50 великих монастырей

Русские паломники очень любили обитель Саввы Освященного, в ней и сейчас подвизаются несколько русских иноков. А было время, когда большинство отшельников монастыря состояло из русских! Еще в начале XX в. в монастыре многое напоминало о России: например, вся живопись соборного храма была выполнена русскими художниками.

Собор монастыря отличается благолепием, иконостас его выполнен очень искусно, храмовая икона «Успение преподобного Саввы» украшена богатой ризой. Перед иконой горит неугасимая лампада; на царских вратах вместо евангелистов изображены четыре великих отшельника – преподобные Харитон, Евфимий, Савва и Иоанн Молчальник. На площадке перед соборной церковью устроена небольшая кувуклия, в которой находится гроб основателя обители – преподобного Саввы.

Обитель Саввы Освященного не могла принять большого числа паломников, но радушие и гостеприимство иноков этого монастыря известны всем. Внутри монастыря было поставлено несколько цистерн для сбора дождевой воды. На территории обители до сих пор растет вековое финиковое дерево, посаженное св. Саввой. Плодами с него иноки благословляют паломников.

На расстоянии двух часов ходьбы от лавры находится Костеллийская гора, которая, как гласит предание, была неприступна и непроходима из-за множества бесов, соблазнявших разными мечтаниями всех проходивших мимо. Но св. Савва, укрепляемый благодатью Божьей, окропил место это елеем от честного креста Господня и оставался здесь в течение всего Великого поста, непрерывно славя Бога. И когда место это очистилось от злых бесов, он основал на горе, стоящей отдельно от других скал, обитель. На склоне ее располагалось братское кладбище, на котором открыто покоятся мощи преподобных подвижников, но никто не дерзает брать их: наказание Божье настигает всех нечестивых расхитителей святынь, и тому много примеров.

На обратном пути из лавры Саввы Освященного паломники посещают развалины монастыря Преподобного Феодосия. На этом месте когда-то ночевали волхвы, возвращавшиеся на родину после поклонения Богомладенцу Иисусу Христу. Пещера, в которой они ночевали, находится под развалинами монастыря.

Студийская обитель

В середине III в., когда на берегах Нила родился первый и самый знаменитый распространитель пустыннической жизни Антоний Великий, в древней Византии на крутом холме Петрион уже воздвигался монастырь. Епископ Костин основал его около 240 г. и посвятил св. Евфимии – «великой и знаменитой мученице» Халкидона, которую почитали все византийцы.

В III в. Константинополь еще не был городом того религиозного значения, каким он стал во времена царствования императора Константина Великого, когда монашеская жизнь в нем получила широкое развитие. Но золотым временем для основания обителей было царствование императора Юстиниана (527–563). Он был неутомимым строителем и не переставал во все годы своего царствования воздвигать храмы и другие сооружения. Пожалуй, все императоры вместе не возвели столько зданий, сколько он. Юстиниан не только воздвигал церкви и монастыри во всех концах своей империи, но и дал правила для их устройства. И подданных своих поощрял к возведению культовых сооружений. Тех из них, кто не был богат, но хотел оставить по себе память, император приглашал восстановить или украсить религиозные памятники, уже существовавшие. И говорил, что те, кто способствовал их восстановлению и возобновлению, могут называться основателями их.

Среди обителей были такие, которые находились в непосредственной зависимости от императоров и под их прямым покровительством. Это были императорские монастыри; свободные от ведения Константинопольского патриарха, они не облагались никакими налогами и имели в неотъемлемой собственности все дарованные им владения. К числу таких монастырей относилась и знаменитая Студийская обитель.

Основателем ее был богатый римский патриций Студий, который около V в. переселился из Рима в Константинополь. Поступив на службу при императорском дворе, он уже в 454 г. (при императоре Маркиане) был консулом на Востоке, а в Византии приобрел известность своей благотворительностью. Студий построил странноприимный дом и богадельню и дал на содержание их весьма значительные средства.

Предстательством архистратига Михаила он исцелился от сухотки у источника Гермия и воздвиг здесь храм, а при нем тоже устроил странноприимный дом и богадельню. Но более всего Студий прославил свое имя возведением в Константинополе, недалеко от моря – почти на полпути между древними Золотыми воротами и новыми, – великолепный храм во имя Иоанна Предтечи и основал при нем в 462 г. (или в 463 г.) обитель[6 - Устроив монастырь, Студий не дал ему какого-либо особенного устава. Да и обитель эта, основанная ктитором из мирян, сначала не имела авторитета среди монашествующих. Поэтому она должна была примкнуть к тем учреждениям, которые получили известность на этом поприще и были испытаны на практике.].

После Василия Великого смягчение наказаний за проступки монахов в значительной степени способствовало ослаблению строгости монашеской жизни в Константинополе. Так, в конце VI в. Константинопольский патриарх Иоанн Постник составил правила, отличавшиеся необыкновенной снисходительностью к согрешившим. Поэтому уже в начале IX в. патриарх Онисифор, а потом и патриарх Николай Грамматик со стыдом признавали факты падения монахов. Святой Онисифор старался противодействовать общему ослаблению монашеских правил и в этом добродетельном деле нашел себе помощника в лице Феодора Студита – самого знаменитого из константинопольских игуменов. Многие другие отцы церкви ставили в великую заслугу Феодору Студиту восстановление им древних отеческих уставов и вообще очищение всех трех видов монашеского жития – анахоретского, скитского и киновийного – от всяких примесей мирской жизни. Поэтому устав монашеской жизни, введенный Феодором Студитом, был более развит и распространен, чем другие, – и не только в Константинополе, но и на всем христианском Востоке.

Состояние византийского монашества в конце VIII в. было крайне неудовлетворительным. Императоры-иконоборцы, особенно Константин V, с особым фанатизмом преследовали монахов как главных зачинщиков почитания святых икон, и не останавливались ни перед какими репрессиями. Без всякого сожаления они разрушали монастыри, конфисковывали их имущество, уничтожали библиотеки и памятники искусства. Некоторые монастыри были превращены в казармы для солдат, другие стояли пустыми, так как иноки бежали из Византии. Только с восшествием на престол благочестивой императрицы Ирины началось восстановление святых обителей. Уцелевшие быстро наполнялись монахами, с неменьшим усердием строились и новые обители. Однако гораздо труднее было устранить те ненормальности, которые вкрались во внутреннюю жизнь монастырей во времена иконоборства. О неприглядных сторонах монашеской жизни того времени есть свидетельства VII Вселенского собора, который в своих постановлениях, в частности, отмечал: «Гнусность сребролюбия такую возымела силу над настоятелями церквей, что некоторые даже из так называемых благоговейных мужей и жен, забыв заповеди Господни, впали в заблуждение и посвящающих себя священному званию и монашеской жизни принимают за золото». Да и сами иноки в конце VIII в. были много заняты изысканием средств для своего обогащения в ущерб идеалу внутренней монашеской жизни. Феодор указывал на случаи, как многие состоятельные люди его времени, желая удовлетворить свои религиозные чувства и вместе с тем сохранить материальные блага и богатства, устраивали монастыри в своих владениях и приглашали туда руководителя. «Такие не знают, – писал Феодор Студит, – что трудятся тщетно и напрасно… Такое отречение несогласно с заповедью Господа».

Не только иноки, но и многие игумены нисколько не заботились о соблюдении древних уставов и устраивали жизнь по собственному усмотрению. «Иноки обращали взоры туда и сюда, каков этот монастырь, каков другой монастырь», поэтому часто переходили из одной обители в другую, игумены принимали их в свой монастырь за деньги и позволяли заниматься житейскими делами и даже заводить собственное хозяйство.

Эти и другие обстоятельства свидетельствуют, что идея киновийной жизни в ее чистом виде была забыта современниками Феодора Студита, и они представляли ее как общину с целями более хозяйственными, чем религиозно-нравственными. Устранить все недостатки внутренней жизни иноков и преобразовать монастыри в настоящие киновии он и поставил своей задачей в Студийской обители.

«Мы избрали для себя не воинское звание, не гражданский чин, не военачальническое достоинство и даже не столь завидное для ромеев царское владычество. Мы избрали гораздо большее и беспредельно высшее всего этого – служение небесное и, выражаясь точнее, истинное и непреходящее, заключающееся не в словах, а в самом деле… Не допустим себя уклониться от цели нашей, но, слыша Господа, говорящего: “Царствие Божие внутри вас есть”, всеусердно всякий день будем домогаться стяжать его, не злато и серебро сокровиществуя, но веру правую и жизнь непорочную».

Но если религиозно-нравственные задачи у иноков и у мирян-христиан одинаковые – спасение души и преуспевание в добродетелях, то средства для достижения их различны, поэтому иночество и выделяется в особый церковный институт. «Мы представляем нечто отличное от мирских людей; мы облечены иной одеждой и ведем иной образ жизни». Постриг монашеский Феодор Студит признавал церковным таинством, в котором постригаемый получает особую благодать Божью, которая возрождает его к новой, равноевангельской жизни, как благодать крещения возрождает верующих к Христовой жизни. Поэтому снятие монашеской схимы Феодор Студит считал очень тяжелым грехом. Своему падшему ученику Евпрегиану он писал: «В одном месте божественный Василий говорит (падшему): “Ты и сенаторство потерял, и монахом не стал”. И это он говорит потому, что тот ненадлежащую жизнь вел и держал при себе нечто из своего имущества. Ты же, прости, монаха не потерял, но отверг. Каким именем назвать нам тебя? Монахом?.. Лучше было бы тебе быть в общении с ересью и затем принести покаяние, чем, сбросивши святую одежду, пребывать без покаяния: ибо, отвергши схиму, ты Сына Божьего попрал ногами, Кровь Завета осквернил, благодать Духа оскорбил. Слагать монашество – то же, что слагать крещение, поэтому ты недостоин участвовать в богослужении».

Феодор Студит считал, что для выполнения трудных обетов монашества (особенно обета послушания) киновия представляла лучшие условия, так как «сам Христос показывает это чрез совместную жизнь 12 учеников Его, затем и самовидцы и учители слова – через такое же житие 4000 и 5000, не говоря уже о последующих (отцах и учителях)… Киновия – это единственное тело, сгармонированное и направленное к единодействованию и единослужению, так что оно, будучи многодушно, многосердечно и многоумно, пребывает единомышленным и единосердечным не для чего-либо худого, а для совместного богоугождения и работания во славу Пресвятой Троицы при постоянной взаимной поддержке в подвигах аскетических».

Преподобный Феодор перешел из Саккудийского монастыря в Студийскую обитель со своими иноками в тот период, когда она после запустения при императорах-иконоборцах еще не успела восстановить свою прежнюю деятельность. Новому игумену сразу же пришлось вводить в монастыре свои порядки и свой устав, надеясь сделать обитель образцом не только для своего времени, но и для будущих поколений. У преподобного Феодора Студита было уже около 1000 учеников, поэтому ему трудно знать каждого в лицо и руководить, а также следить за разговорами и образом мыслей каждого. Он избрал из братьев самых видных и известных своей жизнью, поставил их надзирателями над остальными, чтобы они доводили до сведения общего наставника обо всем, что происходило, чтобы ничто не могло укрыться от их глаз и наблюдательности. Он назвал их особыми именами: епистимонархами, таксиархами, надзирателями и будильщиками. Тех, кто более успевал и вел высший образ жизни, он удостаивал высшей должности: помощника настоятеля, эконома, подъэконома. Каждый имел свое особое имя по смыслу служения.

Биограф сравнивает Феодора Студита с Моисеем, который для управления иудейским народом тоже установил различные должности. Но тут же автор указывает, что Моисей это сделал по совету других, а Феодор Студит в устроении монастырской жизни действовал самостоятельно. Его устав в основе своей хотя и был заимствован из аскетических наставлений Василия Великого, но был приспособлен к нуждам обители настолько, что может считаться его собственным творением.

Свои правила Феодор Студит вводил постепенно, в соответствии с естественным течением монастырской жизни, и в поучениях всегда разъяснял инокам смысл и значение этих правил. Первым лицом в киновии был игумен, избираемый братией по жребию из своей же среды. Игумен руководил всей монастырской жизнью – внутренней, религиозно-нравственной, хозяйственной и пр. Он, как пастырь, должен был охранять иноков от волков и других хищных зверей, от воров и разбойников. Он должен был подавать братии высокий пример для подражания и сам быть самым строгим исполнителем устава, ни в чем не преступать законов и установленных правил.

Устав Феодора Студита предусматривал особенно строгие наказания тем, кто занимал в монастыре какую-нибудь должность (библиотекаря, каллиграфа, садовника, привратника, казначея и др.). Это были те, кто составлял иерархию монастыря и должен был каждый способствовать сохранению порядка и правильности монашеской жизни. Так, пост и отлучение от общины (редкие у св. Василия Великого) в Студийском монастыре употреблялись очень часто. Игумен монастыря осуждал на пост не только монаха, небрежного в молитве или отсутствовавшего в трапезной, но и того, кто пропускал службы или мешал их ходу; кто не слушал наставлений игумена, кто вел светские разговоры и т. д. – т. е. того, кто грешил против послушания. За мелкие нарушения полагалось отлучение от общины до 15 дней, причем порой к такому наказанию добавлялись пост и молитвенные поклоны. Например, если инок владел чем-либо личным, он отлучался от общины на 15 дней, осуждался на хлеб и воду и еще на 50 поклонов; кто выходил из монастыря без разрешения игумена – на восемь дней и каждый день должен был класть по 40 поклонов. Наиболее продолжительное отлучение от общины (по уставу Феодора Студита) полагалось за неумеренность и невоздержание – до 12 лет.

Наказание поклонами употреблялось в Студийском монастыре чаще, чем у Василия Великого: за выход со службы более одного раза, за сидение на литургии, за неявку на службу после троекратного призыва, за разговоры после вечерни, за крик и т. д.

Поклоны часто прибавлялись к другим наказаниям, например: кто ел вне трапезной, должен был три дня сидеть на хлебе и воде и класть по 200 поклонов; грешивший против целомудрия осуждался на хлеб и воду и каждый день и каждую ночь должен был класть по 300 поклонов, пока не проходило искушение. Самая главная разница между двумя уставами заключалась в следующем: в «Правилах монашеской жизни» св. Василия Великого игумену давался широкий простор для определения наказания, а устав Феодора Студита точно определял наказание каждому греху – заранее установленное и всем известное. По уставу Феодора Студита наказывает не игумен, а правило, повиноваться которому монах обещался до конца дней своих.

Но при всей строгости наказаний устав Феодора Студита заботился и о человеческом достоинстве монаха. Отлучение от общины, считавшее виновного недостойным даже находиться вместе с другими и производившее особенно гнетущее впечатление на души чувствительные, во времена Феодора Студита сделалось очень редким. Чаще стали употребляться такие наказания, как пост и молитвенные поклоны, которые совершенно соответствуют монашеским обетам воздержания и беспрестанной молитвы. Недаром устав Феодора Студита впоследствии был принят иноками Святой горы Афон, которые смотрели на него как на одного из своих отцов.

Обитель Бенедикта Нурсийского

Св. Бенедикт родился в 480 г. в итальянской области Нурсия, отчего его и стали называть Нурсийским. В тот период блистательная прежде Италия изнемогала от междоусобной борьбы, теряла былую власть и силу, и провинции ее одна за другой отторгались врагами. Торжествующие варвары вторгались в Рим, безнаказанно грабя и опустошая его. Поэтому Бенедикта Нурсийского ничто не привлекало в Вечном городе, куда его отправили учиться родители, желавшие дать сыну хорошее образование. Он изучал грамматику, риторику и право, однако довольно скоро почувствовал отвращение ко всему, что видел и слышал в школе.

В то время как его товарищи искали утешение в пирах, 14-летний Бенедикт тайком покинул дом, в котором жил, и ушел из Рима, а потом и совсем решил порвать с миром. Он углубился в дикие ущелья с отвесными скалами – туда, где река Арно впадает в Тибр. Здесь Бенедикт выбрал для себя пещеру, почти недоступную для людей. Хлеб ему доставляли монахи близлежащего монастыря, спуская его на веревке с привязанным к ней колокольчиком, чтобы звоном его извещать святого о своем прибытии.

Но и в полном уединении, вдали от людской жизни, св. Бенедикт испытывал тяжкие душевные муки. Его терзали воспоминания о прежней жизни, которые порой были такими сильными и яркими, что перед ним как наяву вставали человеческие образы. Ему казалось, что в пещере его толпятся люди, и среди них был образ дивной красоты, который манил его в Рим – к жизни, к людям. Святой отшельник пытался отогнать прекрасные видения, умертвить свои плотские чувства, даже бросался на терновник, чтобы причинить себе боль. Когда проходили часы и дни тяжелой нравственной борьбы, св. Бенедикт с еще большим рвением отдавался молитвам, размышлениям и созерцанию дивной красоты, окружавшей его.

Не только видения терзали св. Бенедикта Нурсийского. Некоторые из священников, завидуя славе, распространившейся о нем по округе, пытались отравить его, но злые и преступные намерения их не сбылись. И однажды св. Бенедикт решил навсегда уйти из своего убежища. В сопровождении самых верных учеников своих он отправился к морю, а сопровождали его, как гласит легенда, три прирученных им ворона.

В дороге в образе прекрасных юношей явились ему два ангела и указали направление, по которому путники и шли несколько дней. А потом остановились у подножия горы Монте-Кассино, где в то время еще лежали руины города, который некогда имел свой сенат, сановников и жрецов, но в середине V в. был разорен и разрушен племенами германцев. Несмотря на 500 лет существования христианства, местные жители еще крепко держались языческой веры, и на вершине горы, господствовавшей над когда-то цветущим городом, возвышался храм Аполлона, утопающий в таинственных лесах богини Венеры.

Вот это место и выбрал св. Бенедикт для своего пребывания, хотя может показаться странным, что он поселился именно среди язычников. Но св. Бенедикт даже рад был устроиться тут, так как перед ним разворачивалось обширное поле деятельности для обращения идолопоклонников в истинную веру. Вместе с учениками своими он сначала стал просвещать местное население, потом разбил их идола, разрушил его алтарь, а самый храм превратил в капеллу. Однако на этом св. Бенедикт не остановился, а приступил к сооружению просторного жилища для монахов.

Дело это для иноков было непривычным и тяжелым, и поначалу не все у них ладилось. Все неудачи в строительстве предание приписывает действию сатаны, который никак не хотел смириться с торжеством веры Христовой в тех местах, где так долго жило языческое заблуждение. Он наводил на иноков лень, осушал источники с водой, разрушал ночью то, что было построено за день. Иногда он садился, невидимый для всех, на камни, и они становились такими тяжелыми, что никакими усилиями их нельзя было сдвинуть с места. И когда св. Бенедикт осенял их крестным знамением, дьявол стремительно уносился прочь, а братия могла приступить к работе.

Несмотря на многие препятствия, вскоре на развалинах старого замка Монте-Кассино был основан монастырь и создан новый монашеский орден, который со временем стал главной опорой папского Рима. После этого св. Бенедикт принялся за составление своего правила монашеской жизни, задумав провести реформу, так как хорошо знал об упадке нравов в среде современного ему монашества.

У древних аскетов – греческих, египетских и ливийских пустынножителей – он взял главное: понимание того, что монашество – это не бегство от житейских бурь, не просто уход из мира, но одновременно и вызов миру, и вечное пребывание на духовном посту – на Христовой страже. Составленный впоследствии Бенедиктом Нурсийским устав так и назывался: «Закон, повинуясь которому ты намереваешься воинствовать».

Более удобной формой жизни, доступной большинству монахов и менее опасной для спасающихся, Бенедикт Нурсийский считал не отшельничество и затворничество, а монашеское общежительство. Инокам основанного монастыря он заповедал в первую очередь не лишение и умерщвление плоти, а порядок и умеренность; при этом необходимым условиям такого общежительства святой Бенедикт считал труд.

Благодаря его неустанным заботам пустынная окрестность со временем превратилась в цветущий край, так как монахи с усердием занимались земледелием и садоводством. Гора заселялась с поразительной быстротой, потому что отовсюду приходили люди, прослышав о благочестивой жизни св. Бенедикта и желая поселиться в основанном им монастыре.

В новой обители все обязаны были трудиться, но св. Бенедикт был врагом всяких излишеств. Как-то ему сказали, что на одной из ближайших гор спасается пустынник, который, не довольствуясь строгим образом жизни и изнурением плоти, приковал себя цепью к горе. Св. Бенедикт просил передать ему: «Если ты раб Божий, сдерживай себя не железной цепью, а Христовой» (т. е. строгим исполнением заповедей Божьих).

Благодаря трудолюбию иноков, а также многочисленным пожертвованиям монастырь Монте-Кассино стал постепенно богатеть: житницы его наполнились хлебами, и в неурожайные годы все нуждавшиеся получали зерно из монастыря. Такая забота вызывала горячие симпатии местного населения к аббату и к самой обители. К тому же, когда властвовавшие в Италии готы обижали кого-нибудь, св. Бенедикт заступался за обиженных.

Но не одни только тяжкие труды и суровые испытания посылала св. Бенедикту жизнь. Широкое распространение написанного им правила монашеской жизни доставляло ему целительное утешение. До появления этого устава западные монахи следовали различным уставам, занесенным с Востока (например, Василия Великого), или же руководствовались обычаями, заимствованными у монахов Египта и Сирии. В то время в западноевропейских обителях существовала полная свобода избирать себе тот или иной образ жизни. Так, некоторые монахи жили общиной под управлением настоятеля; в другом месте встречались общины без настоятелей; иногда собирались в одно место два-три монаха, не подчинявшиеся ни настоятелю, ни правилам. Существовали и монахи-скитальцы, которые постоянно переходили с места на место, отличаясь крайне беспорядочной жизнью. Под влиянием Востока появились в Западной Европе и отшельники (или пустынники), доходившие до самоистязаний.

Объединить монашествующих, собрать их под сенью одного общеобязательного правила, внести в их среду общий для всех порядок – вот та цель, которую ставил перед собой св. Бенедикт Нурсийский, приступая к составлению своего «Закона»[7 - По образцу монастыря Монте-Кассино вскоре стали устраиваться все монастырские общины Западной Европы.]. Главными положениями правила св. Бенедикта, состоящего из введения и 73 глав, являются послушание и труд. Введение является своеобразным приглашением в монашескую жизнь, которая рассматривается как непрерывный путь от момента крещения. Это путь возвращения к Богу через послушание в воспитательном учреждении, каким является монастырь, и под руководством наставника-аббата. Такая жизнь готовит человека к встрече с Богом, но предваряется земным существованием, исполненным любви. Благодаря любви и соблюдению аскетических норм монах учится даже в мучительных ситуациях добровольному и свободному послушанию воле Божьей.

Монах должен отказаться от собственной воли и повиноваться не только начальникам, но и желаниям и просьбам своих товарищей. Необходимым спутником послушания является смирение: «Наша земная жизнь все равно что лестница, которая, начинаясь в смиренном сердце человека, доходит до самого неба… Подняться к небу можно только по ступеням смирения и строгого порядка».

Если инок должен быть смиренным и послушным, то и аббат должен отдавать приказания в соответствии с законом Божьим. Настоятель должен учитывать характер каждого из братий и ни в коем случае не делать различия между знатным и незнатным, свободными и рабами, бедными и богатыми. «Все мы составляем одно целое во Христе, все мы несем одну и ту же службу под главенством Бога».

Из самоотречения естественным образом вытекало и отречение от личной собственности, считавшейся пороком, который следовало вырвать с корнем. Всякий, кто хотел вступить в монашество, должен был публично отказаться от своего имущества в пользу родственников, бедных или монастыря. Монах не должен иметь ничего своего: ни книг, ни табличек для письма, ни стилета – все это он получает от аббата во временное пользование.

Положение об обязательном труде произвело в монашеской среде великий переворот. Св. Бенедикт обязал монахов заниматься физическим трудом – земледелием, в результате чего бенедиктинцы способствовали его развитию в Западной Европе. На физический труд в монастыре отводилось семь часов, и если это время монах тратил попусту, ему делалось строгое взыскание: «Если по бедности монастыря монахам самим придется убирать жатву, пусть они не огорчаются; они только тогда и могут считаться настоящими монахами, если живут трудами своих рук, как жили наши отцы и апостолы». Но, говоря о необходимости работать, св. Бенедикт прибавлял, что и в труде следует соблюдать меру, так как есть люди со слабым здоровьем и им следует давать работу по силам.

Определенное время правила св. Бенедикта отводили для чтения, и на уклонение от него смотрели так же, как и на уклонение от труда. С большими подробностями в правиле устанавливались религиозные обязанности братии. Продолжительность пения и богослужений зависела от времени года: вся Псалтырь прочитывалась в течение недели, ночью монахи вставали для всенощной службы и, кроме того, шесть раз в день должны были собираться на молитву. Присутствовать на богослужении обязаны были все, кроме тех, кто выполняет монастырское поручение где-нибудь в другом месте. Но и они в часы церковных служб мысленно должны были перенестись в свою обитель, преклонить колени и прочитать установленные молитвы.

Зная по собственному опыту всю трудность самоотречения, св. Бенедикт не хотел, чтобы монастыри пополнялись без разбора всеми приходящими. Поэтому кандидатами на монашескую жизнь были дети, посвященные Богу самими родителями или взятые в монастырь из милосердия. Дети, попадавшие в обитель, получали соответствующее воспитание, жили в монастыре долгие годы, находясь под строгим надзором аббата и братии.

Брали и молодых, и зрелых людей, кто приходил к монастырским воротам и просил принять их. Но взрослых, приходивших со стороны, св. Бенедикт не очень поощрял: они могли поступить в монашество случайно – под впечатлением внезапно нахлынувшего чувства или случившегося несчастья. Таким давалось время, чтобы успокоиться: четыре-пять дней им не открывали монастырские ворота, а только если страждущий, почти не отходя от обители, все время стучался в нее – в любую погоду, – перед ним открывались монастырские ворота. На первое время такого человека поселяли на несколько дней в монастырской гостинице. Если и по прошествии их он оставался в своем намерении принять монашество, его переводили в отделение послушников, где он жил целый год. За ним постоянно наблюдал старший и опытный монах, которому поручалось внимательно изучить характер и склонности испытуемого, познакомить его с трудностями монашеской жизни, неизбежными на пути послушания. Если человек по-прежнему желал поступить в монастырь, ему в течение года три раза читали все правило, заканчивая его словами: «Вот закон, повинуясь которому ты хочешь служить Богу. Если ты можешь соблюдать его – вступай в наше общество, а если не можешь – уходи; ты свободен». Если и после этого послушник сохранял стремление к иноческому подвигу, он уже лишался права уйти из монастыря.

В правиле св. Бенедикта есть несколько положений, касающихся обязанностей аббата, который должен постоянно помнить, что он занимает место Иисуса Христа и должен будет дать Богу отчет за своих подопечных. Аббат должен учить иноков более собственным примером, чем словами, и всех любить одинаково. Главные заботы настоятель обязан направлять не на увеличение монастырских богатств, а на правильное руководство вверенными ему монахами. Св. Бенедикт, особенно в преклонном возрасте, избегал «демократического» руководства монашеским сообществом. Аббату предоставлялась, по существу, неограниченная власть, но он должен был спрашивать у братии их мнения и совещаться с ними: в серьезных случаях – со всеми, в маловажных делах – только со старцами. В обители устраивались собрания, и каждый мог внести свои предложения для улучшения общего блага. Монахи должны были высказывать свое мнение смиренно, не позволяя себе дерзко защищать то, что им кажется лучше и правильнее. Но решения принимает только аббат, руководствуясь основным положением правила монашеской жизни св. Бенедикта Нурсийского – «Ora et labora!» («Молись и работай!»).

Гареджийская пустынь