Много шума из косметички

Лидия от чая отказалась, Надежда же вынула коробку с половиной домашнего торта, которую дала ей с собой Ленка. Иван, не смущаясь, съел почти все, Надежда этому только порадовалась, она после Ленкиных кулинарных изысков на еду смотреть не могла и мечтала о разгрузочном дне.

В благодарность Иван уступил Надежде свою нижнюю полку, а сам забрался наверх и затих. Дамы тоже решили укладываться. Только погасили свет и пожелали друг другу спокойной ночи, как начались Надеждины мучения.

Народ в поезде подобрался развеселый, в соседнем купе компания из трех мужчин и одной солидной тетки крепко выпивала, мужчины рассказывали анекдоты и сами же над ними громко смеялись, тетка деликатно помалкивала, только все время выходила – то покурить, то освежиться. Дверь в тамбур противно скрипела – сначала раздавался резкий звук, от которого закладывало уши, потом чуть потише и подольше, а уж потом, под конец, дверь коротко взвизгивала, как будто коту наступили на лапу. И так каждые десять минут. Надежда стоически терпела это безобразие – не хотелось вставать, искать проводницу и жаловаться. Еще на хамство нарвешься.

В конце концов это сделал кто-то из пассажиров, проводница долго увещевала гуляк, мужики азартно отлаивались, пока соседка по купе не гаркнула на них, оказывается, эта тетка была у них главной. Поворчали еще, укладываясь, поскрипели дверью, снуя в туалет и покурить напоследок, после чего наконец угомонились.

И только было Надежда собиралась заснуть, как стряслась новая беда – захрапел Иван.

В первый момент Надежда подумала, что в тамбуре включили компрессор. Ну, понадобился кому-то посреди ночи отбойный молоток или еще что-то. Потом, локализовав звук, она поняла, что он исходит с верхней полки. Она села и встретилась взглядом с Лидией. Та тоже подняла голову с подушки и смотрела блестящими, совсем не сонными глазами. Где уж тут заснуть, с тоской подумала Надежда. Она взглядом спросила Лидию, не следует ли что-то сделать, чтобы прекратить это безобразие. Лидия в ответ покачала головой – ничего, мол, не поможет, его разбудишь, а через пять минут снова такой же храп раздастся…

«Ну и ночка! – обреченно подумала Надежда. – Хоть бы скорей добраться…»

Поезд разогнался на длинном перегоне, и при особенно сильном толчке Иван вдруг хрюкнул и затих. Надежда повернулась на другой бок и тут же заснула.

И проснулась от тишины. Не стучали колеса, не свистел ветер, не скрипела дверь в тамбур, не храпел сосед. За окном была темнота, которую прорезал слабый свет. Стало быть, еще не приехали.

– Что случилось? – спросила она хриплым со сна голосом у Лидии, выглядывающей из окна. – Какая станция?

– Не знаю, – та дернула плечом, – остановка не плановая, какой-то полустанок, здесь и платформы-то нету.

Ивана на верхней полке не было. Но он тут же явился, пахнущий ночной прохладой и свежестью.

– Девочки, не волнуйтесь, машина на переезде застряла! Хорошо, машинист вовремя ее заметил, успел затормозить! Сейчас ее уберут и поедем…

– Черт знает что! – Лидия высунулась из окна.

Надежда пристроилась рядом – хотелось глотнуть свежего воздуха.

– Не выходите, скоро поедем! – кричала проводница, да никто и не думал выходить.

Пассажиры выглядывали из окон. Вдоль поезда брела деревенская тетка в ватнике и резиновых сапогах. Несмотря на ватник, видно было, что тетка худа, как заезженная лошадь. Ясное дело, от тяжелой работы. В руках у тетки были бидон и корзина.

– А вот кому молочка свеженького и малинки! – нараспев говорила она.

Надежде ничего не хотелось – только чтобы поезд тронулся и оставили ее все в покое, дали бы хоть немного поспать. Она вытянула шею, чтобы разглядеть, что происходит на переезде, но ничего не увидела. Тетка поравнялась с их окном и подняла голову.

– А вот кому мол… – начала она, но вдруг вздрогнула и вытаращила глаза. Бидон выпал из ее рук и покатился по земле, молоко тут же впитывалось в сухую жесткую землю.

Из темноты налетел на тетку какой-то мужик, замахнулся кулаком, обругал матом. Она ответила ему что-то тихо и присела, собирая рассыпавшуюся малину. Надежда заметила сверху, что руки у женщины совсем не деревенские – не слишком чистые, исцарапанные, натруженные, но пальцы длинные, запястья тонкие, ногти красивой формы, хоть и с каймой темной.

Да не грязь это, а ягодный сок, сообразила Надежда, его ничем не отмоешь. Сама она на даче как пойдет за черникой или малиной, так потом в городе стыдно появляться. На тыльной стороне ладони у тетки, от запястья к пальцам, тянулась розовая ниточка шрама.

– Черт знает что! – Лидия резко отшатнулась от окна и захлопнула раму.

Надежда поглядела на нее в удивлении. Лидия хмурила брови, губы ее превратились в узкую щель. Сцена, конечно, была неприятной, но с чего так злиться?

– Все в порядке! – в купе снова заглянул Иван. – Сейчас поедем!

И точно, поезд тронулся. Иван без лишних слов полез на верхнюю полку. Надежда тоже стала устраиваться, Лидия сидела, покусывая губы, потом взяла мобильный телефон и вышла. Надежда поглядела на часы – до прибытия в Петербург осталось час сорок. Ну, теперь-то они, конечно, опоздают. Но все равно надо бы освежиться заранее, теперь уж не заснуть, а то потом такая очередь будет.

Туалет, однако, был занят. Надежда решила перейти в соседний вагон и открыла уже дверь, но тут заметила в тамбуре Лидию, прижимающую к уху мобильник. Она остановилась, чтобы не мешать.

Надежда вовсе не хотела подслушивать, просто придержала проклятую дверь, чтобы она не скрипела. И невольно услышала часть разговора.

– Я ее видела! – говорила Лидия с придыханием. – Да, я уверена, что это была она! Совершенно уверена! И она меня тоже узнала, ты понимаешь, что это значит?

Она послушала немного, кусая губы. Ее собеседник так кричал, что Надежда определила мужской голос. Лидия же, напротив, успокаивалась на глазах.

– Исключено, – твердо сказала она, – ты меня знаешь, ошибиться я не могла. Нам нужно встретиться и обсудить все.

Снова она замолчала, потом дала ответ на вопрос.

– Полная дыра, поезд случайно остановился, какой-то буранный полустанок, жителей полтора человека, и те пьяницы. Нет, утром мне на работу надо, домой едва успеваю заехать. В обед? Да нет, у меня полная запарка, я торопиться буду, надо поговорить не спеша… После работы только время выкрою. Нет, рядом с работой не надо… знаешь китайский ресторан напротив банка на углу Пушкарской и… Ну вот, там в районе шести часов.

Надежда едва успела отпрянуть от двери, было бы очень неудобно, если Лидия застала бы ее за подслушиванием. К счастью, туалет освободился, и Надежда юркнула в него, прежде чем Лидия вернулась.

– Верка! Верка! Поднимайся!

Вера попыталась натянуть на себя одеяло, попыталась уйти поглубже в сон, укрыться в его теплой замшевой глубине от этого резкого, злого, раздраженного голоса. Сон был чудесный и непонятный, во сне она гуляла по тенистому саду и была там одна, совершенно одна… нет, рядом с ней шел красивый удивительный зверь, похожий на золотистого леопарда. Зверь был говорящий, но он не ругал ее, не обзывал последними словами, он читал ей какую-то волшебную книгу…

– Верка, просыпайся, зараза! – прогремел над ней прежний злой голос, и кто-то безжалостный сдернул с нее одеяло.

– Кирилл, ну еще пять минут… – сонно пробормотала она, но голос над ней стал еще злее:

– Какой еще Кирилл? Поднимайся, дрянь подзаборная! Поезд прозеваешь!

Сон окончательно растаял. Это было так печально – ей давно уже ничего не снилось, последний год, едва коснувшись головой подушки, она проваливалась от усталости в чугунную, тупую темноту.

Вера села на кровати, разлепила веки и огляделась, пытаясь понять, где она находится.

Это была не ее уютная, красивая спальня, оформленная в лаконичном японском стиле, с лаковыми шкатулками и расписными ширмами, с подлинными светильниками из вощеной рисовой бумаги и средневековыми гравюрами в узких черных рамках…

Эта захламленная комната с низким закопченным потолком, голая лампочка без абажура, маленькие окошки без занавесок, в которые заглядывает густая назойливая темнота… и этот человек с перекошенным от злости небритым лицом, этот мужчина в разношенных тренировочных штанах и застиранной майке бывшего белого цвета…

Правда обрушилась на нее, как холодная вода из ушата.

Она вспомнила весь последний год, все эти ужасные пятьдесят недель, триста пятьдесят с чем-то дней – и захотела немедленно умереть. Все равно как – лишь бы не видеть всего этого тоскливого, тошнотворного, пошлого повседневного ужаса…

Но это ей не удалось.

Небритый мужчина подошел к кровати, наклонился над ней и прохрипел, обдав запахом чеснока и перегара:

– Ну, проснулась, наконец, дармоедка? Одевайся живо и иди к путям! Продашь хоть чего-нибудь!

– К каким путям? – забормотала Вера. – Ночь же сейчас! У нас тут поезда давно не останавливаются!

– Ты долго будешь выкобениваться? – Мужчина наклонился над ней, замахнулся тяжелым кулаком в коротких рыжих волосках. Вера втянула голову в плечи, закусила губу и забормотала испуганно: