Грозила публичными казнями.
– Ух ты! – сказали все. – Круто! Ну-ну.
Очереди исчезли.
Дня на два.
* * *
… и бесконечные тридцатилетние сучки с головными болями.
* * *
Допуск к наркотическим препаратам оформляют два месяца.
Как минимум.
Через полюса на собаках запрос везут.
* * *
А больницы теперь в честь христианских святых.
Хотя некоторым имена нацистских преступников подойдут.
Имени Кальтенбруннера, например. И скажем, Адольфа Эйхмана…
Варум нихт?
* * *
Впихнули в нагрудный карман полтинник. Как швейцару. С такой, знаете, превосходцей: на тебе, братец, на сигареты!
А был с получки – достал тысячу, сунул меж пузом и трениками: а это вам, милейший, на погребение!
Пришла жалоба: такой-разэтакий, и даже говном бросался…
Лишили премии на год.
* * *
Диспетчер говорит – донимал минут двадцать. Давление ему, суке полупьяной, измерить. Пузырь шмурдяка в лапе – хлебнет, затянется и снова в дверь: дз-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-зз-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-зынннь…
И ни души на станции, как на грех.
А ночью, падла, телефон обрывал: три литра на харю, ум болит, язык ребром – инс-с-су-сульт у него. Г-гермо… гермор-р-рагический.
* * *
Госнаркоконтроль бдит.
Онкобольных обязали глотать сильнодействующие в присутствии скорой.
Приезжаем, смотрим, расписываемся: дескать, были, видели, правда…
Так и катаемся.
* * *
А обращаются к нам: ребята.
– Любезный!
МЫ.
НЕ.
РЕБЯТА.
Давно уже!
– Ой!
Да!
Конечно!
Извините, РЕБЯТА!!!
Все время.
* * *
Выцелив самого трезвого, надо сказать: вы мне кажетесь наиболее здравомыслящим из присутствующих…
Строить собутыльников будет исключительно он.
* * *
Было дело, даже участок впаривали.
На носилках лежа, под капельницей.
– И соседи хорошие: зампред избиркома и полковник из ФСБ – соглашайтесь…
* * *
От порога с ехидцей: