Черная роза

За дверью оказался длинный сумрачный коридор. Пахло старым камнем, деревом и пылью. Гость сделал несколько шагов в темноте, и услышал слабый стук, – это закрылась входная дверь. Что за чертовщина! Горского обступила полная темнота… Он вернулся назад и попытался выйти. Безуспешно. Изнутри дверь оказалась совершенно гладкой и скользкой, без ручки и каких-либо выступов. Ему ничего больше не оставалось, как идти вперед. Должен же кто-то быть в чертовом доме, раз дверь не заперта?!

Горский шел наугад по коридору и придумывал, что он скажет. Почему он вломился в чужое жилище без приглашения? Что ему здесь нужно? С прислугой беседовать будет нетрудно, а вот с хозяевами… Не хватало только, чтобы и тут разыгрался скандал, как в офисе Франсуа! Как глупо все это выглядит! Пока что, кроме дневников Артура Корнилина, ему ничего не удалось раздобыть.

– Эй! – громко сказал Сергей. – Здесь есть кто-нибудь?

Его слова растаяли без следа в темных пространствах дома. И снова наступила тишина. Один коридор сменялся другим, и все они поворачивались налево, против часовой стрелки. У Горского появилось ощущение дурноты, как на корабле в сильную качку. Наконец, очередной коридор кончился двумя лестницами, – одна из которых вела вверх, а другая вниз. Гость решил подняться на второй этаж: именно там он видел свет в окне. Ориентироваться в странном доме было трудно, почти невозможно. Сергей не понимал, где он находится. Фонарика у него с собой не было, спичек или зажигалки тоже. Окна, очевидно, были только в комнатах, а как в них попасть, гость не знал. Из коридоров какие-то двери вели в другие помещения, но все они оказались заперты.

Горский двигался наугад, и одна из дверей поддалась. Через зарешеченное окно едва проникал внутрь слабый свет… Никакой мебели не было, кроме круглого мраморного столика, на котором стояла большая черная свеча. Она горела, но пламя казалось тусклым и маленьким.

– Значит, я был прав, и в доме кто-то есть! – обрадовался Сергей.

Со свечой передвигаться по бесчисленным пустым коридорам и закрученным лестницам было намного легче.

– Эй! – снова крикнул он. – Отзовитесь! Кто тут живой?

Слабое эхо ответило ему, и воцарилась прежняя тишина. Неожиданно Горский попал в просторное, пыльное помещение, полное пустых плетеных коробов и сундуков. На полу валялись осколки фарфора и стекла, глиняные черепки, громко трещавшие под ногами. Три крошечных окошка, больше похожие на узкие бойницы, пропускали солнечный свет и холодный воздух. Сергей посмотрел в одно из них, и понял, что каким-то образом забрел на чердак! Странно… Никто не слышал, как он ходит по дому? Лучше спуститься вниз и попробовать открыть дверь. Похоже, здесь таки никто не живет! Мебели нет, электричество отключено…

Он долго блуждал, пока смог спуститься и найти входную дверь. Увы! Она захлопнулась, и все попытки открыть ее оказались тщетны. Сергей почувствовал усталость, и присел на пол отдохнуть. Показалось, что он бродит по замку несколько дней, хотя прошло всего пару часов. Как его угораздило позволить двери закрыться? Это все беспечность! Сиур и Влад его предупреждали.

– О чем они меня предупреждали? – разозлился на себя Горский. – Об опасности! Что за мной будут охотиться! А не о том, что я заблужусь в пустом доме… Черт!

Этого только не хватало! Как теперь отсюда выбраться?

Незаметно он провалился в сон, который длился минут двадцать или около получаса. Ему ничего не снилось, а пробуждение не принесло радости. Горский зевнул, поднялся, отряхнул пыль и паутину, и вновь отправился на поиски выхода. Теперь он был гораздо внимательнее, и обнаружил необычное устройство внутренних помещений, – все лестницы и коридоры были в середине здания, узкие и крутые, закрученные против часовой стрелки. Ступеньки едва позволяли поставить на них ногу, а низкие железные перила заставляли горбиться и наклоняться. Постоянная угроза упасть, потерять равновесие и свалиться вниз, держала в напряжении, вызывала головокружение и дрожь в теле. Некоторые коридоры оканчивались тупиками, в которых царила непроглядная темень; арочные своды напоминали монастырские переходы, а маленькие комнатки – пустые кельи. И повсюду – черная липкая паутина, гулкая пустота и сквозняки.

Горский никак не мог смириться с мыслью, что в доме никого нет. Кто же, в таком случае, зажег черную свечу? Что за голубоватый свет мелькал в окне второго этажа? Если второе могло ему привидеться, то свечу он держал в руке, и она была вполне твердой и реальной. Кроме того, Сергей понял, что ошибся, думая о запертых комнатах. Многие оказались открыты и пусты; на каменных стенах висели рамы от картин, темные пыльные драпировки, бронзовые канделябры.

– Бедняжке Мари жилось тут не весело! – подумал Горский. – Ничего удивительного, что и Лили не понравился подобный интерьер. Тут кто угодно впадет в черную меланхолию!

Сам он страха не испытывал, – только досаду на то, что так глупо влип. Теперь придется бродить по всему зданию из конца в конец, в поисках выхода. Впрочем, он не сомневался, что выход есть, и он его непременно найдет!

В таком доме обязательно должен быть большой подвал. Может, удастся вылезти наружу через подвальное окошко, если оно без решетки. как на чердаке? Горский решил спускаться по лестницам вниз, в подвал, и искать там окно, а если повезет, то и дверь.

Это заняло не так уж много времени. Очутившись в подвале, среди пустых винных бочек, старого хлама и сложенных у стены дров, Сергей задумался. Ни окон, ни дверей здесь не оказалось, – только люк посреди усыпанного известкой и стружками пола. Видимо, в подвале держали стройматериалы для ремонта. Куда может вести этот люк? Под такими постройками часто сооружали подземные переходы и выходы наружу на случай осады, нападения или иной опасности. Чем черт не шутит? А вдруг, именно таким способом удастся выбраться из проклятого дома?

Горский не стал долго размышлять, – он открыл тяжелый люк и увидел крутую узкую лестницу, ведущую вниз. Показалось, что из глубины раздается слабый, еле слышный шум воды. Сергей осторожно преодолел несколько ступенек вниз, держась руками за края люка. Свеча все еще горела, и ее могло хватить надолго. Черный воск плавился очень медленно, и скупой огонек был как раз то, что надо.

Незадачливый путешественник по чужим жилищам сделал еще пару шагов вниз, как ступенька под его ногой треснула, он потерял равновесие и упал вниз. Кажется, от удара он потерял сознание, а когда пришел в себя, его окружала тяжелая, непроницаемая тьма, полная сырости и падающих сверху капель воды… Свеча откатилась в сторону и погасла. Горский приподнялся, пытаясь рассмотреть люк вверху, но ничего не увидел. На какой-то миг ему показалось, что люк, так же, как и входная дверь, сам по себе захлопнулся. Он прогнал от себя эту нехорошую мысль и впал в странное и тревожное забытье.

Время от времени его сознание прояснялось, и он понимал, что попал в ужасное положение, из которого ему самому не спастись. Почему он не сказал в редакции, куда направляется? Почему не предупредил родителей, или хотя бы Лили? Ему хотелось сохранить все в тайне, и теперь ни одна живая душа не знает, где он находится. Теперь ему неоткуда ждать помощи. Никто не придет сюда искать его. Никто не знает, что он здесь. Никто…

Горский застонал, то ли от досады на самого себя, то ли от боли в затылке. Как получилось, что он оказался совершенно один в пустом чужом доме? Как глупо! Глупо! Дурацкие тайны! Вот чем все это кончается! Любитель острых ощущений имеет все шансы испытать желаемые ощущения в полной мере и даже сверх того! Браво! Никто не искал его, не пытался убить или ограбить… Он сам залез в брошенный хозяевами дом, захлопнул дверь, провалился в подземелье! Все сам! Обошелся без помощников! Здорово, ничего не скажешь! Умный мужчина всегда сумеет обеспечить себе интересное времяпрепровождение.

Сергей снова провалился в спасительное беспамятство…

ГЛАВА 7

Баба Надя вышла в сарай за дровами. За ночь опять намело снега, так что ей пришлось откапывать дверь. Бледноватый рассвет серебрил крышу дома, заснеженные ели, между которыми мелькала чья-то фигурка.

Женщина поправила платок и прищурилась, пытаясь рассмотреть, кто же это к ним в лесной дом пожаловал.

– Петька, ты, что ли? – крикнула она, когда маленький лыжник вынырнул из леса, направляясь во двор. – Стряслось что?

Мальчик раскраснелся от быстрого бега. Пушок на его лице покрылся инеем. Это и в самом деле оказался Петька, тринадцатилетний сын соседей бабы Нади, который нередко лазал к ней в сад воровать груши и яблоки.

– И чего ты, Петька, по ночам в саду шастаешь? – стыдила парубка баба Надя, обнаружив следы его набегов. – Приди по хорошему, я тебе и груш, и яблок, и слив дам, сколько захочешь! Ну, чего тебе по заборам штаны рвать? Мать-то, небось, ругает?

– Ругает… – соглашался Петька, шмыгал носом, извинялся, и…снова принимался за свое.

Ночью в саду было страшно и интересно, а яблок и груш у Петькиных родителей самих было навалом, так зачем просить у бабы Нади? Она просто не понимает, что дело не в яблоках, а в интересе.

Баба Надя с тревогой смотрела на задохнувшегося Петьку, который с пыхтением отстегивал крепления лыж.

– Да говори же, окаянный! – не выдержала она. – А то зараз поленом приласкаю, будешь знать!

– Не кричите, баба Надя, – степенно ответил парубок. – Отдышаться дайте! Не видите, человек дух перевести не может?

– Человек! – возмущенно завопила баба Надя. – Тебе еще до человека шагать да шагать! Сопли подотри сначала! Бери вот!

Она вручила Петьке, который то и дело шмыгал носом, часть дров и заспешила в дом. Печка уже горела вовсю, пахло дрожжами и горячим молоком.

– Садись, нехристь, – беззлобно сказала хозяйка. – Молока налью, а то вон посинел весь. Ну, сказывай, что случилось?

– А где дядька Иван? Куды он подевался? – спросил Петька, громко потягивая молоко из чашки. – Вот вы на меня кричите, а дядька Иван как пошел в лес, так и загулял. Вы ему скажите!

– Молод ты еще, меня да дядьку Ивана учить, – ворчала баба Надя, доставая из шкафчика блюдо с печеньем. – Раз пошел, значит, надо ему! Может, хвороста набрать на растопку… Или корм зверью разбросать.

– Ничего себе… хвороста набрать! – возмутился Петька, с трудом пережевывая несколько печений, которые он одновременно засунул в рот. – Скотина третий день ревет, некормленая. Куры кудахчут… Собака ваша воет! Батяня мой не выдержал, ходил давать еды кроликам и корове! Это ж не дело, чтобы всему селу покоя не было!

Баба Надя так и села на лавку, потому что ноги у нее подкосились. Чуяло ее сердце недоброе, а она гнала от себя страшные мысли. Больше всего ей не понравилось, что собака воет. Дурной знак…

– К-как это третий день? – не поверила она своим ушам. – Неужто Вани так долго нету? Куды ж это он подевался?

– Так вот и я говорю, куды? Затем и пришел! Думаете, мне делать нечего, кроме как без толку по лесам бегать? Хорошо, что у меня лыжи новые. Батяня их смазал как следует…

– Постой! – перебила его баба Надя, чувствуя нарастающее беспокойство. – Иван дом и скотину бросил, и третий день не показывается?

– Ага! – кивнул головой для пущей важности Петька и почесал вихрастый затылок. – Может, он на рыбалку пошел, да поскользнулся на льду, ногу подвернул…или еще чего…

Петька отвел глаза и принялся рассматривать носки своих валенок. Тесто, которое баба Надя поставила на оладьи, приподняло крышку и медленно начало выползать из-под нее. Но хозяйке было не до теста. Вспомнилось предупреждение Марфы во сне… Сердце бабы Нади учащенно забилось, руки задрожали. Мысли, одна страшнее другой, запрыгали в голове, как сумасшедшие.

Ах, беда какая! Беда! Дурак он и есть дурак! Мог Иван с дури-то пойти на озеро, – то ли на рыбалку, то ли за кладом своим проклятым… В пустую голову глупые мысли сами лезут, как грибы после дождя! Стоило бабе Наде дурака без присмотра оставить, как на тебе… хлебай лихо полными ложками! Надо идти на озеро, искать Ивана!

– Лидка! Илья! Вставайте! – заголосила она на весь дом, забыв и про Петьку, и про всякие приличия и достоинство. – Иван пропал!

Элина уже не спала и сразу начала одеваться: валенки, полушубок, теплый платок. На улице было студено, дул ветер, кидал в лицо колкий снежок. Илья с Лидой вышли попозже, догнали бабу Надю с Элиной уже у самого леса.

– А я дядю Ваню дня три назад видела, – рассказывала Элина. – Воду из колодца брала, гляжу – он идет вдалеке, за елками, и вроде бы как не в себе: сам в своем уме разговаривает.