Вернуть посох

Hу нет, мы еще поживем…

Странное дело – стоило старику выпустить посох из рук, как боль в сердце утихла. Ныл разбитый рот, но это уже ничего, перетерпим, бивали нас и сильнее. Это ненадолго, это пройдет.

Дождавшись, пока упруго шагавший прочь юнец не скроется среди нагромождения валунов, старик поднялся на ноги. Последний раз всхлипнул, тыльной стороной ладони стер с подбородка кровь.

И зашагал прочь, на северо-восток, а отнюдь не по следам отобравшего у него посох мальчишки, как можно было б предположить.

Они еще встретятся, непременно встретятся, только – чуть позже…

А пока что – вперед, к Поур-ан-Гарр.

* * *

Дорога к владениям народа поури издавна считалась не из легких, но в то же время – куда проще, чем от Утеса Чародеев к Зачарованному лесу. Во всяком случае, зловредных тварей и не брезгающих человечинкой хищников (как четверо-, так и двуногих) на ней встречалось не в пример меньше.

Позади остались сухие, неплодородные степи, где земля, казалось, взращивает камни вместо злаков.

Мало-помалу стали появляться деревья, сперва робко и поодиночке, затем все смелее, их становилось больше, купы оборачивались рощами, рощи сливались в перелески, и степная дорога стала вилять, пробираясь между вставшими на ее пути могучими лесными бастионами. Старик ставил силки, и один раз в них попался какой-то местный кролик, тощий и жилистый. Волшебник испек его в углях – этого хватило на целую неделю.

Владения поури приближались.

…Расставшись с посохом, он чувствовал себя более или менее терпимо только в первый день. А потом боль в сердце вернулась – тупая привычная боль, неизменное напоминание о приближающемся конце. И на сей раз она уже не желала отступать.

Он попытался бороться с ней – бесполезно. Как ни странно, легче оказалось ей покориться. И – старик спустя несколько дней словно б даже и привык к ней. Боль как будто придавала силы, старый волшебник смаковал картины воображаемой встречи с наглым и самодовольным юнцом, заканчивающиеся, как и положено, возвращением не только его посоха, но и всей былой силы; однако сперва ему предстояло добраться до летних поселков поури и уговорить этот вздорный народец не отправлять его прямиком в праздничный котел, а все-таки сперва выслушать.

…До границы владений поури старик добирался еще целых три дня. Если так пойдет и дальше, мальчишка просто опередит его, скроется в глубинах Зачарованного леса прежде, чем его настигнет справедливое мщение, – о том, что юнец и впрямь мог полететь, старик старался не думать. Все-таки подобные чары даются не с первой, не со второй и даже не с третьей попытки.

…Поури ловки и отважны, им не занимать звериной хитрости и чуткости, в лесу они когда-то тягались с самими эльфами – победить не победили, но и взявшие верх обитатели Зачарованного леса умылись тогда кровью, однако, несмотря ни на что, старик все-таки заметил карликов первым. Их секрет таился в зарослях густого орешника, на высоком, далеко вдвинувшемся в степное море взлобке – ни один глаз, даже эльфийского траппера, не смог бы разглядеть тройку вооруженных неподъемными засадными самострелами карликов, а вот старик смог – по отблеску солнечного луча на любопытном глазу, слишком плотно прижавшемуся к бойнице в плетеной стене засидки.

Старик остановился и поднял руки. Даже и лишившись силы, он всей кожей ощущал упершиеся в него полетные пути тяжелых арбалетных стрел, каждая из которых способна пробить насквозь троих таких, как он. Поури специально делали настолько тяжелые арбалеты. За «бегство с оставлением оружия на поле бранном» полагалась медленная и мучительная смерть в неспешно засасывающем жертву болоте, и потому секрет не мог ни спасаться бегством, ни бросать оружие. Им оставалось только сражаться.

– Эй, опусти руки, маг, – хриплым баском сказали наконец из зарослей. – Сказывай, зачем пожаловал?

– С Барри потолковать хочу, – невозмутимо, как ни в чем не бывало, откликнулся старик.

– С Барри? – донеслось до него. – Уй, едва ли, едва ли. Барри таких, как ты, не жалует.

– Знаю, – ответил старик. – Вот я и хочу, чтобы с этого момента стал бы жаловать.

– Тогда ступай, – дозволили из секрета. – Тропы наши ты и так знаешь, обойдешься без провожатого, сейчас каждый стрелок на счету…

– А что, неужто ж война? – Старику не нужно было разыгрывать удивление. Поури, конечно, воевали всегда и со всеми, в простодушии своем, что граничило с дикостью, признавая достойным времяпрепровождением одну лишь войну, но с дикого, пустынного юга, где не прокормиться и где не посеешь хлеб, карлики врагов обычно не ждали.

– Война, – подтвердил голос, твердо, не по-людски выговаривая слова. – Война, человече.

– И с кем же воюете? – полюбопытствовал бывший волшебник, поскольку сам поури, кроме этого факта, больше ничего сообщать явно не спешил.

– Разве ты поможешь, маг? Ты ведь с Утеса Чародеев. И у тебя нет посоха. Ты его отдал. Так зачем ты нам теперь?

– Отчего ж ты не стреляешь в меня, а тратишь время на разговоры? – Старик гордо вскинул подбородок. – Выдаешь свой секрет… не по уложению воинскому это.

– Оттого, что маг навсегда остается магом, даже и без посоха, – прогудели в ответ. – Мы, поури, знаем, что такое честь. Это вы, люди, о ней забыли…

Старик хотел было ответить, но вовремя прикусил язык. Спорить с поури сейчас явно неблагоразумно и ни к чему. А тем более напоминать ему, что вспарывать животы пленным беременным женщинам и распинать девственниц вниз головой на заборах (обычные развлечения поури в захваченных на время деревнях) тоже как-то не слишком вяжется с понятиями о чести. Потому что последним аргументом в подобном споре станет прилетевшая арбалетная стрела, толстая, словно вертел, пробивающая даже быка.

– Так что ж, ты мне так и не ответишь, храбрый воин?.. Тогда, с твоего позволения, я пойду дальше. Мое дело не терпит отлагательств. Барри со мной согласится, ну а если не согласится… – старик как можно выразительнее пожал плечами, – я свое отжил и смерти уже не боюсь.

– Вы, люди, всегда боитесь смерти, – сказал невидимый стрелок. – Потому-то от вас и исходит зло…

– У нас тут, похоже, назревает философический диспут, – усмехнулся старик. – Ты хочешь поговорить со мной о природе добра и зла в мире Эвиала, поури-воин?

– Я хотел бы. Потому что не далее как вчера соседний секрет отогнал отряд Нечисти от наших пределов. Дело было жаркое. Двум нашим предстоит родиться опять.

Поури, насколько помнил старик, незыблемо верили в переселение душ и воскрешение.

– Так что же мне делать сейчас, храбрый воин? – настойчиво спросил волшебник. – Я не встретил на своем пути ничего подозрительного, дорога была не труднее обычного. Так что едва ли я смогу сообщить тебе что-то по-настоящему важное. Ты позволишь мне пройти, или мы и дальше будем предаваться высокоумным беседам в столь неподходящем для этого занятия месте?

– Для беседы любое место хорошо, – отрезал поури, по-прежнему не показываясь на глаза. – Вообще-то ты, конечно, можешь идти – мы ведь тебя пропустили. Hо… Я хочу знать, кому ты отдал свой посох.

Старик несколько секунд молчал, собираясь с силами и стараясь, чтобы ответ прозвучал небрежно и чуть снисходительно:

– А, один мальчик, из нового выпуска. Хороший такой мальчик, внимательный, бойкий…

– Ага, бойкий, – согласился поури. – То-то у тебя лицо до сих пор на сторону, волшебник.

Старик непритворно удивился. Какое там «на сторону», почему, откуда? Никаких следов удара на подбородке не осталось, бывший волшебник знал наверняка, смотрелся в уцелевшее среди поклажи серебряное походное зеркальце…

Наверху, в кустах, раздался короткий смешок.

– Мы умеем видеть чуть дальше, чем вы, – объяснил поури. – Поэтому вы с нами так и не справились, хотя вас – тьмы и мириады, а нас всего лишь горсточка…

Старик вновь смолчал, хотя – какая там горсточка! Поселения поури уверенно двигались на север, вплотную подступая к людским владениям, и по всем границам гремела ни на миг не прекращающаяся война. Захватив деревню, поури деловито предавали ее огню, всех жителей вырезали поголовно, вместе со скотом и прочей живностью вроде кошек, собак и даже птиц, которых карлики ловко сбивали из коротких боевых луков. Пленных они не брали. Рабы им оказались не нужны, и не с кем было вести торг, выкупая полон, как всегда поступали, к примеру, мекампские правители, выручая из неволи своих, угодивших в кочевничью петлю.

Здесь все было не так.

Конечно, и люди в долгу не оставались. Окружив возвращающийся из набега отряд поури, дружинники Княж-города, казалось, забывали о том, что сами смертны. Низкорослых воителей деловито расстреливали из мощных дальнобойных луков, их можно было б прикончить, не вступая в рукопашную, но без рукопашной – какая ж месть?.. И потому после лучников в дело вступала тяжелая пехота, не жалея себя, давила всех, еще остававшихся в силах держать оружие, и выжившие в этом натиске поури во все остававшиеся у них часы и дни свирепо завидовали мертвым, порываясь и сами при каждом удобном случае последовать за ними – но тут уж стража не зевала.

Любимым развлечением дружинников было привязать поури к доске и медленно шинковать распяленное уродливое тело мясницкими, для перерубания костей предназначенными, топорами. Состязались, кто нашинкует потоньше. Бились об заклад – сдохнет, когда дойдут еще только до колен, или до бедер продержится?.. Дружина была б не прочь попробовать, какова любовь женщин-поури; но, к немалому расстройству княжьих удальцов, ни разу, даже когда удавалось захватить какое-нибудь поселение, им не попалось ни одной женщины или ребенка, словно весь род поури состоял из одних мужчин и они неведомо как появлялись на свет уже взрослыми, сразу готовыми к войне.

Старый маг терпеливо стоял, ожидая продолжения. Поури, пустившийся в рассуждения на отвлеченные темы – да, подивились бы былые друзья-товарищи, долгое время поури вообще за разумных не считавшие.