежавший на полу сенник, придвинул в угол и сенник положил на нее.
– Ишь солдат, что быстро сообразил и постель себе смастерил… Молодец! – заметил Авраам Петрович и потрепал подошедшего к нему Сашу по щеке.
Марья Петровна с работницей стали вносить одна за другой незатейливые, но вкусные яства того времени. Горшок щей, подернутых янтарным жиром, гусь с яблоками и оладьи с вареньем составляли меню этого обеда на солдатском новоселье.
Василий Иванович вынул из дорожной шкатулки затейливой заморской работы граненый графинчик богемского хрусталя и две серебряных чарки.
– Анисовой… – наполнил он одну из них и поднес генералу.
– Петровой… – протянул тот руку, но Василий Иванович быстро опрокинул ее себе в рот и, наполнив другую, поднес Аврааму Петровичу.
– У поляков научился, – засмеялся генерал.
– Угадал. Пан Язвицкий, сосед, с гостями всегда так проделывает.
– Это у них в обычае, чтобы показать, что напиток не отравлен.
– Вот как, а я не знал, думал, так балуется.
Старики выпили по второй и отдали честь как деревенской провизии, так и кулинарному искусству матушки-попадьи.
– Уф! – отдувался после доброго десятка оладий Василий Иванович. – Об одном я покоен – Саша голоден не будет. Мастерица, мать-попадья, жаль муженька-то ее законопатили.
– А что? – полюбопытствовал генерал Ганнибал.
Василий Иванович рассказал.
– Печально, печально!
– У тебя нет ли среди духовенства влиятельных знакомств?
– Есть, как не быть.
– Похлопотать бы за него, может сократят срок и опять в приход определят.
– Похлопотать можно, отчего не похлопотать, – сказал Авраам Петрович.
Вскоре Василий Иванович стал заметно дремать и Авраам Петрович распрощался и ушел. Василий Иванович залег на боковую. Саша уселся с книгой у окна.
XIII. Первые впечатления
Василий Иванович Суворов пробыл в Петербурге после описанного нами дня около двух недель. Он удостоился лицезреть обожаемую монархиню и был обласкан ее величеством, как все оставшиеся в живых «птенцы гнезда Петрова».
За последние дни Василий Иванович редко виделся со своим сыном, уже надевшим солдатский мундир и совершенно отдавшимся военной службе, предмету его давних мечтаний. Старик Суворов проводил время среди своих старых сослуживцев и знакомых. Им нередко сетовал он на упрямство сына, губящего добровольно себя и свое здоровье под гнетом солдатской лямки.
– Умней нас стали молокососы, не хотят послушать советов стариков, ни услугу принять от них… До всего-де сами дойдем… – говаривал Василий Иванович.