Смерть на подиуме

Сегодняшняя сессия была посвящена рекламе какой-то дорогущей офисной мебели.

Тина с задумчивым видом облокотилась на кресло, и наконец появился сам маэстро – фотограф Артем, долговязый длинноволосый парень с опухшим от пьянства лицом.

– Что у вас со светом? – проныл он, мучительно жмурясь на софит. – Я что, сам должен этим заниматься?

– Темочка, что не так со светом? – переполошилась Ирина. – Я установила экраны…

– Да все не так! Самое главное – с головой у тебя не так! Это, по-твоему, нормальное освещение? Все бликует!

Ирина снова забегала по студии, передвигая софиты и экраны. Наконец Артем соизволил приступить к самой съемке.

Тина превратилась в послушную глину в руках фотографа. Она принимала по его команде самые замысловатые позы, замирала в них, едва не теряя равновесия.

Это было куда тяжелее обычного дефиле, но и платили за такую сессию лучше.

Через полчаса она чувствовала себя как выжатый лимон.

В это время Артем, прервав съемку, завопил:

– Почему посторонние в студии?

Проследив за его взглядом, Тина увидела высунувшуюся из-за дверей характерную физиономию и уныло висящий нос Виктора Мухина – того самого журналиста по кличке Муха, который накануне сфотографировал мертвую Алису.

– Немедленно удалить постороннего! – надрывался Артем.

Ирина бросилась выполнять его распоряжение.

Тина расслабилась, растерла мышцы, одеревеневшие от неудобного положения, и подошла к Диане Марановой, терпеливо дожидавшейся своей очереди.

– Что здесь делает эта трупная муха? – проговорила она, наблюдая, как Ирина выпроваживает журналиста из студии.

– Его появление не к добру, – отозвалась Диана, зябко передернув плечами. – Говорят, что Муха заранее чувствует трупный запах…

Наконец Ирина очистила студию от посторонних, и приступили к следующей стадии съемок – на этот раз Диана позировала возле стильного офисного стола из стекла и черного дерева.

Тина устроилась на узком угловом диванчике, чтобы немного отдохнуть.

Она прикрыла глаза, уставшие от яркого света. Перед ними побежали какие-то цветные пятна. Тина обладала удачной способностью на несколько минут отключаться в самых неудобных условиях, это позволяло ей немного отдохнуть между съемками и показами.

Но на этот раз расслабиться не удалось. Едва она выровняла дыхание и начала погружаться в розовую пену легкой дремоты, как ее вытолкнул на поверхность реальности чей-то громкий взволнованный шепот:

– Тина! Муромцева!

Открыв глаза, Тина обернулась на голос.

Из-за дивана выглядывал все тот же журналист Мухин – уныло обвисший нос, маленькие бегающие глазки… Его же только что выгнали из студии. Как он сюда снова пробрался? Вот уж самая настоящая трупная муха! Пролезет в любую щелку!

Мухин заговорщицки мигал Тине обоими глазами, крутил своим длинным носом.

– Что вам нужно? – осведомилась она с плохо скрытой неприязнью.

– Поговорить! – прошептал Мухин, уморительно сморщившись. – Буквально на два слова! Исключительно по делу!

Тина поняла, что пронырливый журналюга хочет выжать все, что можно, из вчерашнего трагического события и что он решил проинтервьюировать ее как свидетеля и близкую знакомую покойной манекенщицы.

– Я не собираюсь давать вам никакого интервью! – отрезала она решительно. – В конце концов, это мерзко – паразитировать на смерти человека!

– Совершенно с вами согласен! – забормотал Мухин, хлопая глазами. – Вот именно – мерзко! Вы нашли самое верное слово! Думаете, Мухин не понимает? Думаете, у Мухина нет представлений о порядочности? Да я и не хочу брать у вас интервью! Даже если вы будете просить, даже если будете настаивать! Я с вами хочу поговорить о вчерашнем, как человек с человеком! Дело в том, что я кое-что видел и хотел сравнить… может быть, вы тоже это заметили…

– Заметила – что?! – переспросила Тина севшим от волнения голосом. В ее памяти снова всплыли вчерашние события и все смутные подозрения, мелькнувшие в тот момент…

– Опять он здесь! – загремел на всю студию голос Артема. – Я что, неясно выразился?! Я что, слишком многого прошу?! Мне нужно только, чтобы в студии не было посторонних! Чтобы мне не мешали! Чтобы мне позволили работать! Это что – так много? Или я здесь больше не распоряжаюсь?! Меня здесь больше ни в грош не ставят? Так скажите мне прямо… я никого не держу…

– Сию минуту, Артем! – испуганно выпалила Ирина. – Я его уже выпроводила… только что… ну что же это такое – его вытолкаешь в дверь, а он лезет в окно… Василий Васильевич! Василий Васильевич! Да где вас черти носят?!

В студию вдвинулся обширный живот, обтянутый камуфляжной формой немыслимого размера, за ним, тяжело пыхтя, появился обладатель живота – краснорожий дядька лет шестидесяти, судя по замашкам – отставной прапорщик, выполняющий несложные функции охранника.

– Василий Васильевич, выпроводите этого человека, и чтобы он больше никогда, вы слышите – никогда здесь не появлялся!

– А я что? Я ничего! Я понимаю! Вы меня знаете! Так точно! Будет исполнено! – пропыхтел охранник, выпучив глаза. – Это такой человек! Я его туда, а он обратно!

– Так вот чтобы больше никаких «обратно»! – припечатала Ирина. – Или вы здесь больше не работаете!

– Так точно! Будет исполнено! Вы меня знаете! Я всегда как штык! Я никогда! Мимо меня даже муха!..

Василий Васильевич неторопливо двинулся к Мухину. Журналист с неожиданной ловкостью отпрыгнул к двери и заверещал, как пойманный на базаре карманник:

– Что за насилие! Что за порядки! Никакого уважения к свободной прессе!

– Я тебе щас покажу свободную, блин, прессу! – пропыхтел Василий Васильевич и медленно двинулся на журналиста, колыша многопудовым животом. Несмотря на внешнюю суровость, он не очень спешил с расправой – Мухин наверняка успел подмазать отставника.

– Все, я уже ушел! Меня уже нет! – верещал журналист и в то же время посылал Тине сигналы глазами, носом и остальными выразительными частями своего характерного лица. Всеми доступными ему способами он давал ей понять, что будет поджидать ее снаружи.