Оружие уравняет всех

– Спуститесь на пятый этаж, – распорядилась она, кивнув мужчинам. – Ждите нас. Без моей команды не трогайтесь с места, – добавила она.

Леонардо и Кимби послушно вышли из кабинки. Мамбо нажала на клавишу первого этажа и, пока лифт спускался, объяснила подруге свои сомнения. Та покивала: все правильно.

Им пришлось выйти из подъезда и закрыть дверь. Мамбо оглянулась. Подумала, что им повезло: никто из немногочисленных прохожих в этот предзакатный час не обратил на них внимания. Она поочередно нажала три клавиши – номер квартиры и ввод, перевела дух, вот только теперь замечая, что дыхание у нее сбилось, как после утомительного бега.

– Да? – услышала она женский голос.

– Бонжур, Ирина, – поздоровалась Мамбо, приблизив губы к решетке переговорного устройства. – Меня зовут Мами. Со мной Ниос.

Она замолчала, решив, что не стоит надавливать: нужно поговорить, впусти нас. Для хозяйки визит гостей из Камеруна – полная неожиданность. Именно непредвиденность заставит ее открыть дверь и не даст собраться с мыслями.

– Входите, – услышала Мамбо голос – низкий, показалось ей, как спросонья.

И – знакомый уже щелчок дверного замка.

Поднимаясь в лифте, Мамбо облегченно вздохнула и подняла большой палец, посылая этот жест подруге; на мгновение потупила взор, когда два взгляда – ее и пятилетней девочки на руках Ниос – перехлестнулись.

Она рассчитала все правильно. Едва они вышли на шестом этаже, тут же увидели хозяйку на пороге квартиры; ее поза, взгляд не могли обмануть: она была готова захлопнуть дверь в любое мгновение.

И снова Мамбо повела себя более чем разумно. Она разглядывала, не двинувшись с места, хозяйку до тех пор, пока двери лифта не закрылись с характерным шумом.

– Бонжур, – еще раз поздоровалась она, видя, как слетает с лица этой белой женщины тревога, будто тают у нее во рту отзвуки набата. Ее взгляд потеплел, когда она увидела ребенка.

– Здравствуйте. Проходите, – поторопилась она, пропуская гостей в квартиру.

Первой порог перешагнула Ниос с девочкой, кивнув в знак приветствия хозяйке, второй – Мамбо, снимая на ходу с плеч свой «студенческий» рюкзачок.

Она долго репетировала эти движения, которые слились воедино: откинув клапан рюкзака, Мамбо выхватила тяжелую статуэтку, завернутую в полотенце, и ударила ей хозяйку по голове. Резко обернулась и сощурилась, когда услышала детский голос из глубины квартиры:

– Мама, кто к нам пришел?

– Успокой девочку, – тихо сказала Мамбо подруге. А сама, подхватив безжизненное тело под мышки, оттащила его от двери. Отворив ее, тихо позвала мужчин. Несколько мгновений, и все четверо африканцев были в квартире.

Эти дни не прошли впустую. Мамбо привезла с собой и нашла здесь немало предметов, чтобы изготовить куклу для ритуала. Специальный воск из человеческого жира был заменен воском из церковной свечи, костяную пыль заменила пыль с придорожных растений. Она состригла клок волос с головы девочки, срезала с ее нарядного сарафана, купленного в столичном универмаге, пуговицы. Она постаралась, чтобы кукла была похожа на жертву, но прежде всего она должна была иметь материальную связь с ней, содержать то, что жертве принадлежало: волосы, ногти.

Мамбо работала над куклой не спеша и непрерывно напевала себе под нос, как требовал того ритуал. Работа заняла не меньше четырех часов. Наконец, кукла была готова, и Мамбо изобразила на ней символы мести.

В голове Мамбо звучал голос султана Ибрагима: «Мы дадим ей посмотреть на то, что живые видеть не могут». Это была традиционная фраза; она звучала всякий раз, когда намечалась жертва.

Все четверо камерунцев, проникшие в квартиру белой женщины, облачились в медицинские бахилы, одели резиновые перчатки. Две пятилетние девочки находились в спальне и, похоже, налаживали общий язык; что происходит за дверью, их не касалось. До поры до времени. Но вот, кажется, пора пришла.

Ирина сидела в кресле, широко открыв рот и пуская слюну на грудь; и если кровь гостей была разбавлена адреналином, то ее кровь отравлена растительным ядом. Она только-только приходила в себя, а страх уже заполнил каждую ее клетку; страх неосознанный, он не давал помутиться сознанию, не давал закричать. Она не могла сопротивляться. Но все видела и слышала, воспринимала и записывала весь предстоящий ужас в память.

Роли были распределены. Ниос, сняв маску, зашла в спальню и вывела из комнаты девочку, которая вместе с ней преодолела долгий путь из Камеруна. Передав ее Мамбо, она вернулась в спальню и осталась с дочерью хозяйки.

– Ты красивая, – сказала она. – Это ты на фотографии? – С этими словами Ниос подошла к изящной тумбочке, стоящей подле кровати, и взяла в руки снимок в деревянной рамке. На нем были изображены три человека: белая хозяйка, черный мужчина и черная девочка.

– Да, это я, – ответила она.

Они действительно похожи, покивала Ниос в такт своим мыслям и в который раз одобряя план, предложенный султаном. За дверью раздался легкий шум. Легкий, еще раз отметила женщина. Легкий потому, что трем взрослым сопротивлялся пятилетний ребенок. Шум стих. Ниос не могла ошибиться, представив, что девочку распластали на столе, заткнув ей рот. Ее глаза широко открыты от страха…

Леонардо держал ее за руки, Кимби – за ноги. И если последний отвел взгляд, то Леонардо впитывал в себя, наслаждался страхом, который выплескивался из глаз девочки. И она по необъяснимой причине смотрела только на него…

Вместо серебряных ритуальных игл Мамбо использовала заколки для волос, которые нашла среди вещей хозяйки; на нее она пока внимание не обращала. Она сунула заколки себе в волосы и вынула из своей сумочки сверток, медленно развернула его и приподняла над головой куклу. При виде которой у хозяйки квартиры волосы поднялись дыбом.

У куклы, над которой жрица корпела несколько часов, было черное лицо: черный лоскут, пришитый к голове крупными небрежными стежками. Глазами служили пуговицы – выпуклые, блестящие, будто налитые слезами, точь-в-точь как у девочки, которую распластали на столе двое здоровых мужчин. Мамбо шагнула в сторону, давая хозяйке квартиры лучше видеть девочку, и занесла над тряпичной куклой заколку. Выдохнув, она воткнула заколку в грудь кукле. И тотчас грудь девочки на столе вздыбилась. Жрица задрожала от возбуждения: жертва чувствовала боль, будто ее кто-то резал раскаленным ножом, и боль сопровождалась судорогами мышц. Мамбо впервые в жизни готовила куклу в присутствии жертвы и в этом плане сомневалась в результате. Ее присутствие могло свести на нет все усилия. С другой стороны, Мамбо опасалась, что первые же боли станут смертельными.

Она не могла найти в Москве свежей куриной крови и довольствовалась водой от размороженной курицы. Не могла не пожертвовать своей кровью, не вымыв, но испачкав в ней куклу.

Девочка уже во второй раз выгнулась и забилась в руках мужчин, в третий… Всего восемь раз жрица должна нанести ей повреждения, и с каждым разом страдания жертвы будут все сильнее. Жаль, не нашлось важнейших компонентов, иначе повреждения, причиненные кукле, были бы видны и на теле жертвы.

Жертва умрет. Рано или поздно, но умрет.

Вот сейчас, во время исполнения ритуала, жрица была обязана петь и тратить при этом немного своей крови. Но она была скована в своих действиях. Только у себя на родине, только в храме, который соседствовал с ее жилой комнатой, она была полновластной хозяйкой.

Мамбо нанесла кукле восьмое повреждение. Настала очередь нанести повреждение самой жертве.

Жрица принесла из кухни нож с широким и острым лезвием. Прежде чем разрезать маленькой жертве живот, она выполнила просьбу султана.

– Сейчас ты в могиле, – прошептала она на ухо Ирине, – а из могилы выхода нет. Смотри! – приказала она, повысив голос. И одурманенная хозяйка не могла противиться.

Нож острием своим коснулся низа живота девочки. Жрица сильно надавила, и лезвие вошло в живот наполовину. Из раны хлынула кровь, но Мамбо не обращала на нее внимание. Она встретила сопротивление напрягшегося тельца, когда резким движением вверх распорола ей живот. Девочка была еще жива, когда Мамбо вырезала ей кишки, а потом исполосовала ее лицо до неузнаваемости.

В руку Ирины ткнулась рукоятка ножа, и она машинально обхватила его. Потом приняла мертвое тело девочки и прижала его к груди. Прошли мгновения, и одежда ее пропиталась кровью.

Ниос еще не успела одеть дочь Ирины и на замечание подруги отреагировала резко:

– Это тебе не ножом махать. Раз – и готово!

Мамбо открыла рот. Но тотчас закрыла его. С лязгом зубов. Здесь не Африка. Здесь эта распоясавшаяся стерва может рассчитывать на снисхождение. И самой Мамбо придется терпеть ее выходки.

Мамбо принесла из кухни стакан воды, дала девочке таблетку и строго сказала:

– Выпей.

– Зачем?

Она так же говорила по-французски.

– Пей, тебе говорят.

Девочка надула губы, но натиску противостоять не могла. Пять минут, и она расслабилась на кровати.

Это время не прошло впустую. Ниос собрала кое-что из вещей девочки, включая игрушки и сотовый телефон, исполненный в детском варианте: всего несколько «горячих» клавиш на розовой панели в виде зайчика. Подхватив ее на руки, Ниос первой пошла к выходу.

В прихожей все четверо сняли бахилы, перчатки, маски и сложили в полиэтиленовый пакет. Спустившись на лифте, они снова поблагодарили судьбу: им никто не встретился.

Они хорошо изучили маршрут, которым уходили с места преступления. Шли долго, около получаса, и только потом решили остановить такси. Молчаливый частник на мини-вэне доставил их к гостинице.