Зеленый омут

Девушки захохотали, подбегая к Алене и Сергею.

– Аленка, отдай нам своего парубка, – уж очень красивый! А одет как! Загляденье! Мы его листьями ивы приберем, будет лучше куклы!

– Бежим! – сквозь смех крикнула Алена, хватая Сергея за руку и увлекая прочь от разошедшихся девчонок. С сожалением глядя на его дорогой костюм и представляя, что с ним будет, если они задержатся еще хоть на минуту, она резво бежала впереди. Молодому человеку ничего не оставалось, как, проклиная все на свете, пуститься вслед за ней. Модные туфли скользили в траве. Сергей чувствовал себя идиотом. Что его принесло сюда? Воистину, искусство требует жертв! Захотелось прославиться – вот и терпи, – говорил он сам себе, стараясь не отстать от Алены.

В селе хлопцы таскали между домов ведра, полные то ли жидкой грязи, то ли воды с илом; отчаянно визжали девушки; взрослые выходили к заборам, смеялись и подзадоривали молодежь. Алена с Сергеем еле успели отскочить в сторону, как на одну из пробегавших мимо девушек выхлюпнули полное ведро болота, брызги которого полетели во все стороны. Всю эту дикость сопровождали крики восторга и непонятное, дурацкое веселье.

Сергей просто остолбенел, когда несколько хлопцев и девчат, подхватив ведра с грязной водой, направились к нему. Что это? Они что, собираются облить его этой гадостью? Его костюм от французского кутюрье? Он почувствовал, как на него самого накатывает приступ неудержимого истерического хохота. Так ему, дураку, и надо! Хотел острых ощущений? Получай сполна!

Алене не нужно было больше тащить его за руку, он сам осознал, что нужно бежать без оглядки, иначе… Они летели к дому бабы Нади со всех ног, не думая более ни о чем, кроме спасительного убежища.

– Успели, сладкие мои? – Баба Надя, улыбаясь с ехидцей, закрыла тяжелую дверь, протянула Сергею переодеться: какие-то брюки, рубашку с вышитым воротом. Не новые, но чистые, пахнущие сушеными травами.

Переодеваясь, Сергей почему-то вспомнил предостережения Нины насчет ворожбы и колдовства. Ну нет, ни таким, ни любым другим путем они его в ЗАГС не затащат. Не хватало еще жениться на деревенщине неотесанной! Его аж в дрожь бросило от этой мысли. Ничего у них не выйдет! Он всегда сам придумывает сценарии пьесы под названием жизнь, а все остальные только послушно исполняют предназначенные им роли. Все идет именно так, как он, Сергей, задумал, и не иначе. Он давно решил, что играть будет исключительно по своим собственным правилам. А другие пусть остаются в неведении до поры, до времени. Если они обманутся в своих ожиданиях, что ж, это их вина. Он только расставляет ловушки, а уж попадаются в них те, кто клюнул на приманку. Не надо было… Сергей злорадно улыбнулся про себя.

Он сам был достаточно безрассуден, чтобы идти на таинственный зов не колеблясь, не медля ни секунды. Окунаясь с головой в жизненные водовороты, впитывая жадно необычное и неизведанное, погружался в их остроту без остатка. Но… напитавшись всласть новизной бытия, будучи принят им, – он вдруг срывался, все бросал, уходил в сторону, и, наблюдая все уже со стороны, с ледяным бесстрастием и полной трезвостью, оставался в самой глубине себя спокойным и равнодушным. Его снова влекло куда-то, как будто все плоды благ земных он должен был вкусить, все изведать, всем насладиться и все оставить. Уйти. Куда?.. Этого он не знал.

Сергей любил жить мгновением: взять все, что жизнь дает, использовать и бросить без сожаления. Он не замечал и не жалел никого вокруг. Он ненавидел скуку, и все, кто были склонны грустить, исключались из его игры. Печаль тяготила его. Кто хоть раз сталкивался с ним в жизненных битвах или на дорогах наслаждений, запоминали его холодную несгибаемую силу, безжалостную и влекущую, как смертоносный клинок. Многие продолжали обожать его, как иногда жертва обожает острую сталь, рассекающую ее нежную плоть. Неисповедимы мотивы людских привязанностей, запутанных и мутных земных страстей… Сила разрушения иногда бывает гибельна и прекрасна, как сокрушительный ураган, сметающий все с лица земли, вызывает одновременно ужас и восторг.

Попав неожиданно в деревенский дом бабы Нади, в поисках «дыхания ведьмы», как он сам это называл, Сергей сначала почувствовал себя неловко, словно незваный гость, который, как известно, хуже татарина. Но потом… переодевшись в чужую, незнакомо и приятно пахнущую одежду, он вдруг принял бесповоротное решение: пропустить эти чудом сохранившиеся в лесной глуши первозданные дикости, он ни в коем случае не хочет. Отказаться? Ни за что! Это все для него. Раз уж он попал сюда, – то будет в самом сердце происходящего ритуала.

На него вдруг повеяло скифским степным духом, когда ветер свистит в ушах, а земля поет под копытами летящей конницы; запахами ночных костров, кровью, струящейся по телам каменных идолов, алчущих новых жертв; весной священной, в цветах и хмельном меде… Забытые песни зазвучали в его давно остывшем сердце, грозя растопить его, как жгучие лучи Ярилы-Солнца, зажигающие огонь любви, растапливают зимние снега. Под этими лучами рождается в природе целебная сила: и в травах, и в воде, и в росе. Когда-то он умывался этой росой, ломал березовые ветки, топил баню, бросал в огонь огненную руту… Когда все это было с ним? А может быть, только еще будет?..

Сергей ни в чем больше не сомневался. Он здесь, чтобы испытать все сполна. Все, что ни выпадет ему в эту купальскую ночь! А там… будь, что будет!

Он с интересом рассматривал дом бабы Нади. Полы деревянные, чистые, покрытые плетеными и лоскутными дорожками, безо всяких современных ковров. На окнах повсюду горшки с пышно цветущей геранью, вышитые занавески. Вдоль стен – сундуки и лавки, покрытые гобеленами с бахромой, большой диван с высокой спинкой, без подлокотников. Массивный стол покрыт плюшевой скатертью, на столе – блюда с пирогами, накрытые чистыми полотенцами, глиняный ковш с ключевой водой, большая кружка, вокруг стола – стулья с гнутыми спинками. В доме несколько просторных комнат, и в каждой непременно есть шкаф, набитый добром. На стене в горнице – свадебные фотографии бабы Нади и ее мужа. В углу – красивые дорогие иконы в золоченых окладах, с серебряными лампадками.

– Что-то на жилище ведьмы совсем не похоже, – невольно подумал Сергей. Уж больно добра много, икон. А колдовских атрибутов никаких не видно. Он поймал себя на мысли, что понятия не имеет, какие эти атрибуты должны быть.

В комнате Алены – большие портреты эстрадных звезд и голливудских героев неприятно поразили его, резанув своей неуместностью в этом уютном доме, с выбеленными печками, громоздкими деревянными кроватями и комодами, свечами на серебряных подставках, сухими цветами в глиняных вазах. Как это баба Надя с ее домостроем, позволила такое непотребство?

– Бабушка все время плюется, когда в мою комнату заходит, – словно прочитала его мысли Алена. – А мне нравится. Ну, давай, помоги мне!

Повсюду в комнате девушки были разложены венки из цветов и трав.

– Ты знаешь, из каких цветов венки на праздник плетутся? – спросила Алена. – Смотри! Это рай-цветом величают. – Она показала ему гроздья желтых цветочков. – А это – заря садовая. Красиво, правда? Обычное название – любисток. Между прочим, приворотное зелье именно из него варится.

– А это что? – Сергей показал ей голубые цветы.

– Барвинок! Неужели даже этого не знаешь? Это цветок долгой любви…

– Неужели бывает такая? – усмехнулся Сергей.

Алена пожала плечами. Любовная тема ее не интересовала, она просто рассказывала заезжему гостю о травах. Говорить она была мастерица, но все на простые темы – сплетни всякие, или про одежду. А чем такого гостя развлекать? Слава Богу, бабушка Марфа их с Лидой с детства всякую траву отличать научила. Для городских это интересно.

– А вот это знаешь, что такое? – Она поднесла к носу молодого человека венок из душистой желтоватой травы с мелкими листьями. – Это Иванов цвет!

– По-моему, это зверобой, – нерешительно протянул Сергей.

– Правильно! – обрадовалась Алена. – Ну, давай, складывай!

Они расстелили на полу скатерть и начали складывать венки, которых оказалось слишком много.

На горе у реки их уже ждали. Горели огромные костры, поднимая к небу снопы искр. Запах горячей листвы, венков, дыма, кружил голову. Это была та самая гора, на которой Иван рассказывал Артуру Корнилину о Царице Змей. Ни Сергей, ни Алена этого, конечно, не знали. А жаль… Тогда бы все священное действо приобрело совсем другую окраску. Впрочем, и так было здорово.

Все венки сложили в заранее вырытое и выстланное мятой и листьями папоротника углубление. Алена залезла туда и начала раздавать венки. Весь фокус, как понял Сергей, заключался в том, что она не видела, кому какой венок дает. Если венок попадался мятый, это плохая примета, значит, его обладателя в будущем году ничего хорошего не ждет. Но никто особенно не огорчался. Все были взволнованы, увлечены самим действием – в красноватом свете костров, у реки, над которой стояло бездонное темное небо, полное звезд, которые отражались в почти неподвижной тихой воде.

Сергею казалось, что столетия повернули вспять, к славянским игрищам, к древним, как сама земля, обычаям, к самому дыханию мира цветов и звезд, воды и огня, этих первозданных стихий сотворения. К таящейся на самом донышке души жажде смертного греха… Проклятой и желанной, как истинная свобода сердца.

Алена завязывала кому-то глаза, девушки шептались, посмеивались украдкой. Все были в венках, пышных и ароматных, как сама купальская ночь. Началась игра: кто-то с колокольчиком должен был убегать, а кто-то с завязанными глазами ловить его. Пойманную девушку можно поцеловать. Половина хлопцев и девчат разбрелись, кто куда, водили хороводы вокруг костров, пели:

У пана Ивана посреди двора
Стояла верба,
На вербе горели свечи, с той вербы капля упала,
Озером стала,
В озере сам Бог купался,
С девками игрался…

Сергею забава с колокольчиком показалась слишком простой. Однако, когда ему самому пришлось ловить Алену, все вышло по-другому. Он запыхался, устал и чувствовал себя неловко от того, что так долго не мог поймать ее. Казалось, что все смотрят на него, смеются. Потеряв терпение, он сорвал повязку, растерянно оглянулся: никого нет рядом. Они с Аленой оказались далеко от остальных. Далеко на горе парубки и девчата с визгом и криками прыгали через костры. Где-то в глубине леса кричала ночная птица.

– Эй! – Ему показалось, что он один во всей вселенной.

– Я здесь, – отозвалась Алена и со смехом закрыла ему глаза холодными ладошками.

– Что это?

От реки и костров доносились непонятные ритмичные звуки, мерные, почти зловещие.

– Это Купало играет! – ответила шепотом Алена. – Слышишь? Пойдем…

Сергея возбуждал ее шепот. Он нашел в темноте ее лицо, поцеловал. Пошел за ней, как пьяный.

На горе у костров возвышалась огромная куча сухой соломы, крапивы, каких-то веток. Хлопцы с гиканьем и криками притащили что-то огромное, нескладное, похожее на куклу. Четыре человека с разных сторон подожгли солому. Пламя взметнулось к самой луне, под восторженные крики, визг и хлопанье. Чучело горело, распространяя запах жженой соломы, тряпок и чего-то удушающего и сладкого одновременно. Сергей не мог отвести взгляд от этого жуткого зрелища. Ему вдруг показалось, что Купало не хочет, чтобы его сжигали; на сердце навалилась тоска, голова закружилась…

– Что с тобой? – Алена блестела глазами, ее лицо непрерывно менялось в отсветах пламени.

Теперь уже все подряд прыгают через костер. Девушки и парни, держась за руки, вдвоем. Руки разъединять нельзя, – плохое предзнаменование. Хлопцы посмелее прыгают по одному. Это и страшно, и интересно.

– Прыгай! Купальский огонь очищает от всех болезней, от всех злых помыслов… – шепчет Алена.

Несколько девчат в высоких венках с лентами бьют в небольшие бубны, все быстрее и быстрее. Так вот, что это за звуки! Купало играет… Сергей и Алена прыгают, замирая от страха и восторга; огонь слегка касается ног, очень ласково, почти неощутимо. Приятное тепло разливается по телу.

От повторяющегося ритма, треска костров, запаха горящей соломы, трав, венков, захватило дух. В голове возникла звенящая пустота, наполненная только этим языческим пульсом земли, зеленого леса, реки, извивающейся среди заросших цветущим кустарником берегов. В глазах Алены отражалось горящее купальское чучело. Сергей отшатнулся. Потом крепко обнял ее, целуя, прижал к себе. Искры рассеивались в темном небе огненными хвостами. Легкий ветерок приносил с реки запах ила и ряски.

Все побежали к воде, и Алена тоже. Она зажгла свечу, приладила ее к венку и пустила по течению. Сергей смотрел на нее, страстно желая ее, не понимая, что она делает и зачем это, теряя голову…

– Смотри, – Алена показала ему на плывущий венок. – Достанешь его, тогда…

Она смеется, на губах – свет огня. Звезды качаются на темной воде. Сергей бросается в воду, не медля, не раздумывая. По реке плывет уже не один Аленин венок, но множество венков, мерцая тонкими свечками, чуть покачиваясь. Где же тот, который нужен ему? Глаза разбегаются. Отчаяние сковывает сердце. Он даже не заметил, что плывет в одежде. Ритм на берегу все ускоряется, отдаляясь… Венков становится все больше. Они плывут по реке, справа и слева от него, скапливаясь у небольшой естественной запруды, образованной то ли старым бревном, то ли еще чем. Он уже не слышит купальского ритма, только плеск воды, шум камыша на берегу… Множество венков окружили Сергея. Какой их них он должен принести Алене? Сергей лихорадочно пытается дотянуться до самого первого венка, при этом утопив несколько других. Утонувший венок – знак беды. Но он не думает об этом, не думает ни о чем, кроме Алены, ее глаз, в которых горит купальское чучело…