Почему мы выживем и в этом кризисе. Финансовые, деловые и практические советы

Сбережения есть далеко не только у «среднего класса» – даже многие представители самой бедной части общества, испытывающие нехватку денег на покупку еды (к 2011 году их доля снизилась было до 7 %, но затем опять начала расти), сумели отложить ту или иную сумму «на черный день».

И сегодня, когда этот «черный день» неумолимо надвигается – и на страну в целом, и на семьи большинства из нас, – вопрос о сохранности сбережений становится небывало острым.

Просто потому, что как бы малы они ни были, значительной части россиян неопределенно долгое время предстоит жить только на них.

Глава 1. Если есть сбережения: куда инвестировать?

В условиях острейшей нехватки ликвидности (а главное внешнее проявление современного кризиса именно таково) ценность денег как таковых неизмеримо возрастает. Поэтому выбор способа их сохранения (а если повезет, то и приумножения) сводится к определению не оптимального в складывающихся условиях финансового инструмента, но лишь наиболее надежной валюты.

Прежде всего: рубль или деньги?

С декабря 2013 года либеральное руководство Банка России последовательно и открыто снимает с себя ответственность за стабильность рубля, отказываясь, насколько можно судить, от своей главной служебной обязанности, закрепленной за ним Конституцией России.

Политика всемерного поощрения спекуляций делает свое дело: за 2014 год и первые дни 2015-го доллар укрепился по отношению к рублю почти вдвое, а евро – почти на две трети.

Девальвация прошла в две волны: первая длилась до середины марта и закончилась одновременно с оформлением воссоединения Крыма с Россией 18 марта. Она была сравнительно умеренной (доллар вырос на 12,2 %, евро – на 13,1 %), но сопровождалась паникой в деловых кругах – особенно в январе, когда бегство частного капитала почти достигло беспрецедентных 20 млрд долларов.

Вторая волна девальвации началась в середине июля (с 11-го числа): к 1 ноября доллар укрепился на 24,0 %, евро – на 14,2 %. За три рабочих дня первой недели ноября, когда деловые обороты были минимальны (помимо сокращенной недели многие продолжали праздновать 7 ноября), курс доллара вырос на 5,9 рубля (на 14,1 %), евро – на 6,6 рубля (на 12,5 %).

Затем последовал шок 16 декабря, когда курс евро превысил 100 рублей за доллар, временное укрепление рубля и новое его ослабление.

Безусловно, к началу 2014 года девальвация как таковая была необходима российской экономике, тяжело больной либерализмом (который сегодня является стремлением государства не защищать права личности, а служить глобальному бизнесу, в том числе и против собственного народа): тотальные коррупция и произвол монополий, принципиальный отказ государства от развития, присоединение к ВТО на заведомо кабальных условиях ломали хребет экономики. Без девальваций затухающий рост ВВП перешел бы в нарастающий спад уже в 2014 году.

Падение мировых цен на нефть (в 2,5 раза с локального пика, достигнутого в конце июня, к середине января 2015 года) создало в октябре и особенно в ноябре 2014 года дополнительную потребность в девальвации. Чтобы не переделывать бюджет 2015 года (рассчитанный из нелепой цены в 96 долларов за баррель, превышающей на 15 долларов за баррель даже тогдашние оптимистичные прогнозы), недобор средств от нефтегазового экспорта логично было компенсировать дополнительными «девальвационными» (по сути дела, инфляционными) рублями.

Рост потребности экономики в бюджетном финансировании (так как на обещанные рубли можно было купить уже намного меньше благ, чем было обещано при составлении бюджета), как и в 90-е, блистательно игнорировался либеральными реформаторами.

При этом эффективность девальвации неуклонно снижалась. С одной стороны, в 2014 году не было уже даже многих из тех ресурсов, которые имелись в конце 2008-го (не говоря о 1998-м): свободные производственные мощности разрушились либо были перестроены, свободных рабочих рук не было (из-за либеральной реформы образования, уничтожающей мотивацию к труду и саму способность учиться), кредиты на развитие были запретительно дороги (из-за заимствованной из 90-х политики Банка России по борьбе с инфляцией сжатием денежной массы), как и доступ к инфраструктуре (из-за безнаказанного произвола монополий).

С другой стороны, негативные эффекты девальвации усиливались. Поэтому без коренного изменения модели экономики, без перехода от разворовывания «советского наследства» (а российское государство сложилось в начале 90-х для решения именно этой задачи) к комплексной модернизации в 2015 году Россия была практически обречена на долгий и болезненный экономический спад.

Важно и то, что девальвацию, как и любую иную меру, можно осуществлять по-разному. В интересах поддержания экономической конъюнктуры ее надо проводить как можно быстрее, чтобы не допустить формирования сильных инфляционных ожиданий, не создать неопределенности, не вызвать паники и не отдать тем самым экономику (а заодно и международные резервы страны) на растерзание спекулянтам.

Именно так проводили вынужденные девальвации в прошлый кризис, в конце 2008-го – начале 2009-го, такие разные по своему социально-экономическому (да и политическому) устройству и модели развития страны, как Казахстан, Норвегия и Польша.

Однако в России и тогда, и в 2014 году девальвация проводилась совершенно иным способом: максимально медленно, плавно и непоследовательно. Тем самым негативное воздействие на экономику и общество усиливалось максимально: достаточно сказать, что в прошлый кризис международные резервы сократились почти на четверть триллиона долларов, а за 2014 год – более чем на 121 млрд.

Это делалось как в интересах спекулянтов, так и из-за стремления чиновников снять с себя ответственность за свои действия. Ведь резкое изменение курса однозначно свидетельствует о принятом государственном решении и вызывает не только протест и критику со стороны всех понесших ущерб, но и опасения: а правильно ли был рассчитан новый уровень равновесия? Ошибиться страшно, так как тогда придется осуществлять новую девальвацию, и никто не защитит чиновника от обвинений в том, что она была чрезмерной, и, соответственно, нанесенный ею обществу вред (ускорение роста цен, снижение реальных доходов населения и обесценение рублевых сбережений и инвестиций, а также увеличение бремени валютного долга) был не минимально необходимым.

Чтобы снять с себя ответственность, надо представить девальвацию результатом не сознательного решения, а слепой игры рыночных сил – «непреодолимого воздействия объективных факторов». А для этого она должна быть максимально плавной и неравномерной – соответствующей интересам не общества, а разнообразных спекулянтов (в роли которых выступают сейчас не только финансовые структуры, но и крупные корпорации реального сектора, способные аккумулировать значительные средства и использовать их для масштабных операций на спекулятивных рынках).

Правда, в декабре 2013 года новое руководство Банка России сделало качественно новый шаг в освобождении себя от ответственности за последствия собственной деятельности, заявив о намерении перейти от ответственности за курс рубля к ответственности за ограничение инфляции. Что с того, что это прямо противоречит Конституции и закону о Банке России? И кого в либеральной среде волнует, что цены определяются прежде всего произволом монополий, а Банк России, влияя на денежную массу и, отчасти, скорость ее обращения, имеет к их динамике не большее отношение, чем гинеколог к головной боли?

Чиновники в России, насколько можно судить, de facto освободились от ответственности за последствия своих действий, и фиксация соответствующих положений de jure не вызывает протеста ни у общества, ни тем более у других чиновников.

Банк России использовал катастрофу на валютном рынке, произошедшую 5–7 ноября, в корыстных целях: для окончательной ликвидации валютного регулирования как такового и полного отказа от обязательства поддерживать курс рубля в пределах какого бы то ни было валютного коридора. По сути, Россия была возвращена в состояние 90-х годов, когда Банк России по своему произволу определял, какое колебание считать нормальным, а какое чрезмерным, требующим реакции.

При этом из всего богатства инструментов определения валютного курса (изменение правил торгов, дифференцирование норм резервирования, регулирование спекулятивных операций и многое другое – вплоть до ограничения движения спекулятивных капиталов через границу, о возможности ввода которого объявила не так давно безупречно рыночная Великобритания) либеральное руководство Банка России, как в 90-е, оставило себе самый примитивный и самый затратный – прямые валютные интервенции.

При этом председатель Банка России Набиуллина издевательски заявила, что передача формирования курса рубля на произвол слепой стихии рыночных сил окажет на спекулянтов, являющихся ключевым выражением этих сил, сдерживающее воздействие! По степени циничности и осмысленности это примерно соответствует заявлению, что только беспрепятственный и полностью свободный доступ козлов в огород будет способствовать сохранению урожая капусты.

Таким образом, в силу вполне объективных причин рубль обречен на ослабление. Оно будет неравномерным, и временные укрепления просто из-за усиления колебаний его курса неизбежны, однако общая тенденция очевидна и непреодолима.

Даже полное оздоровление правительства и Банка России, нормализация социально-экономической политики и быстрое начало комплексной модернизации не приведут к мгновенному исправлению основных факторов, подрывающих нашу конкурентоспособность, – и потому рубль, просто благодаря инерции, будет дешеветь еще как минимум год.

Поэтому, как и в предыдущие кризисы, следует ориентироваться на вероятное ослабление рубля.

Такая же ситуация сложилась и осенью 2008 года, когда либералы во власти категорически отказывались от необходимого введения действенного финансового контроля за деньгами, вынужденно направляемыми правительством и Банком России в качестве поддержки банковской системы и реальному сектору. В результате эти деньги шли прямиком на валютный рынок и обрушивали его в процессе обмена на валюту, которая затем выводилась из страны.

Такая же ситуация возникла в августе 1998 года: когда после дефолта банковская система России зашаталась, государство влило сотни миллиардов рублей помощи (тогда они были намного более весомы, чем сейчас) в олигархические и государственные банки. Не только паника и безграмотность, но и, по всей видимости, злонамеренность не дали проконтролировать использование этих кредитов, которые слишком многими (и чиновниками, и банкирами) изначально рассматривались как коррупционные, а отнюдь не стабилизационные.

В результате рубли хлынули на валютный рынок, обеспечив сначала трех-, а потом и четырехкратную девальвацию, а тогдашнее руководство Банка России, так вальяжно чувствующее себя сейчас на разнообразных теплых местах, в ужасе буквально попряталось – выпихнув под телекамеры девочку пресс-секретаря (кандидата экономических наук, между прочим), которая беспомощно разводила руками и очень искренне удивлялась: «Ну в самом деле, ну кому же могло прийти в голову, что банки направят рубли, которые мы им дали, на покупку валюты!»

В нынешний кризис повторение подобной ситуации более чем вероятно. Ведь нашей экономикой опять управляют люди, которые занимали высокие посты в 90-е годы и просто не представляют себе никакой иной политики, кроме проводившейся тогда и приведшей к катастрофе 1998 года. И они уже повторяют эту политику, повысив ключевую ставку Банка России до 17 % (ее снижение до 15 % не изменило ситуацию), что, по сути, делает невозможным кредитование основной части российской экономики.

Для избежания катастрофической девальвации необходим финансовый контроль, но он поневоле ограничит коррупцию, создав тем самым угрозу не только доходам правящей клептократии.

Ведь коррупция, насколько можно судить, является подлинной основой государственного строя, титаническими усилиями, весьма скрупулезно и, как представляется, вполне сознательно созданного в 2000-е годы. Нынешнее государство не может серьезно бороться с коррупцией (не говоря уже о ее реальном ограничении) прежде всего потому, что она составляет его суть и основу. Более того, всякая сколь-нибудь заметная борьба с коррупцией в рамках нынешнего государства, по всей видимости, невозможна в принципе, так как объективно является подрывом основ заботливо созданного в России государственного строя, то есть тягчайшим государственным преступлением.

А без финансового контроля плавное ослабление рубля не приведет к существенному ослаблению спекулятивного давления на него, так как это давление будет подпитываться вынужденной государственной помощью экономике и, таким образом, усиливаться самим государством.

Да, валюты у Банка России еще много – «как у дурака махорки» (хотя уже и существенно меньше, чем перед началом кризиса 2008 года: 376 против 598 млрд долларов). Но «махорка» у столь «эффективных» менеджеров, как известно, быстро заканчивается.

Кроме того, значимая часть международных резервов не находится в ликвидной форме: она вложена в различные финансовые инструменты, что не позволяет мгновенно вывести ее из них и бросить на затыкание расползающейся спекулятивной финансовой дыры.

Не стоит забывать и того, что нынешние трудности во многом вызваны деятельностью правящей бюрократии, долгие годы выводившей из страны заработанные ею деньги и в итоге практически обескровившей экономику.

Международный критерий достаточности международных резервов, введенный на основе горького опыта кризиса 1997–1999 годов, предусматривает, что они не должны опускаться ниже суммы годовых платежей по внешнему долгу (включая процентные) и трехмесячного объема импорта (включая импорт услуг). В реалиях конца 2014 года это примерно 240 млрд долларов.

Хотя международные резервы России и сократились за 2014 год более чем на 121 млрд долларов, то есть почти на четверть, они все еще в 1,6 раза выше порогового уровня.

Вместе с тем принципиально важно понимать, что международные резервы, в отличие от золотовалютных резервов Банка России, включают в себя еще и валютные резервы федерального бюджета, вне критических ситуаций не используемые для стабилизации рубля. Их сумма на 1 февраля 2015 года – 163,1 млрд долларов; таким образом, золотовалютные резервы Банка России тогда составляли лишь 213,1 млрд долларов, что ниже порогового уровня более чем на десятую часть.

Конечно, в случае возникновения критической ситуации деньги Минфина также будут направлены на поддержку рубля, однако это потребует согласованности его действий с действиями Банка России и наличия воли к сотрудничеству у руководителей обеих структур.

В общем, даже при самых благоприятных обстоятельствах нежелание клептократии ограничивать свои аппетиты, то есть бороться с коррупцией, приведет к тому, что новая финансовая катастрофа – разумеется, исключительно для блага населения и в целях поддержания экономического роста – будет организована столь же успешно, что и в прошлые разы.

Последствия, скорее всего, будут существенно хуже тогдашних, но для нас с точки зрения вполне утилитарной задачи сохранения сбережений ситуация совершенно прозрачна. Рубль приговорен нынешним либеральным руководством социально-экономического блока правительства и Банка России к девальвации, поэтому хранить в нем деньги на срок более квартала (в течение трех месяцев он может временно стабилизироваться и даже несколько расти) категорически нельзя.

Если нет оснований ждать временной стабильности рубля (например, он только что сильно обесценился, как это было в первую неделю ноября или в середине декабря), и спекулянтам надо передохнуть, оправданным является держание в рублевой форме лишь незначительных средств, предназначенных к расходованию в течение ближайших одной-двух недель. При обострении же ситуации этот срок рационально сократить и вовсе до трех дней.

Все остальное, что есть, надо вновь, как в кошмарном начале 90-х и во время дефолта, хранить в иностранной валюте.

Конечно, при временных укреплениях рубля Вы можете потерять на этом, но лишь на короткое время: до следующего падения. Если же по каким-то причинам Вы вынуждены будете менять валюту в момент временного укрепления рубля, утешьте себя тем, что, теряя небольшие деньги, экономите на валерьянке.

Доллар, евро или экзотика?

Олицетворением иностранной валюты в нашей стране, как и более чем в половине мира, является доллар.