Слуга смерти

За мотель – расплатился, упомянув мимоходом, что возвращается обратно в Сиэтл. Сделано.

В такой холод на прогулку в лес мог отправиться только идиот, к тому же была середина недели, не сезон, и он ушел в сторону от проторенных троп. Сделано.

Таблетка, еще таблетка. Он посмотрел на кучку. Хватит ли? Лучше перестраховаться. Он продолжал выковыривать таблетки. Передозировка снотворного вовсе не была проявлением слабости, если это делать так, как делал он. Мужественно и достойно.

О да.

Машину, скорее всего, обнаружат завтра, и через день-два кто-нибудь отправится на поиски. Не пешком, но с воздуха, вероятнее всего, лишь для очистки совести. В свой последний день в Шеффере Том купил одежду и рюкзак камуфляжной окраски, чтобы его еще с меньшей вероятностью можно было заметить с пролетающего самолета или вертолета. Если бы он раскошелился еще на подходящие ботинки, лодыжка сейчас так бы не болела, но ему показалось, что это не имеет особого смысла.

Так или иначе, он сделал все, что требовалось.

Кучка таблеток продолжала расти, и он вдруг, к своему удивлению, обнаружил, что совсем не боится. Раньше ему казалось, что само приближение последнего шага может повергнуть его в панику, что в последний момент он начнет бороться со смертью. Сейчас же он чувствовал лишь, что очень, очень устал. Где-то по пути от машины до этого случайно подвернувшегося рва жизнь окончательно утратила для него всякий смысл. Смерть стала лишь событием, которое должно произойти здесь и сейчас. Было темно, и близилась ночь. Самое подходящее время.

Уже почти не чувствуя от холода собственных пальцев, он начал глотать таблетки, по нескольку зараз, запивая их водкой. Несколько штук он выронил, но их хватало и без того.

«Прощай, Сара, найди себе кого-нибудь другого. Прощай, Уильям, прощай, Люси. Знаю, вы возненавидите меня за то, что я сделал, но вы и так вскоре стали бы меня ненавидеть».

В какой-то момент он, похоже, понял, что перешел грань смертельной дозы, после чего все оказалось легко и просто. Даже в лесу стало чуть теплее, хотя, возможно, он просто больше не ощущал собственных конечностей. Он сидел, слегка покачиваясь из стороны в сторону в окутывавшей его туманной тьме, ощущая одновременно холод и тепло, усталость и бодрость. Страх кружил где-то в кустах, но оставался на почтительном расстоянии, пока он не перестал вообще хоть как-то воспринимать окружающее и бросать в рот таблетки. Он коротко всхлипнул, а потом просто не смог вспомнить, о чем только что думал. Казалось, будто он идет по пустынной улице, на которой один за другим закрываются магазины.

Когда начали дрожать веки, он попытался держать глаза открытыми – не от отчаяния, а просто из детского желания прогнать сон, с которым, как он знал, ему все равно не справиться. Когда глаза наконец закрылись, он испытал мгновенное облегчение, а затем начал проваливаться в серую бездну. Он ожидал, насколько у него еще остались какие-то ожидания, что процесс этот будет продолжаться, пока не наступит полная чернота и тишина. А потом не станет и этого. Прощай, мир.

Но он не ожидал, что очнется посреди ночи, все еще пьяный, сотрясаемый жуткой дрожью. Он не ожидал, что окажется жив и что его будет мучить страшная боль. И уж тем более он не ожидал увидеть прямо над собой чью-то громадную тушу, от которой очень холодный ветер доносил запах тухлого мяса.

Глава 2

Ресторан представлял собой большое помещение, разделенное на несколько частей, со столиками в центре и кабинками вдоль трех стен. У входа в каждую кабинку висели маленькие фонарики, но сейчас они не горели. Стены были украшены большими фресками в старинном стиле, в основном в серо-голубых, бледно-розовых и грязно-черных тонах. Через высокие двустворчатые окна у входа открывался вид на автостоянку, усыпанную старыми листьями, которые кружил холодный ветер. Я сидел на своем обычном месте, в одной из кабинок у задней стены. Мне здесь нравилось. Скамейка стояла не слишком близко к столу, и я не чувствовал себя зажатым. Меню изобиловало гамбургерами, буррито, фирменными салатами и чили (по-техасски или в стиле Цинциннати: «Острее, еще острее… осторожнее!»), что как раз в моем вкусе.

В общем, здесь было просто отменное место для обеда, за исключением одного – отвратительного обслуживания. Я ждал уже достаточно долго, но никто ко мне так и не подошел, и не поприветствовал, и даже не принес воды со льдом, которую я, впрочем, все равно не стал бы пить. Собственно говоря, нерадивостью здесь отличались не только официанты. Придя сюда в первый раз, я увидел, что кто-то опрокинул большую часть стульев в центре зала, и это отнюдь не радовало глаз. Я бы поставил их на место, аккуратно задвинув под столики, но это не было моей работой. Точно так же не входило в мои обязанности и заменять электрические лампочки. Я подумал было о том, чтобы отправиться на кухню, но решил, что в этом нет никакого смысла. Так было даже спокойнее. И темнее.

Я облокотился о столик, думая о том, что я, черт возьми, здесь делаю. Три дня ждать миску чили – все-таки чересчур долго, сколь бы хорошим оно ни было. Даже я чувствовал, что готов распрощаться с Релентом, штат Айдахо.

Мне многое было известно о городках типа Релента, поскольку именно в них я провел большую часть времени за последние несколько месяцев, бесцельно блуждая по простирающимся на многие мили лесам и прериям наименее привлекательных штатов Америки. Вначале я останавливался в мотелях, пока однажды, подойдя к банкомату, не обнаружил, что денег больше нет. Удивительно, как влияет маленький блестящий цветной прямоугольник на твое благосостояние, на твое ощущение себя личностью. Ты начинаешь по-настоящему осознавать значение карточки, лишь когда автомат выплевывает ее обратно и говорит тебе «нет», и это означает: ни сейчас, ни потом и вообще никогда. Тогда ты вдруг вспоминаешь, что карточка – вовсе не волшебный горшочек, производящий золото, а всего лишь кусок пластика, для которого ты даже не являешься законным владельцем. Я стоял на парковке в Нью-Джерси, вертя карточку в руках, пока женщина в спортивном автомобиле с тремя толстыми детишками не сказала мне, чтобы я убирался ко всем чертям. Она уже держала наготове свою карточку, в полной уверенности, что та сработает как надо. Я ей даже позавидовал, хотя отнюдь не из-за ее донельзя уродливых детей.

Вернувшись к машине, я забрался внутрь, сел и некоторое время смотрел сквозь ветровое стекло. У меня имелось восемнадцать долларов с мелочью плюс чуть меньше половины бака бензина. И больше ничего. Вообще.

– Ну что, Бобби, что теперь будем делать?

Бобби не ответил, поскольку его не было в живых. Он был моим лучшим другом, одним из немногих, чья судьба меня волновала по-настоящему. Он погиб в месте под названием Холлс, когда мы пытались поймать психопата, именовавшего себя «человеком прямоходящим», который, как оказалось, был моим братом. Холлс взлетел на воздух, похоронив под собой тело Бобби. С тех пор Бобби стал моим непредсказуемым собеседником. Иногда он говорил именно то, чего я от него хотел: «Да, Уорд, возможно, это неплохой городок, чтобы провести в нем ночь». Или: «Да, нужно выпить еще пива» и «Да, мы сделали все, что могли, чтобы найти тех, кто убил твоих родителей, и глупо винить себя в том, что получилось не так, как хотелось бы, включая мою собственную смерть».

Потом он надолго замолкал. На целые недели. Я не знал, где он пропадал все это время и что менялось у меня в голове, из-за чего я не мог больше его слышать. А слышал я его действительно только в своей голове. Я это знал. На самом деле его здесь не было.

В конце концов я уехал с парковки возле банка и нашел себе работу в качестве мойщика посуды и чистильщика картофеля через три городка отсюда. Повар-эквадорец разрешил две ночи провести у него на полу, а потом у меня уже было достаточно денег, чтобы получить собственную комнату, при условии, что я не против делить ее с клопами, пылью и шумом и что я не буду ничего есть. В таком положении работа на кухне дает свои преимущества, хотя от дешевой еды вскоре начинает тошнить. Отношения между мной и эквадорцем прекратились неделю спустя, когда я попытался уговорить его поделиться частью дохода от мелкого наркобизнеса, которым он занимался среди прочего персонала и нескольких молодых и не очень молодых местных жителей, из тех, что порой появляются за спиной по ночам. В результате мне пришлось ранним утром сматываться из города, истекая кровью и чувствуя себя полным идиотом.

На следующее утро я остановился передохнуть возле «Бургер кинга» в Западной Виргинии, все еще с измазанным кровью лицом, когда наконец у меня в голове послышался голос и ответил на вопрос, заданный девять дней назад. Я умылся в туалете при заведении, съел универсальный завтрак из напоминавших еду ингредиентов и поехал прямо в сторону Аризоны. Там я отыскал один дом во Флагстаффе, что потребовало некоторого времени, поскольку до этого я бывал там лишь однажды, к тому же не вполне трезвым, и с тех пор успел потерять адрес. Я наблюдал за домом в течение суток, прежде чем достать свой ставший теперь бесполезным для чего-либо иного кусок пластика, которым я воспользовался, чтобы открыть замок.

И с тех пор уже пять дней я жил в доме Бобби Найгарда.

Я внимательно огляделся вокруг и пришел к выводу, что если кто и пытался ограбить дом, то сделал это весьма аккуратно и не позарился на компьютерное оборудование стоимостью в десятки тысяч долларов. Первое, что я сделал, – вышел в Сеть. Подобным я не занимался уже довольно давно, будучи уверенным, что любая попытка отследить личную информацию будет сразу замечена и за мной пустятся в погоню. Бобби в числе прочего был специалистом по запутыванию следов в Интернете, и я знал, что если воспользуюсь его домашней системой, то мне ничто не будет угрожать, по крайней мере какое-то время.

Первым делом я занялся банковскими счетами. Вскоре выяснилось, что мой счет закрыт, а его содержимое исчезло в неизвестном направлении. Не закрыт, но пуст оказался и второй счет в другом банке – тот, куда были переведены деньги, полученные в наследство от родителей. Кто-то полностью его очистил, оставив единственный цент.

Я вышел из Сети и откинулся на спинку кресла, чувствуя легкое головокружение. Меня вовсе не удивило то, что я только что узнал, но тем не менее новости относились к разряду весьма дурных, и сейчас мне очень хотелось кого-нибудь поймать и сделать ему очень больно. Найдя на кухне подходящее в качестве пепельницы блюдце, я встал у окна, глядя на улицу, и почти сразу же услышал голос Бобби. Он всегда уговаривал меня бросить курить и, видимо, продолжал оставаться при своем мнении и теперь. Тем не менее я все же докурил сигарету. Приятно было слышать чей-то голос, даже если голос этот меня раздражал и даже если он был моим собственным.

Я остался в доме. Здесь я чувствовал себя в безопасности, к тому же я устал переезжать с места на место. В кухонном шкафу нашлось достаточное количество консервов, так что мне даже не приходилось выходить на улицу. Немало времени я посвятил чтению справочников и записей Бобби, а также обыскал дом сверху донизу, стараясь ничего не нарушить. Я нашел тайник с поддельными удостоверениями личности и забрал их, зная, что Бобби наверняка купил их у кого-то, кому полностью доверял. Я также обнаружил чуть меньше шести тысяч долларов наличными, спрятанных в подвале в коробке из-под компьютера. Некоторое время я сидел и смотрел на деньги, испытывая неприятное чувство оттого, что их нашел, и еще более неприятное оттого, что собирался с ними сделать.

У Бобби была мать. Месяц назад я узнал, где она живет, и передал ей известие о его смерти. Она была пьяна и швыряла в меня разные вещи, хотя не вполне ясно было, то ли такова была ее реакция на новость – они никогда не были особо близки, то ли она всегда вела себя так. Вероятно, деньги следовало бы отдать ей, но этому не суждено было случиться. Вполне возможно, что деньги эти имели не слишком чистое происхождение, и я искренне верил, что Бобби одобрил бы мое решение их забрать. В любом случае поступить с ними я собирался именно так.

Несколько дней спустя я покинул дом, в одежде Бобби, которая более или менее мне подходила, и с небольшой сумкой в руках, где лежали деньги. Я также взял один из его ноутбуков – свой я некоторое время назад сдал в ломбард. На середине улицы я остановился и посмотрел на дом, думая, как долго он еще сможет простоять, пустой и безлюдный. Наверняка не одну неделю – пока идет оплата по счетам и пока что-нибудь в доме не взорвется или не загорится. Может быть, и намного дольше. Я подумал о том, сколько по всей стране таких комнат и домов, из которых исчезли люди, но машины продолжают работать, не требуя человеческого вмешательства.

Именно в таких местах я, как правило, и находил временное пристанище. Иногда я залезал в заначку Бобби, чтобы провести ночь в отеле в центре крупного города, из тех, где приходится поутру звонить портье, чтобы тебе напомнили, в каком штате ты находишься. Однако чаще я довольствовался тем, что удавалось найти: заколоченными досками мотелями за городской чертой, заброшенными конторами с посеревшими от пыли стеклами и вообще любыми зданиями, на которых висела табличка «Посторонним вход воспрещен», поскольку в таких местах эти слова обычно являлись единственным средством отпугнуть непрошеных гостей. Конечно, существовал определенный риск наткнуться на кого-то, кто любыми средствами стал бы защищать свою временную территорию, но, к счастью, я и сам был из таких, так что подобная перспектива не слишком меня беспокоила. Несколько раз мне и в самом деле пришлось столкнуться с конкурентами, но тех, у кого ничего нет, легко припугнуть, если сохранять самообладание и делать вид, что ты от них чем-то отличаешься. Просто удивительно, как много в нашей стране таких покинутых всеми мест.

Джон Зандт тоже остался в живых после событий в Холлсе. Однажды вечером он позвонил мне, и мы отправились в Якиму. Наша подруга Нина составила внутренний отчет о том, что мы нашли, и поставила в известность тамошнее отделение ФБР. Но, похоже, о нем забыли сразу же, как только спрятали в ящик стола. Именно тогда мы поняли, что нам никто и ничто не поможет и что у организаторов заговора, который мы раскрыли, руки куда длиннее, чем нам представлялось.

После этого я почувствовал, что выдохся. Дела мои шли все хуже и хуже, пока я наконец не оказался в Реленте. Мой сотовый телефон был зарегистрирован на фальшивое имя. У меня был ноутбук человека, которого уже не было в живых, и постепенно истощающийся источник грязных денег. Мои ребра до сих пор болели после ножевой раны, полученной от наркодилера.

Мои родители могли бы мною гордиться.

В конце концов я вышел из опустевшего ресторана и направился вдоль дороги, именовавшейся главной улицей Релента. От обещаний в меню я успел проголодаться, но в карманах не было ничего, кроме не помню когда уже купленного пакетика с сушеным мясом. Я нашел бар под названием «Кембридж», которым заведовала приветливая пара средних лет. Меню, однако, оказалось куда менее соблазнительным, чем в вымершем ресторане, и я в итоге сосредоточился на виски и каком-то местном напитке, который, похоже, гнали из стен старых домов, но после третьей или четвертой порции он показался вполне сносным на вкус. Я собрался уже уходить, но пошел дождь, настоящий ливень, стучавший по окнам бара так, словно кто-то бросал в них горсти гравия. Пришлось остаться, и я сидел, сгорбившись, у стойки и медленно, но размеренно поедал оливки, пока рот у меня не наполнился горечью, а пальцы слегка не позеленели.

К девяти я уже был основательно пьян. Через час лучше не стало. На небольшой сцене молодая женщина с вьющимися волосами пела песни, смысл которых до меня уже не доходил. Я чувствовал, что у нее непростая жизнь, и даже слегка ей симпатизировал, но от ее голоса у меня начала болеть голова. Пора было отправляться куда-нибудь в другое место, но идти было особо некуда, к тому же дождь не прекращался. То и дело в бар заходили люди, выглядевшие так, словно они только что побывали в океане.

Вскоре один из них привлек мое внимание. Он был высок и худ и сидел в одиночестве за столиком у задней стены. Я обнаружил, что не отвожу взгляда от отражения столика в зеркале за стойкой. Освещение в «Кембридже» было не слишком ярким, и я не мог отчетливо видеть лицо парня, но легкое покалывание в затылке подсказывало мне, что он смотрит в мою сторону значительно чаще и это не могло быть простой случайностью. Я встал и отправился в туалет, хотя необходимости в этом не было, но, когда я проходил мимо парня, тот отвернулся, сделав вид, будто сосредоточенно смотрит в окно.

В туалете я пустил воду, пока та не стала холодной, и сполоснул лицо. Я знал, что что-то не так, но не понимал, что именно. Возможно, он просто заметил чужака. Но скорее всего, дело было не в этом. Высоко в стене туалета имелось окно, но встать было не на что, кроме раковины, которая вряд ли выдержала бы мой вес, да и пролезть через окошко у меня было мало шансов.

Я решил, что если нам и суждено столкнуться лицом к лицу, то пусть это лучше случится в общественном месте.

Когда я вернулся, за столиком никого не было.

Ругая себя за собственную паранойю, я снова подошел к стойке и глотнул успевшего слегка нагреться пива. К поющей женщине присоединилась подруга, волосы которой выглядели еще хуже. От сочетания их голосов у меня начали вибрировать вены на ногах. Я дал знак бармену, и мне принесли счет, который оказался не таким уж и большим. Я поболтал с барменом минут пять и дал ему щедрые чаевые. Мой отец хорошо меня воспитал.

На улице оказалось еще холоднее, чем я ожидал. У меня возникло искушение вернуться – вдруг они захотят меня усыновить или разрешат спать в баре? Но я знал, что если дверь закрылась у меня за спиной – пути назад уже нет. Я двинулся по улице, стараясь держаться ближе к витринам магазинов и пытаясь спрятаться от дождя. Улица была пуста. Я мог бы ехать по ней с закрытыми глазами, не подвергая опасности никого, кроме себя.

Мне потребовалась минута или две, чтобы понять, что за спиной кто-то есть.

Я остановился и повернулся. Сквозь пелену дождя почти ничего не было видно, но кто-то стоял в дверном проеме примерно на полпути между мной и баром. Лица было не разглядеть, и он не двигался, но никто бы не стал стоять на улице в такой вечер просто так.

– Чем могу помочь?

Ответа не последовало. Я сунул руку под пальто. Конечно, пистолет остался в машине. Кому нужен пистолет в Реленте, Айдахо?

– Кто тебя послал?

Парень вышел из дверей, шагнул на тротуар. Он что-то сказал, но шум дождя заглушил его слова.

Я побежал к нему.

Он поспешно попятился. Я набросился на него, прежде чем он успел понять, что происходит, и начал бить. Я понимал, что мне нужно остановиться, что он может знать кое-что такое, о чем следовало бы знать мне, но меня это не волновало. Я нанес ему несколько ударов обеими руками и головой, и мы вместе свалились на землю. Оттолкнув парня, я вскочил, пнул его в бок, нагнулся, схватил за волосы, готовясь колотить головой об асфальт, пока все не закончится. Позади послышался какой-то шум, но я никак не связал его с происходящим, пока меня не начали оттаскивать, и стало понятно, насколько я был глуп, полагая, что они пошлют кого-то в одиночку. Единственное, что продолжало удивлять, – почему меня просто не пристрелили на месте.