Русская Финляндия

Русское купечество в Финляндии было весьма влиятельно и дало несколько весьма знаменитых фигур. Достаточно называть имена Синебрюхова в Хельсинки и Ситкова – на Аландских островах.

Мелкие торговцы, занимавшиеся поставкой продовольствия для армии, становились в старой Финляндии солидными купцами, предпринимателями, заводчиками. С появлением российских гарнизонов в пределах Великого княжества Финляндского подобное явление распространилось и на основную часть Финляндии. Кроме Синебрюховых, заметное место в экономической жизни автономии занимал родившийся в местечке Хамина (территория современной Финляндии) бывший крепостной Шереметьевых Егор Ушаков. Основав в 1814 году вблизи столицы кафельно-кирпичный завод, он поставлял стройматериалы в город. Состоятельный предприниматель, имевший дома в центре Гельсингфорса, Ушаков владел шведским языком, выучил даже финский, что для людей его круга было крайней редкостью. Официальным языком Финляндии являлся шведский, и даже автор гимна Финляндии Юхан Рунеберг, писатель и сторонник финского национального пробуждения, не знал языка простого народа. В 1822 году Егор Ушаков получил чин коммерции советника, его вместе с Федором Киселевым, не менее известным предпринимателем, избрали в число городских старшин Гельсингфорса. Позже в городское собрание столицы вошли влиятельные коммерсанты русского происхождения Егор Батурин и Николай Вавулин.

Вот что писал историк Д. Протопопов в конце ХIХ века: «Русские занимаются в Финляндии главным образом торговлей, особенно мелочной… кроме того, они хозяева промышленных заведений, огородники, ремесленники… пользуются здесь репутацией трудолюбивых и бережливых людей, хорошо обделывающих свои дела». По словам того же автора, «недавно еще русские, особенно более зажиточные и образованные, проживающие в западной части страны, довольно быстро ошведивались и офинивались… в Гельсингфорсе у них остались только фамилии Киселевых, Синебрюховых, Королевых, Сидоровых, по-русски они не понимают. Большинство русских довольны здешними порядками». «Здесь все по закону, все правильно», – говорил Протопопову тверской мужик, исколесивший всю эту землю.

В Финляндии. Худ. Альбер (Альберт) Бенуа

В самом начале XX века в Финляндии при переписи населения было зарегистрировано 5939 граждан автономии, считавших русский язык родным. От всех постоянных жителей ее эта цифра составляла 0,22%. В действительности выходцев из России было больше. Ведь к тому времени потомки таких известных фамилий, как Sinebrychoff, Kisileff, Kavaleff, Koroleff, Wavulin, окончательно влились в местное общество и восприняли шведский язык в качестве родного. С другой стороны, в данные статистики не вошли проживавшие в Финляндии русские, не имевшие финляндского гражданства. В основном это были военнослужащие и члены их семей, православные священнослужители, а также чиновники канцелярии генерал-губернатора, число которых несколько увеличилось в первое десятилетие XX века. В 1910 году в семи крупнейших городах автономии проживало 12 тысяч подданных России.

К моменту провозглашения Финляндией независимости на ее территории оказались три категории русских: постоянные жители страны (часть из них имела финляндское гражданство), военные (весной 1918 года их было примерно 40 тысяч, к концу года осталось незначительное число отставников) и небольшая часть дачников Карельского перешейка, укрывшихся там от революционной анархии. Среди них – художник Илья Репин и писатель Леонид Андреев. Перед Первой мировой войной в собственности петербуржцев и других жителей империи числилось на перешейке 775 поместий и 10 тысяч дач.

В то же самое время, еще с XVIII век,а множество уроженцев Финляндии, пусть в основном и шведов по происхождению, связали себя с Россией и служили на ее благо.

Достаточно вспомнить лишь несколько имен. Например, создатель Никитского ботанического сада в Крыму Христиан Христианович Стевен (1781—1863 гг.), родившийся в Фридрихсгаме (ныне Хамине) Выборгской губернии, – известный ботаник, доктор медицины, садовод и энтомолог.

Или Кнут Адольф Шернвалл (1819—1899 гг.), или Шернваль (запомним эту фамилию, она не раз будет фигурировать в моем повествовании) – известный строитель железных дорог. Окончив Финский кадетский корпус в Хамине и поступивший в Инженерный институт в Петербурге, он проявил себя незаурядным инженером-строителем на строительстве железной дороги Петербург—Москва. Когда он вернулся к себе на родину, он принял самое активное участие в проекте железной дороги между Петербургом и Хельсинки. И именно он в интересах развития финской торговли поддержал идею строительства железной дороги с широкой колеей. Так что мы ему сегодня обязаны тем, что поезда из Москвы и Петербурга, идущие в Финляндию, не должны подолгу стоять на границе. Шернвалл в 1867 году был назначен главным инженером строящейся дороги, движение из Питера в Хельсинки было открыто в 1870 году и дало толчок быстрому росту финляндской экономики. Затем Шернвалл занимал в Петербурге должности начальника Российского управления железных дорог и Главного инспектора всех российских железных дорог. В 1888 году Шернвалл был вместе с царской семьей во время известной железнодорожной катастрофы в Борках, где был серьезно ранен.

А кто не знает прекрасный парк Монрепо на окраине Выборга? Его создал барон Павел Николаи. В России во времена советского лихолетья его имя было предано забвению, и даже его могила на маленьком островке в Монрепо была осквернена. Однако в период расцвета России имперской семья баронов Николаи, принадлежавшая к избранному кругу российской аристократии, была широко известна и в России, и в Европе. Павел Николаи, чьи предки верой и правдой служили русским императорам со времен Павла I, выбрал необычный путь: он стремился посвятить себя христианскому служению ближним, много путешествуя, начал – едва ли не первым в нашей стране – помогать заключенным в тюрьмах, охватив своей деятельностью всю Сибирь. Деятельность Николаи не знала никаких границ: ни классовых, ни расовых, ни географических, ни религиозных.

Рассказывают, что последний из рода баронов Николаи в 1918 году увидел в Морепо толпу революционеров. Один солдат загородил им дорогу, сказав: «Я не дам тронуть его, это ангел, не человек. Он спас мою семью от голода». И толпа удалилась!

В начале прошлого века безземельные финны, откликнувшиеся на «призыв» столыпинской реформы, осваивали Дальний Восток, участвовали в строительстве Транссиба.

Именно финны первыми стали исследовать наших тверских карел – еще со второй половины XIX века и до наших дней: чуть ли не регулярно в Бежецкий и Весьегонский уезды приезжали финские собиратели фольклора, лингвисты, этнографы.

Да, есть масса уроженцев Финляндии, которые стали знамениты именно в России, прославились своими делами в Москве, Петербурге и вообще на бескрайних просторах нашей страны.

«Финский Петербург», которому были посвящены целые исследования, это отдельная и любопытнейшая тема – финские молочницы, купцы, ювелиры, работавшие в том числе и у Фаберже, капитаны и команды пароходов, возивших паломников из Петербурга на Валаам и Коневец…

Может возникнуть вопрос: а какое отношение они имеют к теме «Русская Финляндия»?

А все дело в том, что Хельсинки, тогдашний Гельсингфорс, и Петербург соединялись тысячами нитей. Многие жители Хельсинки, в том числе и из числа предпринимателей и деятелей культуры, работали в Петербурге, были связаны с Россией и, возвращаясь в Финляндию, были уже «отчасти русскими». И границу провести очень сложно.

Возьмем для примера прекрасно всем знакомую – и в Финляндии, и в России – кондитерскую фирму «Фацер», которая была основана в 1891 году Карлом Фацером, сыном швейцарца, переселившегося в Финляндию. В 18 лет он отправился в Петербург, Берлин и Париж с мечтой стать кондитером. Петербург был идеальным местом для того, чтобы начать дело – русский шоколад имел хорошую репутацию и доминировал на рынке. В Петербурге Карл встретил знаменитых шоколадных дел мастеров. Обучившись рецептам, Карл открыл в 1891 году в Хельсинки свою «русско-французскую кондитерскую», а в 1894 году зарегистрировал свою марку «Karl Fazer». Его конфеты, пирожные, торты, мороженое имели огромный успех, заказы приходили от самых влиятельных людей не только из Финляндии, но и всей Скандинавии… Швейцарец, он стал гордостью Финляндии. Но привез свое мастерство из России, которая также стала рынком сбыта его продукции.

Примечательна, хотя и гораздо менее известна, деятельность брата Карла, Эдварда, который был антрепренером. Именно Эдвард был импресарио Мариинского балета и организовал гастроли «Мариинки» в Европе в 1908—1910 годах, то есть уже за год до Дягилева. Его заслуга состоит в том, что он первым вывез именно труппу – до него за границей выступали только отдельные артисты, Дягилев же эту идею успешно подхватил. Финская исследовательница Йоханна Лаакконен даже посвятила свою кандидатскую диссертацию этой теме: «Эдвард Фацер и Императорский русский балет».

То же самое можно сказать и о финских ювелирах, работавших на фирму Фаберже. Тем более что, после того как наследник «империи Фаберже» Агафон перебрался в Хельсинки, их связи не прекратились. Одним из этих мастеров была, например, Альма Пиль (1888—1976 гг.), которая работала, как и многие другие финские ювелиры, у Фаберже в Петербурге. Ее имя в России сегодня обычно вспоминают в связи с последней распродажей из Оружейной палаты в 1933 году, когда ушло великолепное мозаичное яйцо ее работы, в котором драгоценные камни имитировали вышивку по канве крестиком и которое ныне принадлежит английской королеве Елизавете II.

Я задаю себе вопрос: а если бы не революция 1917 года и не последовавшая за ней независимость Финляндии, разве мы бы говорили, что братья Фацеры или Пиль были «не русскими»?

А вот другие примеры, другие имена.

Карл Густав Маннергейм был офицером Русской армии, воевал за Россию на фронтах Русско-японской и Первой мировой войны, а стал финским маршалом и президентом Финляндии. Или Аврора Шернваль – финская шведка, но известная сегодня в Финляндии под фамилией своего мужа как Кармазина.

В поселке Рощино на Карельском перешейке, в бывшей финской Райволе, на берегу озера можно увидеть небольшую каменную стелу: на ней – стихи на шведском языке, имя Edith Sodergran и даты жизни – 1892— 1923.

Кто у нас знает это имя – Эдит Седергран? А она ведь выросла в Петербурге. И, хотя и не получила признания при жизни, теперь считается одной из лучших поэтесс Финляндии, а ее имя называют среди величайших поэтов-модернистов Скандинавии. Стихи Эдит, отличающиеся свежестью и особой образностью, переведены на языки разных стран мира, ее творчество вдохновило многих поэтов.

Но есть и русские имена, которые прекрасно известны в Финляндии, но забыты или просто не известны у нас.

Ну, допустим, что кому-то у нас говорит имя князя Михаила Долгорукова? А в Финляндии ему стоит памятник.

Или вот поэт, прозаик и журналист Иван Савин (1899—1927 гг.), имя и творчество которого стали известны в России лишь в начале 1990-х годов. Иван Савин (Саволайнен) родился в Одессе, но все детство и юность провел в Полтавской губернии. Дед Ивана Савина – Йохан Саволайнен, финский моряк, встретил в Елисоветграде русскую гречанку, женился на ней, остался жить в России. От этого брака родился отец поэта, Иван Иванович-старший.

Вся семья Саволайнена (они писали свою фамилию на русский манер – Саволаины) была сметена ураганом революционных событий и Гражданской войны. Два старших брата, Михайловские артиллеристы, были расстреляны в Крыму. Иван Савин попал в плен в Джанкое…

Когда с помощью своего солдата-улана Савину удалось добраться в 1921 году до Петрограда, где встретился с отцом, ему пришлось провести холодную и голодную зиму.

Савина с отцом отпустили, так как у них были в порядке финские бумаги, и они приехали в Хельсинки, где отец работал на сахарном заводе, а Иван Савин устроился на том же заводе сколачивать ящики… После плена и голода даже такая жизнь казалась просто сказочной.

Иван Савин начал печататься  в  местной  газете «Русские вести». Писал и в газеты «Сегодня» (Рига), «Руль» (Берлин), «Новое время» (Белград), «Возрождение», «Иллюстрированная Россия» (Париж) и сразу же в свои 24 года завоевывает любовь и уважение все русской колонии. Кроме того, он вел кружок русской молодежи в Хельсинки. Стал по праву одним из известнейших поэтов Белого дела. За эти оставшиеся несколько лет жизни Иван Савин успел рассказать о пережитом. Он привлек внимание к запискам Мальсагова, побывавшего в Соловецком лагере. На Валааме встречался и беседовал с Анной Вырубовой. Иван Савин рассказал о жизни в Крыму, дошедшей до «раскаленного ужаса». Художник Захаров в 1926 году представил Савина и его жену Людмилу И.Е. Репину. Илья Ефимович сокрушался, что не успел написать портрет Ивана.

Иван Савин

Савин продолжал любить Россию, веровать, надеяться на ее возрождение. За пять лет жизни в эмиграции им было опубликовано только в газетах Гельсингфорса более сотни статей, очерков, рассказов и стихотворений. За год до смерти вышел его единственный прижизненный сборник стихов «Ладонка», изданный в Белграде Главным правлением Галлиполийского общества. Представляя читателям поэта, автор предисловия к сборнику В. Даватц написал: «В Крыму он потерял свою свободу; в Финляндии – нашел ее снова. Свободу без родины…»

Высокую оценку его стихам дал Иван Бунин: «То, что он оставил после себя, навсегда обеспечило ему незабвенную страницу в русской литературе…»

Умер поэт в Хельсинки 12 июля 1927 года и похоронен на хельсинкском кладбище Хиетаниеми. На его могильном памятнике высечена надпись: «Иван Иванович Саволаин», а под ней – «поэт Иван Савин».

Кто он, Иван Савин – финн или русский? И разве это имеет значение? Он был финном по паспорту, частично по крови, но был русским патриотом и вообще человеком чисто русским, готовым отдать жизнь за Россию.

Послереволюционная русская эмиграция – это целая отдельная тема. В Финляндию бежали из Петербурга – было близко. Бежали по суше, по морю, по льду…

Многих революция застала на дачах на Карельском перешейке – они задержались там до лучших, более спокойных времен, но, так и не дождавшись их, остались в Финляндии навсегда.

Решили не возвращаться в столицу и те, кто просто жил и работал на территории Великого Княжества. Находилось здесь и множество русских военных – к 1917 году их было расквартировано 125 тысяч. После революции большинство из них вернулись на родину, но часть офицеров осталась в Финляндии, чтобы присоединиться к эмигрантам, хлынувшим из Питера. Осенью 1918 года беженцев, перешедших финскую границу, было уже около трех тысяч, а к концу 1919 года – пять тысяч. После Кронштадтского мятежа 1921 года число русских в Финляндии увеличилось еще на восемь тысяч. В результате «первой волны» эмиграции русское население в стране достигло к 1922 году 35 тысяч человек.

Многие эмигранты, прибывшие в Финляндию, держали путь дальше – в Берлин, Прагу и Париж.

Будучи меньшинством в автономном Великом Княжестве Финляндском, русские в то же время были представителями большинства Российской империи. В стране же, обретшей независимость, многие утеряли прежний социальный статус. Бывшие офицеры становились рабочими. Конфетную фабрику «Фацер» называли в Гельсингфорсе «русской академией». Трудились русские и на колбасной фабрике «Маршан», на Кабельном заводе, в доке «Вяртсиля». Имевшие склонность к живописи разрисовывали фарфор и керамику на фабрике «Арабиа». На Карельском перешейке и в Приладожской Карелии, где жила добрая половина всех русских, работой обеспечивал предприниматель Ф.И. Сергеев, владевший табачной фабрикой, пивоваренным и мыловаренным заводами. Известны были как русские предприятия лесопромышленный завод Жаворонковых в Суоярви, картонная фабрика Зориных в Райвола и Терийоки, конфетные фабрики Кулаковых и Васильевых.

Примечательна судьба коммерции советника Ф.И. Сергеева, переселившегося в 1854 году подростком из Ярославской губернии в Выборг, – он был известен своим меценатством и благотворительной деятельностью. В первые годы независимости Финляндии Выборгский Русский реальный лицей и местная народная школа существовали главным образом на его пожертвования, полмиллиона марок выделил он и в фонд основания высшей школы в Выборге. Православная церковь получила 205 тысяч финских марок на сооружение храма на Ристамякском приходском кладбище. Не оставались без поддержки спортивные общества, любители драматического искусства и просто попавшие в беду люди. После «Зимней» войны заметная часть из наследства Ф.И. Сергеева перешла по дарственному завещанию его старшего сына Хельсинкской высшей коммерческой школе.

Глава Русской канцелярии в Хельсинки, бывший офицер Генерального штаба С.Э. Виттенберг в своих дневни ках оставил достаточно подробные воспоминания о жизни русской колонии в Финляндии в первый год финляндской независимости.

Большую популярность среди русских имел бывший комендант Свеаборгской крепости полковник К.Е. Кованько, ставший центральной фигурой среди русского населения в Финляндии. Авторитетом пользовался и В.В. Белевич, директор Александровской мужской гимназии.Любопытна и судьба Константина Арабажина, который волей случая в первые годы финляндской независимости стал одной из ведущих фигур среди русской диаспоры в Финляндии.

Константин Иванович родился в 1866 году в Каневе на Украине и по отцу приходился близким родственником известному украинскому историку В.Б. Антоновичу, а по матери – Марианне Бугаевой – был двоюродным братом русского писателя Андрея Белого (Бугаева). В 1891 году он переехал в Петербург, где преподавал русский язык и литературу, активно участвовал в общественной жизни, был учредителем Общества народных университетов, заявил о себе как публицист, редактор и театральный критик.

Остатки былого. Сумерки. Финляндия. Худ. Исаак Левитан

Финляндский период в жизни Арабажина начался в 1913 году, когда он по конкурсу занял освободившееся место профессора русского языка и словесности Гельсингфорсского университета. Окончательно он переехал туда лишь в конце 1917 года, после провозглашения независимости Финляндии. Обосновавшись в Хельсинки, Арабажин активно включился в местную общественную жизнь, состоял членом или председателем советов ряда местных русских учебных заведений. Он издавал ряд русскоязычных газет – «Голос русской колонии», «Русский голос», «Русский листок», «Русская жизнь». При этом Арабажин ставил цель объединить все слои русского населения в Финляндии, не вмешиваться во внутренние финские дела и способствовать сближению финнов и русских. Не случайно именно он в 1918 году был избран одним из четырех представителей русского населения для связи с финскими властями. С «Русской жизнью» сотрудничали, например, Е.А. Ляцкий, Н.В. Дризен, Н.К. Рерих, Г.П. Струве…

Правда, русское общество в Финляндии было очень разнородным и его раздробленность и раскол преодолеть было невозможно. Например, «Русская жизнь», вопреки желаниям Арабажина, фактически стала органом Политического совещания при генерале Юдениче. Начавшаяся внутри русских организаций борьба за лидерство стала перерастать в откровенные раздоры и интриги.

Между тем самого Арабажина финские власти стали считать «подозрительным» и «политически неблагонадежным лицом» за якобы имевшиеся у него контакты с Советской Россией. Имелось в виду санкционированное самими властями его участие в переговорах с представителями большевиков летом 1918 года об обмене русских военнопленных в Финляндии на арестованных в России финляндских граждан.