Центр мира

– Отцы нашего народа, живущие с ним и разделяющие его страдания, – начал Измаил, – я нахожусь здесь, на родине предков, уже четыре недели. Аллаху было угодно, чтобы я появился здесь с вестями и предложениями. Будут ли мои вести благоприятными, а предложения приемлемыми – да рассудит Аллах!

– Иншалла, – откликнулись все без исключения.

– Моя жизнь прошла далеко отсюда – так далеко, что порой мне кажется, что её и не было вовсе. То, что пишут неверные о землях моих отцов, очень странно и противоречиво. Наши братья в Советах и Комитетах по освобождению уйгуров, расположенных в нечестивых странах, утверждают одно. Наши недруги говорят о другом. Неверные – да покарает их Аллах! – рассказывают третье. Для того чтобы знать намного больше, мне пришлось приехать сюда и встретиться со своим народом.

– Тогда, во имя Аллаха, зачем ты попросил Тохти Тунъяза пригласить нас, если не знаешь, о чём будешь говорить сам? Тебе отнюдь не следовало приезжать из страны неверных только для того, чтобы сотрясать воздух Центра Мира пустыми разговорами! Говорунов у нас достаточно и своих! – с горечью произнёс кашгарский ахун.

– Не говори так о внуке Халила Ходжи, – тихо произнёс ахун Тохти. – Он молод, но у него доброе сердце. Оно подскажет ему, что говорить…

– Подсказывать правоверному должен Аллах! А если правоверный верит сердцу, а не Аллаху, то наш долг вырвать у него это сердце и скормить псам, как это завещано пророком!

– Пророк не призывал ни к чему такому, – проговорил Тохти. – Одно правда: времени очень мало и его становится всё меньше. Да, хань-су охотятся за нашими смелыми юношами и девушками…

– За отважными стариками они тоже охотятся… – с горечью произнёс турфанский ахун.

– Они строят по всей стране – нашей стране, ибо её завещал нам Аллах – нечестивые винные заводы. Наши земли отравлены ядерными взрывами, нам запрещено общаться с соотечественниками, разбросанными по всему свету. Тех же из них, которые из-за границы призывают к сопротивлению хань-су, вылавливают, нечестивые выдают их хань-су, ахань-су публично расстреливают их на стадионах!

Тохти наполнил пиалу чаем и отпил.

– Но самая страшная сила заключается в их городах. Города хань-су растут как грибы по всей нашей земле. Хань-су приезжают туда тысячами тысяч, они строят там фабрики, заводы, нечестивые места развлечений, в которых содержат обезьян, магазины, в которых может поместиться несколько таких городов, как наш. Может ли уйгур получить работу в этих городах? – ахун приподнялся на корточках и гневно заключил: – Нет! Уйгуры для хань-су – жители пустынь, немного – долин, немного – гор. Они относятся к нам, как к обезьянам, которых содержат в нечестивых местах развлечений! И самое страшное – многим нашим людям это нравится. Мы, коренное население Центра Мира, исчезнем с лица земли через несколько десятков лет. Хань-су сделают для этого всё возможное, потому что понимают: Центр Мира существовал и будет существовать вне зависимости от того, какой народ его населяет. Теперь он будет принадлежать хань-су.

– Я хочу также сказать о том, – продолжал Тохти Тунъяз, – что делают люди во всех тех странных советах и комитетах, учреждённых нашими бежавшими братьями в странах неверных. Возможно, мои слова будут произнесены во гневе, но я стар, я очень стар и должен сказать. Возможно, эти люди делают великое и благородное дело. Возможно, они помогают тем нашим братьям, которые силами хань-су выброшены с родной земли. Но мне отсюда кажется, что на самом деле они служат хань-су, потому что не делают главного. Нас здесь двадцать пять миллионов, а они помогают всем, но не нам! Делят между собой деньги, которые изгнанники жертвуют для нас, завладели вниманием всего мира, пытаются учить нас жить… Но сами они здесь не живут, а значит, не имеют на это права. Внук Халила Ходжи вернулся к своему народу, несмотря на то, что в стране неверных он был учитель, муфтий, очень уважаемый и состоятельный человек. Он бросил всё и пришёл делить наше горе, наше бесконечное горе, потому что безрадостно наше будущее.

– С чем ты пришёл, внук Халила Ходжи? – вкрадчиво спросил кашгарский ахун.

– Достопочтеннейшие из достопочтеннейших, – проговорил Измаил, потупив глаза. – Сперва я хочу поведать о том, что, несмотря на то что в стране неверных прошла вся моя жизнь, сейчас я прибыл с Земли Пророка. Наши братья по вере готовы помочь нам! А теперь ответьте мне, достопочтеннейшие из достопочтеннейших – хотя кто я такой, о Аллах, чтобы требовать у вас ответа? – в чём больше всего нуждается мой народ, чтобы обрести свободу? Сейчас я попробую сам ответить на этот вопрос, ибо Аллах вложил мне в сердце этот ответ: деньги, оружие и воины!

Полковник Шергин. Москва

«Ничто так не выдаёт человека и не является столь запоминающимся в его внешности, как глаза, – постоянно говорил Старик. – Поэтому учитесь прятать свой взгляд, учитесь не глядеть в лицо собеседнику. Легче всего запоминаются люди с большими и светлыми глазами – они, с моей точки зрения, практически не годятся для полевой работы. Мне самому пришлось уйти из полевых офицеров из-за взгляда – уж я-то знаю, о чём говорю».

Сидевший напротив Шергина майор Службы Максим Спадолин поднял глаза от папки и выразительно усмехнулся. Само существование Спадолина в отделе серьёзно противоречило принципиальной позиции Шергина. Был он темноволос, по-яркому голубоглаз, с выпирающими скулами и насмешливо вздёрнутым носом. Секретарши его обожали и считали, что он чем-то напоминал молодого Алена Делона. Во всяком случае, он выделялся из основной массы шергинских аналитиков, которые все как на подбор отличались низкими лбами и косящими взглядами из-под бровей.

– Итак, руководству потребовалась аналитическая записка о центробежных процессах, происходящих в Китайской Народной Республике вообще и Синьцзян-Уйгурском автономном районе в частности. Как скоро и в каком объёме?

– Скоро? Как всегда – вчера. Что до объёма – на ваше усмотрение. Страниц шесть-семь, две карты, диаграммку какую-нибудь для наглядности… – произнёс Шергин.

– Разрешено ли будет, – Спадолин и так знал ответ на этот вопрос, но тем не менее обратился с ним «по инстанциям» в виде сидящего напротив Шергина, – разрешено ли будет обратиться к Братьям за дополнительной информацией по данному вопросу?

– Отвечаю однозначно: деятельность Братьев в данной докладной должна оцениваться с позиции постороннего наблюдателя. А почему вы спрашиваете?

– Ну… Братья всегда плотно пасли уйгурских сепаратистов… Именно они рассчитывали вероятности развития общественного движения, вмешательства внешних сил и тэ дэ и тэ пэ…

– Если бы наше руководство интересовала точка зрения Братьев на происходящее, они бы к ним и обратились. Кстати, не исключаю, что они так и поступили. Рекомендую помнить об этом при подготовке записки. Что ещё?

– Если честно?

– Странный вы человек, Максим Сергеевич. Кто же в нашей Службе кого честно спрашивает? Хотите спросить – спросите.

– Что вы сами-то об этом думаете?

– Что я думаю? – Шергин поднял глаза от папки и поглядел на Максима поверх очков. «Глаза-то какие молодые, – в очередной раз удивился Спадолин, – без красных прожилок и не слезящиеся…»

– Думаю я, Максим, что в кои-то веки наше начальство задумалось о по-настоящему важных вещах. Не о кавказских набегах на Кубань и не о вероломных хохлах и ляхах. А о вещах, действительно способных влиять на всю структуру России – той страны, какой она сформировалась в XVII–XIX веках.

Максим промолчал. С возрастом на Старика всё чаще и чаще накатывали приступы пустословия в присутствии подчинённых. Возможно, это объяснялось возрастом и одиночеством – жил Шергин один, дети его разъехались по самым разным краям не только страны, но и всего мира, так что его собеседниками оставались подчинённые и компьютер. В отделе эти рефлексии считали признаками комплекса непризнанного гения. Но тем не менее именно к Старику как минимум дважды высшее руководство страны обращалось за консультациями типа «как достать луну с неба?». И, судя по нынешнему положению Старика в Службе, эти консультации руководство удовлетворили…

– Дело в том, что после распада Союза и всей этой «демократизации» настоящая опасность нам грозит именно из Центральной Азии, – пояснил полковник. Рассмотрим самый неприятный вариант по Кавказу. Все горцы восстают разом, и после десяти лет безудержного газавата руководство страны в припадке безумия и под давлением Совета Европы дарует им независимость. Если абстрагироваться от психологического эффекта, приправленного усталостью от затяжной герильи, то мы теряем всего лишь два процента территории и около трёх процентов населения. Образно говоря, национальные автономии Северного Кавказа – палец на руке нашего организма. Пальцы лечат, но при необходимости их иногда приходится и ампутировать.

– Палец не указательный…

– Или большой. Да, все пальцы важны. Но беспорядки в Центральной Азии грозят нам циррозом печени, что может привести к остановке жизнедеятельности. Дело в том, что любая попытка выделения из Китая какого-нибудь Восточного Туркестана или Уйгурского халифата скажется на всём азиатском СНГ, более того – на Центрально-Азиатском регионе в целом, как такое домино, что не приснится никому из нас в страшном сне.

Здесь, Максим, религиозный фактор накладывается на фактор национальный. Ну посудите сами. Кто такие вайнахи? Обособленные племена разбойников, обитавшие в горах и грабившие караваны. Если бы не их беспощадная война с нами, о них и знать бы никто не знал, за исключением узкой группы славистов, специалистов по творчеству русских писателей первой половины XIX века, которые в огромном большинстве побывали на Кавказе. Ирония судьбы! Другое дело – уйгуры. В VIII–IX вв. этот племенной союз имел могущественную державу, занимавшую территорию, которая намного превосходила по площади конгломерат славянских княжеств под патронажем Киева. Именно к этой утраченной государственности апеллируют современные уйгурские националисты. Уйгуров в мире, в принципе, очень много – это едва не самая крупная нация, не имеющая собственной страны. Даже власти КНР признают, что у них в стране проживает не менее восьми миллионов уйгуров. Независимые от властей эксперты оценивают их численность как минимум в двенадцать миллионов.

– А сами уйгуры?

– Эти менее чем на двадцать пять миллионов только на территории КНР не согласны. Но, кроме того, во всём остальном мире их по самым скромным подсчётам миллионов пять. Так что общая численность уйгуров приближается к количеству современных поляков, а в совокупности их больше, чем мадьяр, чехов, словаков и сербов, вместе взятых. Но, увы, и это ещё не всё. В близких с этнической точки зрения отношениях с уйгурами состоят калмыки, башкиры, алтайцы и якуты. Как на них скажется националистическая идея, помноженная на религиозную, мне очень трудно представить. С идеей уйгурской независимости напрямую смыкается идея пантюркского государства… А это такие перспективы, о которых я даже думать не хочу…

Два голубоглазых человека сосредоточенно смотрели друг на друга.

– Вы не спешите в витии меня записывать, – добродушно усмехнулся Шергин. – Думаете, непризнанный гений отыгрывается на подчинённых, заставляя их выслушивать свои философствования? Не забывайте, что поручение дано нашему отделу высшим руководством, а не выживший из ума старикан требует проверять плоды, взращённые его маниакальной фантазией. Я просто хочу, чтобы вы поразмыслили над моими словами при составлении записки. Имейте в виду: в первый раз за время вашей работы вы займётесь подготовкой по-настоящему стратегического документа. Очень многие офицеры-аналитики за свою жизнь не подготовят и сотой доли такового…

– Я понимаю…

– Пока нет, – Шергин мягко хлопнул ладонью по документам. Потом добавил: – Да, и кроме того… Эта тема, скорее всего, получит в ближайшее время новое развитие. Поэтому я приказываю вам активизировать на синьцзян-уйгурском направлении привлекаемых Службой сотрудников.

– Выяснить, кто из наших замороженных контактов в республиках Средней Азии может быть задействован?

– И это тоже. Но советую не забывать ещё вот о чём. Сегодня Китай открывает свои двери. Его и другие интересующие нас территории посещают многочисленные туристские группы. Позаботьтесь о том, чтобы часть интересующей нас информации получать именно от них. Более того, можно даже спровоцировать какую-нибудь поездку в места предполагаемой совместной активности уйгурских и кавказских радикалов.

– Вот так – с бухты-барахты? Начинать такой оперативный цикл вряд ли стоит с экспромта…

– На подготовку экспромта у вас есть несколько недель. За это время можно спровоцировать или даже организовать самим, через доверенного человека, настоящую экспедицию, которая пройдёт прямо по интересующей нас территории.

– Шоп-туры? Любители кантри по-восточному? Горные туристы? Альпинисты?

– М-м-м… Вряд ли шопперы… Наверняка, эта область деятельности схвачена Братьями. Этнографические туристы – это, конечно, хорошо, но надо помнить, что в Китае доступ в места, где местное население живёт, или якобы живёт, по заветам предков и ведёт традиционное хозяйство, скорее всего, находится под контролем. Стало быть – альпинизм или горный туризм. Плюс маршрут, проходящий по интересующим нас местам.

– И что важно, есть много людей, которые с удовольствием помогут нам в работе…

Это было удивительно, но на самом деле среди альпинистов и горных туристов, имеющих высокие спортивные категории, всегда находилось достаточное количество людей, сотрудничающих со Службой. Максим иногда задумывался об их мотивации. Причин было довольно много, начиная от того, что люди, любящие горы, отличались повышенным патриотизмом, и кончая тем, что сотрудничество со Службой было Большой Игрой, такой же, как спорт и сверхсложные путешествия.

– Стало быть, самый верный вариант – отправить в составе туристской группы своего человека.

– Можно сказать итак…

– А что они, по большому счёту, должны выглядывать?