Полководцы Петра I. Борис Шереметев, Федор Апраксин, Родион Боур, Никита Репнин, Яков Брюс, Александр Меншиков, Михаил Голицын

После эффективной артподготовки, расстроившей ряды шведской кавалерии, русские войска перешли в общее наступление. Фронт шведской кавалерии рухнул. Ее передовые части обратились в паническое бегство, смяли свою пехоту и бросились бежать по дороге в Пернау. Попытки отдельных небольших отрядов пехоты и кавалерии сдержать натиск русских войск были сломлены. Большинство пехотинцев тоже бежало с поля боя и укрылось в окрестных лесах и болотах.

В результате шведы потерпели тяжелое поражение. Соотношение сил в сражении было 3,6: 1 в пользу русских. В бою с нашей стороны приняли участие около 18, а со стороны шведов – около 5 тысяч человек.

О. Шегрен считает, что на поле боя пало до 2 тыс. шведских воинов, но эта цифра кажется заниженной. Русские современные источники оценивают потери противника в 2400 убитых, 1200 дезертиров, 315 пленных, 16 пушек и 16 знамен. Потери русских войск оцениваются в 1000–1500 человек убитыми и ранеными.

После Гуммельсгофа Шереметев стал практическим хозяином всей южной Лифляндии, но Петр I считал закрепление за собой этих земель преждевременным – он еще не хотел ссориться с Августом II. Согласно договоренности с ним, Лифляндия после отвоевания ее у шведов должна была отойти к Польше.

Полтавская битва. Дени Мартен Младший.

После Гуммельсгофа корпус Шереметева совершил ряд опустошительных рейдов по прибалтийским городам. Были разорены Каркус, Гельметь, Смильтен, Вольмар, Везенберг. Зашли также в г. Мариенбург, где комендант Тилло фон Тиллау сдал город на милость Шереметеву. Но не все шведы одобрили эту идею: при входе русских в город капитан артиллерии Вульф со своими товарищами взорвал пороховой склад, и под обломками зданий вместе с ними погибло много русских. Обозленный за это Шереметев не выпустил никого из оставшихся в живых шведов, а всех жителей приказал взять в плен.

Русская армия и Россия в целом при походе в Мариенбург обогатилась еще одним необычным приобретением. Полковник Р. Х. Бауэр (Боур) (по сведениям Костомарова, полковник Бальк) присмотрел там для себя смазливую наложницу – 16-летнюю латышку, служанку пастора Глюка, и увез ее с собой в Псков. В Пскове на Марту Скавронскую положил глаз сам фельдмаршал Шереметев, и Марта послушно служила ему. Потом ее увидел Меншиков, а после него – уже сам царь Петр. Дело кончилось, как известно, тем, что Марта Скавронская стала женой царя и императрицей России Екатериной I.

После Гуммельсгофа Борис Петрович командовал войсками при взятии Нотебурга (1702) и Ниеншантца (1703), а летом 1704 г. неудачно осаждал Дерпт, за что опять попал в опалу.

В июне 1705 г. Петр прибыл в Полоцк и на военном совете 15-го числа поручил Шереметеву возглавить еще один поход в Курляндию против Левенгаупта. Последний сидел большой занозой в глазах русских и постоянно привлекал их внимание. В инструкции Петра фельдмаршалу Шереметеву говорилось: «Идти в сей легкой поход (так, чтоб ни единого пешего не было) и искать с помощию Божиею над неприятелем поиск, а именно над генералом Левенхауптом. Вся же сила сего походу состоит в том, чтоб оного отрезать от Риги».

В начале июля 1705 г. русский корпус (3 пехотных, 9 драгунских полков, отдельный драгунский эскадрон, 2500 казаков и 16 орудий) двинулся в поход из Друи. Неприятельская разведка работала настолько плохо, что графу Левенгаупту пришлось довольствоваться многочисленными слухами, а не реальными данными. Первоначально шведский военачальник оценил силы противника в 30 тысяч человек (Adam Ludwig Lewenhaupt ber?ttelse. Karolinska krigare ber?ttar. Stockholm. 1987).

Курляндский корпус каролинов, стоявший у Риги, насчитывал около 7 тыс. пехоты и кавалерии при 17 орудиях. В подобных условиях графу было очень сложно действовать. Однако русские не оставили ему выбора. Инструкции царя были недвусмысленными. Шереметев должен был запереть корпус Левенгаупта в Курляндии. Задача более чем серьезная.

В ожидании противника граф отступил к Гемауэртгофу, где и занял выгодные позиции. Фронт шведской позиции прикрывал глубокий ручей, правый фланг упирался в болото, а левый – в густой лес. Корпус Левенгаупта по своим качествам значительно превосходил Лифляндскую полевую армию Шлиппенбаха.

Екатерина I.

Созванный 15 июля 1705 г. Шереметевым военный совет решил атаковать неприятеля, но не в лоб, а с применением военной хитрости, имитируя отступление во время атаки, чтобы выманить противника из лагеря и ударить по нему с фланга спрятанной в лесу кавалерией. Из-за нескоординированных и спонтанных действий русских военачальников первая стадия сражения была проиграна, и русская кавалерия в беспорядке стала отступать. Шведы энергично ее преследовали. Однако их прикрытые ранее фланги обнажились. На этой стадии сражения русские проявили стойкость и смелый маневр. С наступлением темноты бой прекратился, и Шереметев отступил.

Карл XII был чрезвычайно доволен победой своих войск. 10 августа 1705 г. граф Адам Людвиг Левенгаупт был произведен в чин генерал-лейтенанта. В то же время Шереметев остро переживал неудачу. Потребовалось утешение самого царя Петра, отметившего, что воинское счастье бывает переменчиво. Однако этот шведский успех мало что менял в расстановке сил в Прибалтике. Вскоре русские войска взяли две сильные курляндские крепости Митаву и Бауск. Ослабленный корпус Левенгаупта в это время отсиживался за стенами Риги, не смея выйти в поле. Таким образом, даже поражение принесло огромную пользу русскому оружию. Вместе с тем Гемауэртгоф показал, что русским военачальникам предстояло еще много работы – прежде всего по подготовке кавалерии и отработке слаженности между родами войск.

С этого времени начнется закат карьеры Шереметева. В 1708 г. он будет объявлен одним из виновников поражения русской армии в сражении при Головчино. В победной Полтавской баталии (1709) Борис Петрович будет номинальным главнокомандующим. Даже после полтавского триумфа, когда награды хлынули щедрым потоком на большинство генералов, ему пришлось довольствоваться очень скромным пожалованьем, более похожим на формальную отмашку, – захудалой деревенькой с прямо-таки символическим названием Черная Грязь.

В то же время нельзя сказать, что Петр уж совсем плохо стал относиться к фельдмаршалу. Достаточно вспомнить один пример. В 1712 г. по достижении 60-летия Борис Петрович впал в очередную депрессию, потерял вкус к жизни и решил удалиться от мирской суеты в монастырь, чтобы там в полном покое провести остаток своих дней. Даже обитель выбрал – Киево-Печерскую лавру. Петр, узнав про мечту, рассердился, посоветовав соратнику «выкинуть дурь из головы». А чтобы ему легче было это сделать, приказал немедленно жениться. И не откладывая дело в долгий ящик, тут же лично подыскал невесту – 26-летнюю вдову собственного родного дяди Льва Кирилловича Нарышкина.

Б. П. Шереметев на памятнике «Тысячелетие России».

Некоторые современные исследователи, оценивая реальные достижения Шереметева с точки зрения европейского военного искусства, соглашаются с царем, ставя фельдмаршалу не слишком лестную отметку. Например, Александр Заозерский – автор самой подробной монографии о жизни и деятельности Бориса Петровича – высказал следующее мнение: «…Был ли он, однако, блестящим полководцем? Его успехи на полях сражений едва ли позволяют отвечать на этот вопрос положительно. Конечно, под его предводительством русские войска не раз одерживали победы над татарами и над шведами. Но можно назвать не один случай, когда фельдмаршал терпел поражения. К тому же удачные сражения происходили при перевесе его сил над неприятельскими; следовательно, они не могут быть надежным показателем степени его искусства или таланта…»

Но в народной памяти Шереметев навсегда остался одним из основных героев той эпохи. Свидетельством могут служить солдатские песни, где он фигурирует только как положительный персонаж. На этот факт, наверное, повлияло и то, что полководец всегда заботился о нуждах рядовых подчиненных, выгодно отличаясь тем самым от большинства других генералов.

Из завещания Шереметева:

тело мое грешное отвезти и погребсть в Киево-Печерском монастыре или где воля его величества состоится.

В то же время Борис Петрович прекрасно ладил с иностранцами. Достаточно вспомнить, что одним из лучших его приятелей являлся шотландец Яков Брюс. Поэтому европейцы, оставившие письменные свидетельства о России петровского времени, как правило, хорошо отзываются о боярине и относят его к числу наиболее выдающихся царских вельмож. Например, англичанин Уитворт считал, что «Шереметев самый вежливый человек в стране и наиболее культурный» (хотя тот же Уитворт не слишком высоко оценивал полководческие способности боярина: «…Величайшее горе царя – недостаток в хороших генералах. Фельдмаршал Шереметев – человек, несомненно обладающий личной храбростью, счастливо окончивший порученную ему экспедицию против татар, чрезвычайно любимый в своих поместьях и простыми солдатами, но до сих пор не имевший дела с регулярной неприятельской армией…»). Австриец Корб отмечал: «Он много путешествовал, был поэтому образованнее других, одевался по-немецки и носил на груди мальтийский крест». С большой симпатией отзывался о Борисе Петровиче даже противник – швед Эренмальм: «В инфантерии первым из русских по праву может быть назван фельдмаршал Шереметев, из древнего дворянского рода, высокий ростом, с мягкими чертами лица и во всех отношениях похожий на большого генерала. Он несколько толст, с бледным лицом и голубыми глазами, носит белокурые парики и как в одежде, так и в экипажах он таков же, как любой офицер-иностранец…»

Но во второй половине войны, когда Петр все же сколотил крепкий конгломерат из европейских и собственных молодых генералов, он стал все реже доверять фельдмаршалу командование даже небольшими корпусами на главных театрах боевых действий. Поэтому все основные события 1712–1714 гг. – борьба за северную Германию и завоевание Финляндии – обошлись без Шереметева. А в 1717 г. он заболел и вынужден был просить долгосрочный отпуск.

В армию Борис Петрович больше не вернулся. Болел он два года и умер, так и не дожив до победы. Уход из жизни полководца наконец-то окончательно примирил с ним царя. Николай Павленко, один из самых тщательных исследователей петровской эпохи, по данному поводу написал следующее: «Новой столице недоставало своего пантеона. Петр решил создать его. Могила фельдмаршала должна была открыть захоронение знатных персон в Александро-Невской лавре. По велению Петра тело Шереметева было доставлено в Петербург и торжественно захоронено. Смерть Бориса Петровича и его похороны столь же символичны, как и вся жизнь фельдмаршала. Умер он в старой столице, а захоронен в новой. В его жизни старое и новое тоже переплетались, создавая портрет деятеля периода перехода от Московской Руси к европеизированной Российской империи».

    БЕСПАЛОВ А. В., д. и. н., профессор.

Апраксин Федор Матвеевич

27 ноября 1661 – 10 ноября 1728

Федор Матвеевич Апраксин принадлежал к старинному боярскому роду. Его сестра Марфа Матвеевна вышла замуж за старшего (сводного) брата царя Петра I – Федора Алексеевича (1676–1682). Таким образом, он приходился дядей будущему русскому императору. Службу начал стольником при дворе Петра I в 1683 г. Был записан в потешный Семеновский полк, участвовал во всех мероприятиях юного царя, в том числе в строительстве потешной флотилии на Переяславском озере. Сопровождал Петра во время первой поездки в Архангельск в 1692 г. Был архангельским воеводой в 1692–1693 гг. Под его руководством был построен первый русский торговый корабль нового образца. С 1695 г. поручик Семеновского полка. В 1697–1699 гг. надзирал за строительством кораблей в Воронеже и принял участие в Керченском морском походе. С 1700 г. пожалован званием адмиралтейца и назначен главой Адмиралтейского приказа. Возвел Таганрог и Азовскую гавань. С 1706 г. – глава Оружейного, Ямского, Адмиралтейского приказа и Монетного двора, с 1708 г. – генерал-адмирал. Отличался высокой работоспособностью, широким диапазоном знаний, неподкупностью.

Сражения и победы

Один из создателей русского флота, сподвижник Петра I, генерал-адмирал, первый президент Адмиралтействколлегии.

На суше Апраксин защитил от шведской армии Санкт-Петербург, который шведы собирались сровнять с землей, а на море нанес им решающее поражение в шхерах при Гангуте.

В 1708 г. шведский флот и армия предприняли попытку захвата Петербурга. Она носила серьезный диверсионный характер и была задумана как часть единого стратегического плана короля Карла перед вторжением в Россию. Как это поняли в России, операция должна была преследовать две цели: а) заставить Петра оттянуть как можно больше сил от обороны линии Смоленск – Можайск – Москва и перебросить их на защиту Петербурга и б) уничтожить только что родившийся русский флот в Балтийском море. Исполнителем предначертаний короля Швеции стал генерал Георг Любикер. Он должен был прогнать русских с берегов Нюэнской реки – так шведы в то время звали Неву, сровнять с землей Петербург, в то время как Карл должен был уничтожить Москву.

Операция против Петербурга, казалось, была задумана неплохо. Шведы решили напасть на захваченные русскими невские земли с двух направлений: с юго-западного, из Эстонии, и с северо-запада, из Финляндии. Но в действиях нападающих отсутствовала синхронность. Сначала выступили полки генерала Стремберга из Эстонии, но они потерпели тяжелое поражение от войск Апраксина. И только после этого было решено нанести комбинированный удар – с моря, со стороны Финского залива, и из Финляндии. Это наступление было скоординировано с вторжением основных сил шведской армии на западной границе России.

Шведский корпус генерала Любекера получил приказ короля Карла XII о наступлении на Петербург зимой 1708 г. В распоряжении у Любекера находились солидные силы: около 14 тысяч солдат и 22 военных корабля. Преодолевая распутицу и следуя по абсолютно разоренной местности, шведы лишь 28 августа подошли к реке Тосне.

Действия шведов не застали русских врасплох – их давно ждали. Для противодействия неприятелю на линии реки Невы генерал-адмирал Федор Апраксин приказал выставить заслоны и сильные дозоры. После ряда боев, как пишет Тарле, между противоборствующими армиями возникло равновесие, в котором ни одна из них не отваживалась сделать решающий шаг: у Апраксина не хватало сил и средств, чтобы в полной уверенности напасть на шведов, а у шведского генерала – на разгром русской армии. Шведы заняли весь ораниенбаумский берег, но не знали, что им делать дальше. Русские же успели уничтожить часть провианта, а часть – доставить в Петербург.

Впрочем, край был не освоенный, и провианта не хватало и у русских. В сложившейся оперативной обстановке Апраксин пребывал отнюдь не в самом благодушном настроении. Начальник кавалерии иностранец Фрэйзер стал вызывать его подозрения, и Апраксин написал Петру: «Для того прошу ваше величество прислать в конницу доброго командира, ежели не противно вашему величеству, известного из русских».

Гангутская баталия 27 июля 1714 г. Гравюра М. Бакуа.

Между тем в отряде Любекера начинался голод, и уже 14 сентября Апраксин, ссылаясь на сведения, полученные от пленного шведского квартирмейстера Врико, доносил Петру, что Любекер намерен покинуть Ингерманландию. Шведская эскадра Анкершерны тоже была изрядно потрепана и взять о. Котлин не смогла. Апраксин, со своей стороны, выбрал тактику мелких укусов шведской армии и делал вылазки небольшими отрядами в районе Копорья. И такая тактика оказалась наиболее действенной в развернувшейся войне.

Сражение при мысе Гангут.

В итоге Любекер приказал своим пехотинцам подниматься на борт эскадры Анкершерны и отплыть от невских берегов куда-нибудь подальше. Это решение привело шведов к катастрофе. Для совершения посадки Любекер перевел свой лагерь к самому берегу моря. Погрузке войск сильно мешали штормы и шквалистый ветер. Чем меньше шведских пехотинцев оставалось в лагере, тем смелее становились попытки русских прорваться в лагерь.

Во избежание лишнего кровопролития генерал-адмирал Апраксин послал к неприятелю своего ординарца – вахмистра Ингерманландского драгунского полка Страсбурга с барабанщиком с предложением сдаться. Но предложение было отвергнуто. Тогда Апраксин отдал приказ к атаке. Русская пехота атаковала шведов с фронта, а драгуны с флангов. Оборонявшиеся отчаянно сопротивлялись, но были разгромлены наголову. Последние минуты посадки шведов на корабли имели вид и характер панического бегства. На поле боя пали 828 шведских солдат и офицеров. Многие были взяты в плен. Русские потери составили 58 человек убитыми и 220 ранеными.

Так бесславно закончилась попытка шведов нанести русским ущерб на невских берегах. Победа Апраксина позволила Петру I забрать с берегов Невы дополнительные пехотные и драгунские полки и присоединить их к армии, стоявшей на пути Карла XII, вторгшегося в Россию с запада.

Хорошо информированный английский посол при Петре I Чарльз Уитворт доносил тогда в Лондон: «Шведы с боем форсировали реку Неву и остановились в Ингерманландии, вблизи Ямбурга, откуда они установили ежедневные сообщения со своим флотом и после шестинедельной остановки, не предприняв ничего, решились переправиться обратно на кораблях, но при этом случае их арьергард был разбит адмиралом Апраксиным».

После победы под Полтавой русская армия получила возможность перейти к дальнейшим наступательным действиям на северо-западном театре военных действий. Наступление в 1710 г. развивалось на двух направлениях: на побережье Балтийского моря, где еще осенью 1709 г. была осаждена Рига, а осенью 1710 г. началась осада Ревеля, и на Финляндском театре – в сторону Выборга и Кексхольма.

За успешную охрану Петербурга Петр, сам одержавший победу при Лесной, повелел выбить особую медаль с изображением на одной стороне портрета Федора Матвеевича и надписью: «Царского Величества адмирал Ф. М. Апраксин», а на другой – изображение флота, построившегося в линию, с надписью: «Храня сие не спит; лучше смерть, а не неверность».

    Ж.-М. Натье. Битва при Лесной.

Битва при Лесной. Жан Батист Натье.

Основные укрепления Выборга в 1710 г. состояли из пяти бастионных фронтов. Внутри главной крепости все строения были каменные. Апраксин писал Петру 2 апреля 1710 г., что «неприятель выстроил против нас три батареи; стреляет зело жестоко и цельно: одну пушку у нас разбили, а другая раздулась от многой стрельбы; осталось у нас на ботареях 10 пушек…». Русские стали приближаться к крепости апрошами «которые с великим трудом приводили, ибо в то время еще там были великие морозы, к тому ж и ситуация кругом той крепости камениста».