Двойной портрет

Я присмотрелась к кучке. Там были преимущественно монетки по пять и десять копеек, даже рубля ни одного не было. Да, не густо…

Рука сама полезла в карман олимпийки. Я нащупала там смятый червонец – не бог весть какие деньги, конечно, но я вообще не обязана их давать… Просто жалко мне стало эту нищенку. Ей поди и жрать нечего.

– На! – я протянула ей червонец.

Не веря своим глазам, она вопросительно посмотрела на меня.

– Бери, бери! – усмехнулась я.

– Спасибо, – пролепетала женщина. – Спасибо большое вам!!! – она даже попыталась схватить меня за руку.

– Ох, ладно, не надо! – поморщилась я, выдергивая руку. Вот этих сентиментальностей терпеть не могу. – Все, пока!

Я повернулась и, засунув руки к карманы, чуть ли не побежала к девятиэтажке. Людмила уже поди меня заждалась.

– Девушка, спасибо! – послышался сзади слабый голос.

Я, не оборачиваясь, махнула рукой, и поспешила дальше. Все, хватит! Деньги дала, от смерти спасла – а теперь извините, у меня свои дела!

Быстро вбежав в подъезд, я решила проехать на лифте. Обычно на шестой этаж я вбегаю за десять секунд, но сегодня я уже достаточно размялась.

Лифт медленно и плавно довез меня до шестого этажа, я вышла… Наконец-то! Сейчас мы поболтаем с Людой, спокойно покурим… Я прямо почувствовала, как сводит челюсти от желания вдохнуть сигаретный дым, и поскорее надавила на кнопку звонка.

Тишина. Что-то не понравилось мне в этой тишине, словно она что-то резко перевернула в моем сознании. Стала наваливаться какая-то тоска… Так бывает, когда долго-долго открываешь коробку конфет, рвешь обертку, желая поскорее добраться до любимого лакомства, и вдруг видишь, что там ничего нет…

Примерно такое ощущение я и испытала в этот момент. Нет, я еще ни в чем не убедилась, но разочарование уже вползло в мою душу…

– Кто там? – вдруг послышался тихий голос.

– Я, – немного удивленно ответила я. Обычно Людмила никогда не спрашивала, кто там. Она вообще была чем-то сродни Ольге, такая же беспечная и безалаберная, я их обеих часто поругивала. Да без толку.

Послышался звук поворачиваемого замка, и в проеме появилось лицо Людмилы. Но, честное слово, я даже не сразу поняла, что это Людмила! Боже мой, неужели можно так измениться за несколько дней?

Людмила была высокой, стройной шатенкой с голубыми глазами, всегда ухоженной и привлекательной. Никто не давал ей сорока лет. Она всегда выглядела чуть ли не моей ровесницей, а в сорок выглядеть на двадцать девять – это, я вам скажу…

Господи, что же с ней случилось? Передо мной стояла настоящая старуха. В подъезде царил полумрак, но я все равно заметила целую сеть седых волос на голове Людмилы. Глаза ее потускнели и из голубых превратились в мутно-серые. Уголки губ опущены, вокруг них расходились стрелочки морщин. Никакого макияжа, черное креповое платье…

– Людочка, что с тобой? – невольным шепотом спросила я.

– Ах, Поля! – Людмила вдруг протянула ко мне руки и расплакалась.

Я едва успела ее подхватить. Она повисла на моих руках, сотрясаясь в рыданиях.

– Успокойся, успокойся, – обнимая, я провела ее в квартиру. – Садись, сейчас я тебе валерьяночки накапаю, – я усадила Людмилу на диван и хотела уже кинуться в кухню, как тут взгляд мой упал на противоположную от дивана стену, и я поняла, что валерьянка вряд ли поможет…

На стене висел портрет Людмилиной дочери, Кристины. Голубые глаза девочки были широко раскрыты, словно она чему-то сильно удивилась. И все бы ничего, да только был тот портрет в черной рамке.

Я, отказываясь верить своим глазам, в растерянности повернулась к Людмиле.

– Да, Поля, – закивала она головой. – Ты же даже не знаешь ничего! А я не успела тебе сообщить… Я даже забыла, что мы сегодня встретиться собирались. Я все эти дни словно как в тумане живу… Ничего не соображаю…

– Господи, Люда, да что же случилось с Кристиной-то? – опускаясь на диван, спросила я. Я думала, что, скорее всего, девочку сбила машина. Или еще какой несчастный случай произошел. Но боялась проговорить это вслух.

– Убили ее, – с трудом выговорила Люда.

«Как?» – вырвался у меня немой вопрос, который я не в силах была произнести.

– Ножом ударил идиот какой-то, – проговорила Людмила и снова зарыдала.

Я бегом бросилась в кухню. Я прекрасно помнила, в каком из шкафчиков Людмила хранит аптечку. Черт, только вот заело этот шкафчик! Изо всех сил рванув на себя дверку, я достала большую коробку с лекарствами, быстро нашла валерьянку, накапала в стакан чуть больше, чем требовалась, и так же бегом вернулась в зал.

Людмила послушно выпила лекарство, вытерла губы и сказала:

– Ах, Поля, да разве мне это поможет? Меня наркотиками обкалывали все эти дни – и то не всегда помогало, а это-то так, ерунда…

– Ничего, ничего – ласково уговаривала я ее. – Все равно поможет…

Господи, мне кажется, ей уже теперь ничего не поможет. У меня нет и никогда не было детей, но я думаю, что самое страшное горе, которое может случиться в жизни – это потерять своего сына или дочь. В любом возрасте. Поэтому состояние Людмилы я очень даже хорошо понимала.

Мне, не скрою, хотелось узнать, как все-таки погибла Кристина, но расспрашивать сейчас убитую горем мать о таких подробностях? Нет уж, увольте, не до такой степени я любопытна.

Но Людмила вдруг сама начала рассказывать. Видимо, выговориться ей очень хотелось.

– Понимаешь, – говорила она, затягиваясь сигаретой так, что та сразу уменьшилась на четверть, – Кристина ведь, как школу закончила, сразу такой скрытной стала… Раньше такая девочка была мягкая, открытая, а тут… Я понимаю, ей самостоятельности хотелось, доказать мне, что она уже взрослая. Говорила я ей – успеешь взрослой-то набыться, радуйся, пока молоденькая…

Кристине было девятнадцать лет, она после школы поступила в университет, но вскоре бросила его, поступив в училище учиться на бухгалтера. Одновременно с этим она работала в парикмахерской «Волна», закончив четырехмесячные курсы, и была своим положением очень довольна.

Я знала Кристину довольно неплохо, и мне нравилась эта девочка. Конечно, она была еще сопливой, и часто шокировала нас своими категоричными высказываниями, но в ней чувствовались воля и стремление к достижению поставленных целей.

Что очень смущало Людмилу, так это страсть Кристины к деньгам. Нет, она не требовала постоянно от матери новых шмоток и украшений, но готова была идти к богатству любыми путями, часто заявляла, что со временем заработает столько, сколько нам всем и не снилось, но я только посмеивалась над этим. Пусть пробует девочка, в конце концов, такие стремления нужно приветствовать. Ведь она хочет добиться всего сама…

Теперь она уже ничего не попробует…

– Представляешь, он ударил ее, когда она шла домой по парку… – дрожащим голосом продолжала Людмила. – Подкрался сзади и… Это такой кошмар, боже мой! Почему именно она? Ну зачем она в тот вечер вышла из дома? Если бы сидела, ничего бы не случилось!

– Так что, этому придурку было все равно, кого убивать? – пока ничего не понимая, спросила я.

– Ну конечно! А ты что, думаешь, он специально хотел убить мою девочку? – в голосе Людмилы зазвучали нотки ужаса.

– Людочка, я пока ничего не думаю. А что говорит тот придурок?

– Что? Он ничего не говорит, потому что его не поймали…

– Ах вот оно что! А милиция-то что говорит?

– Милиция? Вот милиция и говорит, что не стоило ей так поздно одной возвращаться… Думали даже, что маньяк объявился.

– Маньяк? – удивилась я. – А что, были еще подобные случаи?