Древнерусский иллюстратор житий святых. Нетекстовая текстология

Стилистика иллюстраций Новгородского сборника позволяет утверждать, что они созданы в древнерусской традиции, поэтому эта рукопись XVII в. входит в наше рассмотрение.

Итак, в качестве источников в наше рассмотрение вошли восемь лицевых рукописных памятников конца XVI – второй половины XVIII вв., содержащих жития семи русских преподобных: Сергия Радонежского (в двух списках), Зосимы и Савватия Соловецких (в трех списках), Антония Сийского (в двух списках), Варлаама Хутынского и Михаила Клопского (в одном списке). Именно они полностью соответствуют установленным нами критериям отбора материала для данного исследования.

Для настоящего исследования потребовалась разработка новой методики предварительного изучения материала. Она позволила сделать то, чего не предпринималось еще в других исследованиях, а именно: максимально подробно проанализировать соотношение текста и иллюстраций в лицевых списках. Суть этой методики заключается в следующем алгоритме действий.

Работа над каждой из восьми рукописей начиналась с общего описания, предполагающего в данном случае характеристику ее внешнего вида, состава и особенностей художественного оформления. После общего описания рукописи каждая ее миниатюра описывалась и анализировалась по определенной схеме. Сначала выписывается фрагмент (или фрагменты) текста[43 - Текст передается по рукописи в соответствии с правилами, принятыми для «Трудов Отдела древнерусской литературы» (ТОДРЛ).], иллюстрированные данной миниатюрой, так как миниатюра чаще всего иллюстрирует не весь отрывок, рядом с которым она располагается. Причем иногда встречаются многосюжетные миниатюры (особенно часто – в лицевых списках Жития Сергия Радонежского и Жития Зосимы и Савватия Соловецких), содержащие в себе сразу несколько изображений, иллюстрирующих разные фрагменты текста. В таких случаях выписываемый текст разбивается на пронумерованные отрывки, проиллюстрированные в данной многосюжетной миниатюре. Составляется также схема миниатюры, в которой все сюжеты пронумерованы в соответствии с нумерацией выписанных фрагментов текста жития. Именно это позволило максимально точно установить и зафиксировать соответствие текста и иллюстрирующего его изображения.

Каждая миниатюра или каждый фрагмент многосюжетной миниатюры описывался по следующим параметрам:

а) расположение фигур персонажей,

б) жесты и позы персонажей,

в) цвет и другие значимые особенности одежд персонажей (если есть),

г) характеристика фона (пейзажного, архитектурного, «интерьерного»),

д) другие значимые детали изображения.

В результате такого подробного описания и соотнесения текста и иллюстрации стал возможен первоначальный анализ степени соответствия изображения тексту, вследствие которого нередко выявлялись имеющиеся несоответствия между указаниями текста и деталями иллюстрации. Уже на этом предварительном этапе исследования предпринималась попытка объяснения этих несоответствий с точки зрения содержания и поэтики, а также по возможности выделялись и осмыслялись акценты, расставленные миниатюристом в передаче им житийных событий.

Наблюдения и замечания, сделанные на этом первоначальном этапе анализа, фиксировались и затем использовались в дальнейшем исследовании.

На следующем этапе проводилось сопоставление миниатюр разных списков одного жития. При наличии других лицевых списков рассматриваемого произведения и при наличии технической возможности (списки житий находятся в разных книгохранилищах) сравнивались миниатюры разных списков. Уточним, что такая возможность была при работе с Житием Сергия Радонежского (Петровский список сравнивался с Троицким) и Житием Зосимы и Савватия Соловецких (Булатниковский список сравнивался с Вахрамеевским). Это обусловлено тем, что Троицкий список Жития Сергия Радонежского и Вахрамеевский список Жития Зосимы и Савватия были изданы, и сопоставление миниатюр проводилось между рукописью одного списка и изданием рукописи другого. Обнаруженные различия в композиции и деталях миниатюр разных списков сразу фиксировались. При невозможности синхронного сопоставления списков с миниатюр делались цветные рисунки от руки (прежде всего это касается неизданных лицевых списков Жития Антония Сийского), которые затем сравнивались с миниатюрами рукописи, находящейся в другом книгохранилище (некоторые из этих рисунков вошли в состав иллюстраций к данной книге).

Еще раз подчеркнем, что наблюдения и выводы, изложенные в работе, основаны на вышеописанном предварительном анализе каждой миниатюры всех исследуемых рукописей. Проведенный анализ позволяет рассмотреть изображения в непосредственном взаимодействии с иллюстрируемым текстом. В результате представилась возможность выявить и систематизировать различные приемы, которыми пользовались древнерусские миниатюристы для передачи тех или иных житийных ситуаций, характеристик героев, содержания их речи и т. д. Подробное сопоставление рукописей позволило также изучить характерные различия между миниатюрами лицевых списков одного и того же жития. Кроме того, следование изложенной схеме анализа миниатюр свело к минимуму возможность ошибок в трактовке сюжета того или иного изображения, так как иллюстрация описывалась и анализировалась в теснейшем взаимодействии с текстом. Примером такой ошибки может служить сюжетное описание одной из миниатюр Вахрамеевского списка Жития Зосимы и Савватия Соловецких, сделанное к факсимильному изданию рукописи. Содержание миниатюр на л. 6 об. – 7 об., иллюстрирующих повествование Жития о желании преподобного Савватия уединиться и бежать от славы и почитания его монахами Валаамского монастыря, раскрывается в описании как «нарастающий конфликт» Савватия с братией, «осуждение монастырской братией» трудов преподобного[44 - См.: Описание миниатюр // Повесть о Зосиме и Савватии: Научно-справочный аппарат. М., 1986. С. 109.]. Тогда как в тексте Жития, иллюстрируемом этими миниатюрами, ясно говорится, что Савватий «любим бе всеми» (Вахр. сп., л. 6 об.), «И внят же слухом блаженный Саватие словеса сия (похвалы от братии. – Н. Ю.)… и помышляше в себе: лучши ми есть отлучитися…» (л. 7 об.) и пр. При подробном сопоставлении каждой детали изображения с точным содержанием соответствующего отрывка текста такого рода ошибки практически исключаются.

Ради краткости и удобства для обозначения расположения идентичных миниатюр из разных лицевых списков одного и того же жития в настоящей работе указываются листы этих рукописей через косую черту, например: л. 44 об./59 об. Причем первый номер листа относится к более ранней рукописи, а второй – к более поздней.

Все выделения курсивом, сделанные в цитируемых текстах рукописей, принадлежат нам.

Следует специально оговорить, что в исследовании употребляется условное собирательное название автора иллюстраций – «иллюстратор» или «миниатюрист». То есть в данном случае не проводится границы между заказчиком, редактором и исполнителем миниатюр, каждый из которых мог внести свой вклад в идейную и художественную разработку иллюстраций. Для нас также непринципиально различие рук разных мастеров-миниатюристов, работавших над одной рукописью. Мы исследуем общие приемы и тенденции в иллюстрировании древнерусских книг.

Большая благодарность сотрудникам Отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинского Дома) Российской академии наук, в недрах которого рождалось исследование, представляемое теперь на суд читателя. Отдельное спасибо следует сказать сотрудникам рукописных отделов Библиотеки академии наук, Российской национальной библиотеки (прежде всего ныне покойному заведующему Рукописным отделом В. М. Загребину), Российской государственной библиотеки, Государственного исторического музея и Древлехранилища Пушкинского Дома за предоставление возможности долгое время работать с ценнейшими лицевыми рукописями. Особую благодарность приносим всем, кто рецензировал сей научный труд, давал ценные советы и делал замечания по ходу работы над книгой: О. А. Белобровой, О. В. Панченко, Т. Р. Руди, О. Б. Сокуровой, М. В. Рождественской, Н. В. Савельевой, Ю. А. Грибову и др. Благодарим также Д. Э. Ивкова за помощь в подготовке иллюстраций. Главная же благодарность – учителю Глебу Валентиновичу Маркелову.

Глава 1

Поэтика древнерусской иллюстрации. Соотношение литературного текста и иллюстраций в лицевых списках древнерусских житий

Загадка соотношения литературного текста и изображения, наверно, до конца неразрешима. Каким образом в сознании читателя иллюстрированной книги происходит связь вербального и визуального ряда? Какие механизмы использует иллюстратор для того, чтобы адекватно перевести словесный текст в зримый образ? Эти вопросы особенно актуально встают перед исследователем древнерусской рукописной книги, ибо, как заметил Д. С. Лихачев, «слово и изображение были в Древней Руси связаны теснее, чем в новое время. И это накладывало свой отпечаток и на литературу, и на изобразительные искусства. Взаимопроникновение – факт их внутренней структуры»[45 - Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы… С. 22.]. Отсюда следует, что анализ соотношения древнерусского литературного текста и иллюстраций к нему целесообразно проводить на основе изучения их «внутренней структуры», а именно – композиционного построения и других художественных средств, использовавшихся древнерусскими книжниками – писателем-агиографом и иллюстратором. По словам Д. С. Лихачева, «сближения между искусствами и изучение их расхождений между собой позволяют вскрыть такие закономерности и такие факты, которые оставались бы для нас скрытыми, если бы мы изучали каждое искусство (и в том числе литературу) изолированно друг от друга»[46 - Там же. С. 29.]. Воспользуемся этим заключением Д. С. Лихачева и попробуем вскрыть прежде сокрытые закономерности.

§ 1. Принципы композиционного построения в тексте и миниатюрах

Для того чтобы понять принципы композиционного построения лицевого списка жития, обратим внимание на то, с чего он начинается, то есть с чего начинается его восприятие читателем. Как правило, лицевой список жития открывается т. н. выходной миниатюрой, на которой изображен святой и которая располагается перед названием жития (илл. 1). Это может быть оплечное, поясное или ростовое изображение святого. В рассматриваемых рукописях на выходных миниатюрах преподобные везде представлены в рост, обычно с благословляющим жестом или в молитвенной позе[47 - Так, Сергий Радонежский на выходной миниатюре обоих лицевых списков изображен прямолично, его правая рука сложена в благословляющем жесте, а в левой руке он держит развернутый свиток. В Троицком списке на свитке читается следующий текст: «Не скорбите убо, братие, но по сему разумейте…», а в Петровском списке: «Терпите, братия, скорби и беды, да тем можете…». Фон этой миниатюры выполнен золотом, обильные пробела на одежде Сергия также написаны золотом.Выходная миниатюра к Житию Зосимы и Савватия в Вахрамеевском списке утрачена; о ней мы можем судить по выходной миниатюре Булатниковского списка. В Егоровском и Булатниковском списках на выходной миниатюре оба преподобных изображены стоящими друг напротив друга в молитвенных позах. В Егоровском списке над ними в сегменте неба изображен Иисус Христос, благословляющий их обеими руками. Нимбы написаны золотом. Выходная миниатюра в этом списке обрамлена архитектурно-растительной рамкой с фигурным верхом в виде кокошника. В Булатниковском списке над преподобными изображена в круглой мандорле Богоматерь «Знамение». Эту миниатюру отличает великолепное личное письмо в технике вохрения; золотые нимбы по ободу украшены узорами; золотом подписаны имена преподобных: «Агиос Зосима» и «Агиос Саватий». Миниатюра обрамлена неширокой цветочной рамкой.К Житию Антония Сийского выходная миниатюра есть только в Старшем из двух списков. Она также расположена в цветочной рамке с фигурным навершием, на ней изображен преподобный Антоний в молитвенной позе. На соседнем листе в сегменте неба изображена Святая Троица в виде трех ангелов, которой и предстоит святой. Выходная миниатюра написана особенно тщательно, личное письмо проработано в технике вохрения. Золотом написан нимб святого, а также сделана надпись: «Преподобный Антоний Сийский Чюдотворец».В Новгородском сборнике выходные миниатюры отсутствуют.]. Такие изображения выделяются среди прочих иллюстраций лицевых списков некоторыми формальными признаками: они отличаются особенной тщательностью в исполнении, украшенностью, сравнительно обильным применением золота, специальным обрамлением. Иконография этих изображений также имеет принципиальные отличия от сюжетных миниатюр: на них святой представлен не в той или иной житийной ситуации, но в неком вневременном пространстве, в вечности – как на иконе. Действительно, выходная миниатюра представляет собой икону святого, чье житие излагается на последующих листах рукописи. Есть некоторые косвенные данные, позволяющие судить о том, что древнерусские читатели лицевых рукописей воспринимали такое изображение именно как икону и совершали перед ней молитву. В качестве наиболее яркого примера можно привести выходные миниатюры из лицевого списка Жития Зосимы и Савватия Соловецких конца XVII в. из собрания Щукина ГИМ[48 - Житие и службы Зосимы и Савватия Соловецких, конец XVII в., в лист, 418 л. (ГИМ, собр. Щукина, № 539).]. Эта рукопись содержит всего 4 миниатюры, и все они являются выходными: две – перед Службами преподобному Савватию[49 - Там же, л. 10 об.] и преподобному Зосиме[50 - Там же, л. 46 об.] и две – перед их Житиями[51 - Там же, л. 107 об., 139 об.]. Святые представлены на них в рост, в молитвенных позах. Здесь сто?ит обратить внимание на характерное повреждение живописного слоя, особенно заметного на последней миниатюре (л. 139 об.). На изображении подола рясы преподобного Зосимы красочный слой и даже сама бумага вытерты до дыр. Вероятнее всего, это результат неоднократного прикладывания к изображению святого как к иконе перед чтением его Жития.

Итак, выходная миниатюра – это икона: и по своим формальным признакам, и по своей сакральной функции. Она выделяется из общей повествовательной ткани лицевого жития и является самостоятельной композиционной единицей.

Обратимся теперь к особенностям композиционного построения словесного текста. Сам текст жития в древнерусских рукописях, как правило, включает в себя не только жизнеописание святого и описание его посмертных чудес, но и Похвальное слово святому, которое является отдельной композиционной частью жития. В лицевых списках Похвальное слово, в отличие от остальной части жития, не сопровождается иллюстрациями, как не сопровождается ими служба святому, которая также может быть включена в рукопись. Однако в композиционном строе миниатюр лицевого списка можно обнаружить своеобразную изобразительную параллель Похвальному слову. Это изображение не является его иллюстрацией, но соответствует ему по смыслу. Мы имеем в виду выходную миниатюру, которая размещается перед началом жития. Опираясь на приведенный выше тезис о тесной взаимосвязи слова и изображения в книжности Древней Руси, проведем сопоставительный анализ Похвального слова и выходной миниатюры в контексте композиции лицевого списка жития.

Во-первых, в Похвальном слове тому или иному преподобному перечисляются те добродетели, которые можно было бы отнести почти ко всем преподобным[52 - См. подробнее об этом: Руди Т. Р. О композиции и топике житий преподобных… С. 431–500.]: «…Той бо из младеньства Бога паче всех от всея души возлюбил есть и небесное царство паче всего мира избрал есть, того ради до конца и крепко всех мира сего отрешися, и невозвратным помыслом потече вослед Бога…»[53 - Рыжова Е. А. Антониево-Сийский монастырь. Житие Антония Сийского… С. 330.] и т. п. В выходной миниатюре, как и в иконе, используется набор иконографических деталей, которые позволяют распознать в изображенном его принадлежность к определенному лику, в данном случае – к лику преподобных. Прежде всего это одежды святого: монашеская ряса, мантия, куколь. Они являются иконографическими константами всех преподобных и относятся к доличному письму. По аналогии с иконописью те слова похвалы преподобному, которые относятся ко всем преподобным вообще, можно условно назвать «доличным письмом».

Во-вторых, в Похвальном слове встречаются также описания некоторых «портретных», индивидуальных черт святого, когда в тексте перечисляются добродетели именно этого преподобного: «Радуйся, боголюбезный о?тче, – говорится, например, об Антонии Сийском, – яко и образом жития твоего, и риз многошвением, и умилением нрава, и кротости обычая многих душа ко спасению приведе…»[54 - Рыжова Е. А. Антониево-Сийский монастырь. Житие Антония Сийского… С. 336.]. Стремление к своего рода «портретности» наблюдается и в иконописи, когда в лично?м письме передаются характерные признаки святого: это цвет и расположение волос и, особенно, борода[55 - В иконописных подлинниках форма, длина и цвет бороды были основными отличительными особенностями того или иного святого при описании его иконографии (см.: Маркелов Г. В. Святые Древней Руси: Материалы по иконографии (прориси и переводы, иконописные подлинники). Т. 2: Святые Древней Руси в иконописных подлинниках XVII–XIX веков: Свод описаний. СПб., 1998: «…Сходство обликов определялось в тексте (иконописных подлинников. – Н. Ю.) отсылкой, когда отмечался либо облик прототипа в целом, либо его конкретная наиболее выразительная (для мужского лица) деталь, а именно борода» (С. 7–8).]. Как лично?е письмо выходной миниатюры несет в себе информацию о личных чертах того или иного святого, так же и фрагменты текста, в которых описываются личные свойства святого, можно рассматривать как словесную форму лично?го письма.

В-третьих, в Похвальном слове содержатся частые упоминания о молитвенных подвигах святого: «…в постех и молитвах просия, яко солнце»[56 - Рыжова Е. А. Антониево-Сийский монастырь. Житие Антония Сийского… С. 334.], «…в слезах и молитвах жизнь свою скончал еси…»[57 - Там же. С. 337.]; а главным образом – просьбы к преподобному о его молитвенном заступлении: «О всеблаженне преподобне отче наш Антоние, молимся тебе, яко отцу чадолюбиву, испроси нам милость у Живоначалные Троицы и прощение от грехов моих, страстей облак молитвами твоими отжени от мене…»[58 - Там же. С. 334.] и т. д. Этот факт тоже имеет соответствия в иконописных изображениях святых на выходных миниатюрах: как отмечалось выше, преподобные на них всегда изображены молящимися или благословляющими.

В-четвертых, в Похвальном слове говорится также о нынешней молитве братии монастыря к преподобному: «Гроб его у нас и пред нами есть, к нему же верою по всегда притекающе, велико утешение душам нашим приемлем и от сего зело пользуемся» (Житие Сергия Радонежского)[59 - Петровский сп., л. 2 об.]; «…И сего ради… всечестную раку его всегда обступающе, любезне припадающе к цельбоносному его гробу, и со слезами вопием к нему, яко отцу чадолюбивому: О всеблаженне преподобне отче наш чюдотворче…» (Житие Антония Сийского)[60 - Сп. 1, л. 446 об. – 447.], и далее в Слове содержится собственно молитва преподобному. Причем молитва святому встречается в Похвальном слове неоднократно, в том числе может быть приведено акафистное пение с рефреном «Радуйся…». По сути, все Похвальное слово в целом – и по его форме, и по его основному содержанию – может рассматриваться как пространная молитва святому с похвалой и перечислением его подвигов и чудес. Мы уже обращали внимание на то, что выходная миниатюра является иконой, то есть молитвенным образом. Перед ней предполагается молитва читателя лицевого списка, как молитвой является и Похвальное слово.

Из сказанного можно сделать вывод, что художественные особенности и сакральные функции выходной миниатюры и Похвального слова (то же, кстати, можно сказать и о Службе святому, если она содержится в данной лицевой рукописи) сопоставимы между собой и фактически совпадают.

Рассмотрим теперь их композиционную функцию. Выходная миниатюра располагается перед началом жития, она является изобразительной частью заглавия: житие святого открывается его иконой. Заканчивается же оно, как правило, Похвальным словом. Таким образом, выходная миниатюра и Похвальное слово обрамляют житие, образуя «рамки» художественного текста. Как отмечает Б. А. Успенский, в отношении композиции «…чрезвычайную важность приобретает процесс перехода от мира реального к миру изображаемому, то есть проблема специальной организации „рамок” художественного произведения»[61 - Успенский Б. А. Поэтика композиции // Успенский Б. А. Семиотика искуства. М., 1995. С. 174.].

Итак, композиционной функцией выходной миниатюры и Похвального слова является создание «рамок» художественного произведения, отделение «знакового» мира от «повседневного»[62 - Там же. С. 175.]