Колье из пуговиц

– А… ну да, сейчас, наверное, уже по одному.

Вернувшаяся медсестра вошла в кабинет и приветливо пригласила сразу всех женщин.

– Всё как обычно, – разом успокоились ожидающие. Зашли, оголились сверху, остались в бюстгальтерах. В порядке очереди стали подходить записываться в регистрационный журнал за стеклянную перегородку.

– Дата рождения?

– Сегодня.

– О, вам сегодня 30, поздравляю с юбилеем! Краше юбилея у женщины нет.

Все призадумались: наверное, вспоминали и сравнивали свои юбилеи. Следующей даме было под 40, она в долю секунды взглядом собрала равнодушную реакцию окружающих на её тело с витилижными белыми пятнами и расслабилась. Дальше так и шли все поочередно к столу, получая порядковые номера на затертых картоночках – 37-я, 38-я, 39-я… По странному совпадению порядковые номера росли в соответствии с увеличением возраста дам, замыкающей было под 70.

И вот все встали рядком с номерками в руках, готовые к запуску на рентген, как "по возрасту становись!". Первая, 30-летняя, была в ярко-красном открытом бюстгальтере с мелкими рюшечками, узким, как описанная в стихотворении Роберта Рождественского "финишная ленточка". У следующей – позакрытее, поспокойнее. И чем дальше, тем лямки расширялись, тона успокаивались, переходя в телесные.

Каждому возрасту соответствовал фасон бюстгальтера: начиная с первого – шаловливого, яркого и открытого, до практически топа-корсета, наполовину закрывающего спину последней. Весь стихийно образовавшийся коллектив, увидев друг на друге соответствие возрастов и фасонов белья с его разными оттенками назначений, мгновенно получил подтверждение логике простых вещей. Тут, в тесном предбаннике рентгенкабинета.

Как-то читала, что «чем менее вызывающее у женщины исподнее, тем хуже у неё с личной жизнью». Но мне вспомнился разговор о белье с широкими лямками с одной моей знакомой. Это было в пору дефицита всего – и продуктов, и одежды. Я собиралась ехать в Италию, моя знакомая тетя Марина попросила привезти ей «бюстгальтер с широкими лямками, за любую цену». Грудь у нее была объемная, тяжелая, да и все тело – крупное, с силуэтом  домоправительницы Фрекен Бок и лицом Госпожи Белладонны. Она работала в строительной организации, в ту пору у нее уже были внуки школьники. Наша общая с ней знакомая мне как-то проболталась, как подвыпивший муж тети Марины плакался ей, подруге семьи,  в гостях, как он ревнует. Та успокаивала его:

– Да ладно тебе, Вась, кому мы в нашем возрасте нужны?

– Эээ – нет! У моей Маринки и сейчас есть, за что подержаться.

Бюстгальтер тетя Марина искала такой, чтоб телу её, любимому и холеному, было удобно и комфортно. Может, в этом и заключался её женский успех у мужчин всех возрастов, окружавших её в строительной организации, – в любви к себе, в уважительной заботе о своем теле, в стремлении избавить его от любого возможного ущемления в угоду внешней привлекательности. И это чувствовалось, считывалось окружением и завладевало им. Я видела, как с восхищением на нее смотрели молодые мужчины, когда по своим делам приходила в контору, где она работала. Мы и сейчас с ней иногда видимся, в трамвае, когда погода не дает мне идти на работу пешком. Ей за 80, она восседает в вагоне, как в карете: с прической, элегантными бусами и накрашенными ресницами, но не смешно, всё в меру, и в качественной, самой современной одежде.

Мне подумалось: где бы она стояла, окажись в этой очереди у рентгенкабинета, между кем и кем? Замыкающей? Да нет… Наверное, простая логика вещей была бы тогда разрушена: её тотальное обаяние выстроило бы совершенно иную систему координат, и совпадение номерков и возрастов просто не произошло бы…

Меж тем, женщины одновременно скинули свои такие разные приспособления – для обольщения, формования, поддержки спины и для собственного комфорта, и – потянулся поток к проницательной машине.

Плохие вены

Утром перед работой я зашла в платную лабораторию сдать анализ крови. Паспорт не спросили, всё со слов. Администратор на входной стойке по своей инициативе сделала скидку 150 рублей:

– Я вам, как пенсионеру, – я подумала: наверное, теперь я выгляжу старше своих лет, а ведь меня раньше всегда принимали наоборот –  моложе. Или администратор слишком молода, и для нее в моем возрасте пару годов туда-сюда, плюс-минус – без разницы.

– Ну, так-то я – предпенсионер…

– Не важно, проходите.

Кроме меня, администратора и лаборанта во всей лаборатории никого не было. Неожиданный современный интерьер в переделанной квартире на первом этаже блочного дома приятно удивил.

– Садитесь в кресло – оно было разложено в почти лежачее положение, я прилегла и посетовала:

– Вены у меня плохие.

– Что же вы не предупредили? Не получится сделать – придется деньги возвращать, морока лишняя. – лаборант деловито наступала пальчиком на разные участки моих рук, серьезность её тона совсем не допускала принять её слова за шутку. Наконец, точка забора крови была найдена – в нестандартном месте, которое пришлось потом перевязать. Выходя, я поняла, что администратор за незакрытой дверью всё слышала и сопереживала – не то мне, не то лаборанту, и привычно повинилась:

– Уж простите, что такое неудобство.

– Да за что? За свои же вены?

– Ну… вы мне – скидку, а я вам – лишние хлопоты.

Видимо, ей свои вены были дороги и любимы. А я за свои к предпенсионному возрасту уже наслушалась упреков.

Смена оптики и режима

Читать в последнее время у меня не получалось уже ни с какой дистанции, а привычка рисовать в блокноте вазочки, домики и лица исполнялась почти вслепую. Прежние очки стали малы, пришла пора заказывать новые.

На обследовании у офтальмолога выяснилось, что теперь очки придется носить постоянно, и они будут прогрессивные – на три разные фокуса: вдаль, вблизи и на вытянутую руку, на собеседника. Попутно выявилось, что один мой глаз «отходит» – косит, значит. Я о себе такого не знала. Единственное – в последнее время мне не нравилось, как у меня на фотографиях получались глаза: будто камера застала меня в момент наивысшей несобранности. Сказала об этом врачу, она согласилась:

– Да, на фотографиях это обычно заметно.

– Может, это у меня в последнее время развилось с ухудшением зрения?

– Нет, я полагаю, что это у вас с детства.

И тут в памяти всплыл эпизод, когда меня подростком встретила на улице знакомая моей бабушки и потом сказала той: «Видела твою внучку, на остановке стояла, прикосенькая». О, как тогда мама и бабушка возмущались: «Прикосенькая! Чего выдумала!» Ни они, ни я, ни на секунду не подумали, что это на самом деле так.

И вот сейчас, когда у меня самой уже пенсия на носу, всё сошлось: та бабушкина приятельница была права, сходу заметила то, что самым близким было не видно.

В выходные на даче рассказала о своем обнаруженном косоглазии двоюродной сестре и тетке. Они одновременно спокойно подтвердили:

– Мы всегда это знали.

– А я о себе этого не знала.

– Ну это же не сильно, почти незаметно, просто – чуть раскосые глаза, с шармом.

– Да вы меня не успокаивайте, я не расстроилась. Просто удивлена: всю жизнь о себе такого не знать…

– Мы думали, ты знаешь. А в зеркале не видела, что ли?

– Нет, не видела…

«Лицом к лицу лица не увидать». Родители, муж, дети «не увидали», а посторонняя бабка шла мимо и заметила. И сказала. А мы – гневно отвергли. И ведь фотографии мои мне об этом говорили, вернее, молча показывали. А я относила это на неудачный ракурс.

Говорят, человек никогда не увидит сам свои уши, только с помощью зеркала. Но, выходит, и прямо смотрясь в зеркало, можно не заметить очевидное, если не хочется этого замечать. Сколько же мы в себе отрицаем, не позволяем признать. И что ещё я о себе не знаю, что знают обо мне другие?

На другой день я сидела на работе за письменным столом и на листе задумчиво выводила пером ручки лицо: свой овал, нос, губы, глаза. Потом обвела у одного глаза зрачок сбоку поярче, нарушив симметрию. Лицо стало более знакомым, ожило. Да… Значит, я действительно – незаметно для себя привыкла к асимметрии, как к норме. Ну, здравствуй, я!

Месяца через полтора мне позвонили из центра коррекции зрения и пригласили за новыми очками. Когда я пришла, врач двумя руками протянула мне мои новые вторые глаза – трепетно и торжественно, как выдают младенцев в роддоме. Вручая мне прилагающийся модерновый очечник, сказала, что у нее такой же, и что салфеточка в нем особенная, «самая-самая» – ну точно, как приданое ребеночку. Предупредила:

– Первое время будет плыть перед глазами, ходите осторожно, особенно по ступенькам, обязательно держитесь за поручни. А через некоторое время мозг перестроится, и все встанет на место.

– Прямо сейчас надевать?

– Конечно, привыкайте сразу.