Шарманка Сатаны

Арданова(Серафиме). Уйдите отсюда. (Серафима, съежившись, уходит.) Она видела, как я вечером пошла пройтись, и не видала, как я вернулась – у меня был ключ с собой. Вот и все. Может быть, благоразумнее с моей стороны было бы не возвращаться.

Арданов(начиная сердиться). То есть, как это так? И, вообще, что это значит? Эти цветы и записочки от Долгова, о которых вся прислуга знает? Потрудитесь отвечать.

Арданова. Потрудитесь не кричать. А теперь слушайте. Совершенно верно, Долгов посылал мне все время цветы и два раза присоединял очень любезные письма. Если бы вы поинтересовались ими в свое время, вы бы их прочли. Но ведь вас никогда не было дома. А теперь вы мне потрудитесь сказать, где мои деньги.

Арданов(растерянно). Деньги… Какая ты смешная. Да я же тебе сказал, что отвезу их… ну и отвезу… Какая ты…

Арданова молча подходит к бюро, открывает его и долго молча смотрит на Арданова.

Арданов. Дорогая… Лизочка… Я и сам не знаю, как это вышло… Я… Прости меня… Я всю жизнь. (Опускается на стул, закрывает лицо руками.) Лиза. Ты, конечно, вправе презирать меня и бросить меня… но… Лиза, прости меня. Ведь я же люблю, я люблю тебя, Лиза.

Арданова(вдруг вспыхивая, кричит вся дрожа). Что ты сказал? Какое ты слово сказал? Как ты смел? Как ты смел огненное слово сказать? Смерть и тлен ваши слова. Смерть и тлен. Как смеете вы? Как смеете вы. (Закрывает лицо и громко рыдает. Арданов бросается к ней.)

Арданов. Лизочка. Милая. Ты больна. Ты измучилась. Это я такой подлец. Я последнее время совсем не был с тобой. Лизочка, я не мог. Я проигрывал твои деньги и чувствовал себя таким подлецом перед тобой, что нарочно поддерживал в себе эту злобу, это раздражение. Понимаешь. Нарочно сердился, потому что мне уж очень было стыдно… Пожалей меня, Лиза. Сколько раз я был груб с тобой только потому, что боялся расплакаться.

Арданова(устало). Мне все равно. (За окном начинает тихо играть шарманка, тягучий хриплый вальс.)

Арданов. Лиза, дорогая, я тебе выплачу эти деньги. Понемногу, верь мне. Ведь я же тебя… (Спохватившись.) Ну не буду, не буду. Только ты верь мне, я тебе верну все.

Арданова. Да ты не волнуйся. Сегодня твои именины, считай, что я тебе подарила эти деньги. Это мой подарок.

Арданов. Нет, Лизочка, милая, ты знаешь, что я никогда не соглашусь.

Арданова(нетерпеливо). Ну, хорошо, хорошо. Я пойду переоденусь, ведь сегодня гости. (Уходит.)

Арданов(идет за ней). Дорогая. Я всегда знал, что ты святая, а я подлец. Если бы я этого не знал, то наверное не поступал бы так. Ах, я совсем не то говорю. Я так взволнован. (Уходит.)

Серафима(заглядывает в комнату). Ну и слава те Господи. А то уж я совсем расстроилась. И вся дрожу, и вся дрожу. (Зовет.) Лушка! Иди стол накрывать. (Поднимает шляпу с полу, обтирает рукавом и сдувает с нее пыль.) Как он шляпу-то швырнул, так у меня прямо в нутре что-то перевернулось. Верно, становая жила лопнула. (Слушает шарманку, открывает окно и кричит.) Пошел вон. Пошел вон. Чего с утра дудишь? Господа не любят. (Шарманка умолкает.) И шарманки-то нынче не подумавши играют.

Луша(входя). А как же вы, Серафима Ананьевна, говорили – ведь барыня-то вернулись.

Серафима(деланно равнодушным тоном). Ну что же, прогулялись и вернулись, не на улице же им ночевать. А ты бы поменьше разговаривала, лучше было бы.

Луша. Да разве я…

Серафима. Вот то-то и оно. Ты мне что тут давеча натурчала? Как бы я это господам доложила, так тебя бы в один секунд отсюда помелом вымели.

Луша. Ой да что вы, Серафима Ананьевна, да что же я говорила?

Серафима. Ладно, ладно. Передо мной хвостом лисить нечего. Все слышала, мать моя. Благодари Бога, что я слышала, а не кто другой. Что не доносчица я и не сплетница. Меня хоть на дыбу поднимай, уж слова из меня не вытрясешь. Уж, видно, порода такая у меня, не болтущая. Звонит кто-то, поди отвори. (Луша уходит.) О, господи, и народ нынче пошел: плетут, плетут. Выдумать тоже на своих же, на господ.

Уходит. Входит Ворохлова, встревоженная, шляпка на боку, в рукаве носовой платок комочком.

Луша. Обождите, пожалуйста, я сейчас барыне доложу.

Ворохлова. Хорошо, хорошо, милая. Я обожду, обожду. Уж ты только доложи. Скажи на минутку, мол, просят, на одну только минутку. Глафира, мол, Петровна. (Луша уходит.) О, господи. (Вытирает комочком-платком глаза и нос.)

Арданова(входя). Глафира Петровна. Очень рада… Но что с вами.

Ворохлова(косится на уходящую Лушу, ждет, чтоб та ушла.) Голубчик, Лизавета Алексеевна. Не сама я шла к вам, материнское сердце повело. Ухватило и повело. Милая Лизавета Алексеевна. (Вытирает глаза.) Вы одна можете помочь.

Арданов. В чем дело, я рада всей душой. Глафира Петровна, успокойтесь… ради Бога. Что случилось?

Ворохлова. Беда, голубчик, беда. Вот зашла к вам узнать, может, вы что знаете. Ведь Илюшечка-то все к вам бегал книжки читать. Так, может, он вам что и сказал? А? Не говорил ли чего?

Арданова. Ничего не говорил. Я даже не понимаю, про что вы.

Ворохлова(оглядывается). Только вы никому… мой-то убьет, если узнает. Не велел никому говорить… Илюшечка ведь ушел. На рассвете ушел. Палочку взял да котомочку и пошел, и где искать-то его, не знаю.

Арданова. Господи. Да он, может быть, вернется еще?

Ворохлова. Нет, милая, нет, хорошая. Уж когда они этак уходят, они домой не возвращаются. Я думала, может быть, он вам что говорил, а вот и вы ничего не знаете.

Арданова. К сожалению, ничего не знаю. Это и для меня совсем неожиданно.

Ворохлова(вытирая глаза). Илюшечка. Кровинушка моя. Младшенький мой. Мизинчик мой маленький. До того мне жалко его, что и сказать вам не могу, выразить не умею. Все надеялась, хоть и видела, что к тому идет, а все, глупая, надеялась, что образумится, отойдет, к делу приглядится и приспособится. А вот оно что. Илюшечка. (Плачет.) Кровинушка моя. Нет, не вернется он.

Арданова. Глафира Петровна. Голубчик, не плачьте вы так.

Ворохлова(вытирая глаза). Милая вы моя. Только, ради Бога, вы никому. Я ведь и из дому потихоньку ушла, сам-то строго-настрого наказал молчать. Стыдится, верно, людей-то. Что же тут поделаешь. Конечно, ему тоже нелегко.

Арданова. Я никому не скажу, Глафира Петровна. Можете быть спокойны.

Ворохлова. Вот крутили, крутили чего-то всю жизнь. Дома строили, деньги копили, я варенье варила – и для кого это все? Все, прости господи, лысому бесу… (Задумывается.) Правду Илья Иваныч говорит, что прынт, али как там, так уж ничего против него не поделаешь. (Вставая.) Простите, милая, голубушка, что я к вам так ввалилась. Я думала, что вы что-нибудь знаете. (Вздохнув.) Ну да, видно, так Бог решил. (Целует Арданову.) Простите, милая. (Идет к двери и вдруг останавливается.) А вот еще хотела вас попросить, если к вам еще эта баба с морошкой придет, так велите своим прислугам, пусть они ко мне пришлют. У меня что-то нынче мало морошки наварено. Уж простите меня, что я своими заботами… Сердце-то материнское.

Уходит. Арданова за ней. Входят Серафима и Луша. Несут посуду в столовую.

Серафима. Тихонько, тихонько, не разбей. (Роняет чашку.) Ах ты, господи, наказание. Ведь, говорю – осторожно – нет, лупит как угорелая. Ушла эта ворона-то? Сын у нее из дому удрал. Бродяжить пошел. Хи-хи-хи. Ох, умора с ними. Я и то за ним примечала, уж, думаю, непременно, что он лыжи навострит.

Луша. А откуда же вы знаете, что он ушел?

Серафима. Я там в комнате убирала, уши ведь не заткнешь, коль она на весь дом раззвонилась. (Передразнивая.) Ах, ах, материнское сердце. Нет, коли у тебя материнское сердце, так ты должна сына на цепь посадить. А уж теперь поздно. А давно я за ним примечала. Книжки все барыне читать носил. Дураку книжки читать только вред. Дурак книжку почитает, да пойдет отца и зарежет.

Луша. А как же я-то и дура, и книжки читаю, все Бог миловал.

Серафима. До поры, до времени, матушка, все до поры до времени. А то другие начитаются, так и с ума сходят. Вот в нашем городе, дьячок зачитался, так сам себя искусал. Так и помер. От собственного искушания помер. Видно, ядовитый стал. Что смеху-то было. (Звонит телефон. Серафима в телефон.) Слушаю-с. Квартира Ардановых. Все благополучно. Дома. И барыня дома. Как же, принимают, гостей ждем. А как прикажете сказать… Ишь ты, и трубку повесил.

Проходит Арданов.

Арданов. Где барыня?

Серафима. Они, кажется, к себе пошли.

Арданов уходит.

Серафима. Ну, неси посуду-то. Трещишь, трещишь, у меня от твоей трескотни в голове гудит. (Луша уходит. Звонит телефон. В телефон.) Слушаю-с, да. Ардановых. Дома, дома. Барыня? Нет, никуда не уезжали. А как прикажете… Тьфу, ты пропасть. И чего они привязались – куда барыня уехала. Никуда не уехала… Из чего люди бесятся.

Уходит. Входят оба Ардановых.