Культурно-историческая психология – наука будущего

Исследование этих проблем началось вскоре после того, как психология сформировалась в качестве научной дисциплины, поэтому есть возможность сравнить открытия и выводы, полученные на двух разных этапах развития психологической теории и методологии этой дисциплины. Сравнивая более ранние и более поздние исследования, мы отчасти можем понять, в какой мере отсутствие у общей психологии интереса к кросс-культурным исследованиям является результатом несовершенства ранних работ в этой области, и не является ли оно результатом более глубоких, непреходящих проблем изучения представленности культуры в психике.

Чтобы увидеть, как общая психология пыталась понять роль культуры в формировании психики, полезно рассмотреть внутреннюю логику всех трех исследовательских программ. Не менее важно рассмотреть, хотя бы схематично, те социокультурные обстоятельства, которые сформировали мировоззрение самих исследователей. Как мы увидим, научные суждения исследователей несут отпечаток представлений, доминировавших в тех обществах и в то время, где и когда они жили и работали.

Социально-исторический контекст

Как отмечали Э. Кахан и Ш. Уайт, подъем психологии как дисциплины был связан с развитием университетских исследований и разделением труда между различными гуманитарными науками. На протяжении тридцати лет мир стал свидетелем возникновения психологии, социологии, антропологии, экономики, политической науки и других дисциплин, сгруппировавшихся вокруг идей бихевиоризма.[15 - William Kessen (1990, p. 12) составил полезный каталог начальных дат для разных общественных дисциплин: 1880 г. – Академия политических наук; 1884 г. – Американская историческая ассоциация; 1885 г. – Американская экономическая ассоциация; 1892 г. – Американская психологическая ассоциация; 1899 г. – Национальный институт социальных наук; 1902 г. – Американская антропологическая ассоциация; 1905 г. – Американская социологическая ассоциация.]А за стенами академий росли бюрократические и коммерческие структуры и возник запрос на людей, которые могли бы эффективно управлять этими новыми структурами. Школы, заводы, армейские подразделения – все жаждали помощи в решении социальных и экономических проблем, связанных с жизнедеятельностью индустриальных обществ. В это время европейское присутствие и влияние в странах Азии, Африки и Южной Америки было в зените. Несмотря на удар, нанесенный романтическим представлениям о прогрессе человечества Первой мировой войной, первые поколения психологов XX в. были все еще пропитаны мировоззрением, преобладавшим в XIX в. Ни как психологи, ни как граждане, они не сумели решить основные вопросы, поставленные предыдущими поколениями.

В американской жизни 1920-1940-х г.г. интенсивно происходил сдвиг от деревенского, по большей части сельскохозяйственного общества к обществу перенаселенных городов, где электричество и газ вызывали обширные изменения в повседневном жизненном опыте. Это был период официальной сегрегации американцев африканского происхождения; время, когда на улицы больших американских городов выплеснулись толпы переселенцев из центральной и южной Европы; время огромного энтузиазма в отношении способности науки решить проблемы человечества.

В научном плане психология могла, конечно, аккуратно изложить проблемы социальных отношений и социального контекста на языке теоретических представлений, но в повседневной жизни ученые, так же, как и обычные граждане, не могли освободиться от своих основополагающих ценностей в рассуждениях о таких материях, как культура, раса, эволюция и исторические перемены. Как мы увидим дальше, в течение века психология в этом отношении не особенно изменилась.

Перцептивные процессы и культура

Первое технически изощренное экспериментальное исследование культурных различий в перцептивных процессах было осуществлено в конце прошлого – начале нынешнего века, когда научная психология была еще в колыбели (Haddon, 1901). Полстолетия спустя один из аспектов этой ранней работы стал предметом серии детальных исследований, направленных на прояснение его культурных оснований (Segall, CampbellandHerskovitz, 1966).

В 1895 г. хорошо оснащенная экспедиция Кембриджского университета, возглавляемая А. Хэддоном, отправилась к юго-восточным берегам того, что называлось тогда Британской Новой Гвинеей, и к островам Торресова пролива. А. Хэддон (который впоследствии возглавил созданный в Кембридже департамент антропологии) уже прежде изучал зоологию моря этого региона. Организуя этнографическое исследование, он последовал естественнонаучной традиции, объявив, что «никакое изучение народа не будет полным, если оно не включает изучения его психологии» (Haddon, 1901, р. V).

Специалистом по экспериментально-психологическим методам в этой экспедиции был У. X. Р. Риверс, который впоследствии сделал выдающуюся карьеру в антропологии (см.: Slobodin, 1978). Получив медицинское образование, впоследствии он заинтересовался экспериментальной психологией и до своего переезда в Кембридж в 1897 г. преподавал ее в колледже Лондонского университета. В качестве помощников по работе в этой экспедиции были приглашены двое студентов – К. С. Майерс и У. МакДугалл (оба впоследствии стали известными психологами). Верные вундтовской традиции лабораторного исследования, У. X. Р. Риверс и его коллеги сосредоточили свои усилия на изучении сенсорных способностей, то есть элементарных психических функций. С этой целью они взяли с собой впечатляющий набор аппаратов и устройств, предназначенных для использования при изучении визуальных, тактильных и обонятельных ощущений в соответствии с принятыми методиками.

Главным в их работе было проверить достоверность утверждений европейцев, совершивших путешествие в «нецивилизованные части света», о том, что «дикие и полуцивилизованные расы демонстрируют более высокую сенсорную чувствительность, чем та, которую можно обнаружить среди европейцев» (Rivers, 1901, р. 12). В качестве примеров подобных отличий туземцев приводились данные из ряда отчетов: «У людей с Сан-Кристобаля (Соломоновы острова) глаза, как линзы, и они могут с большого расстояния в самый пасмурный день обнаружить голубей, спрятавшихся между листьями деревьев,… уроженцы Новой Ирландии видели землю, когда мы не могли разглядеть их даже с помощью хорошей оптики, и обнаруживали маленькие лодки в плохую погоду на расстоянии шести-семи миль, чего мы не могли сделать даже с биноклями и телескопами» (там же, р. 13).

В 1880-х годах по поводу интерпретации подобных сообщений разгорелась дискуссия на страницах научного журнала «Nature». Одни считали, что «дикари» обладают большей зоркостью, чем «цивилизованный человек». Другие полагали, что отмеченные в этих сообщениях различия возникли благодаря тому, что дикие народы уделяли большое внимание мелким деталям окружающей среды и, вследствие этого, приобрели значительный опыт в их различении.

Исследователи проверили эти альтернативные точки зрения изучая сенсорную чувствительность основных анализаторов. Сам У. X. Р. Риверс изучал остроту зрения, восприятие цвета и восприятие пространства (включая подверженность зрительным иллюзиям); К. С. Майерс изучал остроту слуха, обоняние и вкус; У. МакДугалл исследовал тактильную чувствительность, различение веса и иллюзию «размер-вес».

Один из наиболее часто цитируемых результатов был получен с тестом на остроту зрения, похожим на тот, что проходят желающие получить водительские права. Испытуемым предъявлялась таблица с многократно напечатанной на ней буквой Е, постепенно уменьшающейся в размере. В каждой строке этой таблицы буквы имели различную ориентацию. Испытуемым давали карточку с напечатанной на ней единственной буквой Е, и просили располагать эту карточку так, чтобы пространственная ориентация их буквы соответствовала ориентации буквы, указанной экспериментатором в таблице. Эти упрощения позволяли использовать методику с неграмотными испытуемыми. Полученные данные показывали, что испытуемые понимали задачу; точность ее выполнения ими уменьшалась, как обычно, по мере уменьшения размера стимула или увеличения расстояния, на котором они находились от таблицы.

У. X. Р. Риверс протестировал 170 туземцев островов Торресова пролива. Чтобы обеспечить необходимую освещенность, тестирование проводили на открытом воздухе. Результаты были выражены в виде отношения расстояния, с которого стимульный материал еще может быть идентифицирован, к его размеру: чем больше это отношение, тем больше острота зрения. По всей совокупности результатов «величина остроты зрения» получилась равной 2,1:1. Чтобы определить, является ли такая острота зрения необычной, Риверсу нужны были данные для сравнения. В связи с этим возникли некоторые трудности, поскольку, как он отмечал, «истинная европейская норма, то есть средняя острота зрения европейцев с нормальными глазами не была еще удовлетворительно определена» (там же, р. 14). Не существовало и общепринятой методики для определения остроты зрения.

На этом этапе обнаружились многие трудности проведения кросс-культурных экспериментов. Использование данных, полученных с помощью какой-либо другой методики, было бы неадекватным, так что надо было найти возможности эквивалентного применения Е-методики. Требование эквивалентности не исчерпывалось применением тех же материалов, его надо было распространить и на саму процедуру, и на условия тестирования. То, какие данные исследователь выбрал для сравнения и какими критериями он при этом пользовался, показывает, с какими трудностями ему пришлось столкнуться.

Основные данные, которые он использовал для сравнения, были получены на острове Гельголанд у побережья Германии. Эти данные были сочтены особенно релевантными, потому что выборка включала сто человек в широком возрастном диапазоне и, следовательно, могла считаться репрезентативной для местного населения. Эти люди зарабатывали себе на жизнь рыбной ловлей, как и испытуемые с островов Торресова пролива, и были не слишком образованы, что дополнительно увеличивало их ценность как контрольной группы. Средняя острота зрения для этой группы составила 1,77:1.

Хотя У. X. Р. Риверс и считал эти данные надежными, численное значение различия между двумя протестированными группами не произвело на него впечатления. После сравнения этих данных и результатов альтернативных методик измерения остроты зрения он заявил: «Общий вывод, который можно сделать… состоит в том, что острота зрения дикарей и полуцивилизованных людей, хотя и превосходит несколько остроту зрения нормального европейца, но степень этого превосходства вовсе не так значительна… Народы, которые изучены к настоящему времени, не проявляют того превосходства над европейцами в присущей им остроте зрения, как этого можно было бы ожидать по сообщениям путешественников» (там же, 1901, р. 42).

Результаты исследования других анализаторов хотя и не всегда, но в общем и целом подтверждали этот вердикт. Сообщалось также, что при общей бедности словаря для обозначения цветов, его испытуемые проявляли несколько сниженную чувствительность к голубому цвету и были менее чувствительны, чем европейские испытуемые, к определенным зрительным иллюзиям. У. МакДугалл, исследуя способность раздельно ощущать два одновременных прикосновения к коже в близко расположенных точках, обнаружил, что туземцы островов Торресова пролива могли различать два прикосновения на расстояниях приблизительно вполовину меньших, чем было получено на трех разных европейских выборках. Он также обнаружил, что уроженцы этих островов допускают меньшую ошибку при определении различия в весе тел. К. С. Майерс, однако, обнаружил, что острота слуха несколько выше в европейских выборках; в чувствительности к запахам заметных различий не было.

Это исследование могло вызвать и вызвало множество вопросов. Э. Б. Титченер, главный американский авторитет по вундтовской методологии эксперимента, признал правомерность цели, сформулировав ее так: «Получить психологические данные, которые побудили бы [исследователя] соотнести примитивную расу с различными слоями его собственного цивилизованного общества» (Titchener, 1916, р. 235). Он посочувствовал трудностям проведения полевых экспериментов и даже счел возможным похвалить исследователей за проделанную работу и изобретательность. Тем не менее его приговор был суров: «Тесты были не адекватны поставленным целям». Критика Э. Б. Титченера применима и ко многим (если не ко всем) более поздним кросс-культурным сравнениям экспериментальных данных.

Одна из проблем, связанных с такими исследованиями, очевидна, хотя часто недооценивается. Эксперимент, осуществленный в примитивном сообществе, обычно невоспроизводим. Подобные экспедиции довольно дороги, а обстоятельства жизни всех участников постоянно меняются.[16 - Мне не известна ни одна прямая попытка вопроизведения какого-либо кросс-культурного психологического эксперимента с использованием тех же самых процедур и тех же самых культурных групп. Известны, однако, попытки применения тех же процедур в других культурных группах, для которых признавались действующими те же каузальные факторы. Например, несколько раз были повторены опыты А. Лурии по силлогистическому рассуждению. В большинстве из них, но не во всех, повторились его основные результаты (Cole, Gay, GlickandSharp, 1971; DasandDash, 1990; Scribner, 1977; Tulviste, 1991).] Чтобы снять остроту этой проблемы, Э. Б. Титченер проводил то, что он называл «параллельными и показательными» экспериментами по проверке соперничающих гипотез. Этот прием имеет шаткие логические основания. Как отмечал сам Э. Б. Титченер, воспроизведение в психологических лабораториях означает повторение экспериментов с одинаково подготовленными испытуемыми при использовании одинаковых методик и оборудования. Однако здесь он сам возвращается к допущению единства психики, чтобы придать правдоподобие своим результатам. Утверждая, например, что описания группы испытуемых с островов Торресова пролива напоминают нам снова и снова, что человеческая природа в главном одинакова по всему миру:

«Пожилая женщина с острова Мюррей, которая «по какой-то ассоциации» назвала свое имя и имена своих друзей, когда ее попросили указать цвет листочков из набора цветной бумаги, – разве мы не встречали ее, говорю это со всем уважением, на наших летних семинарах? Человек, которого попросили расставить цветные образцы в порядке предпочтения и который расставил их почти в точности в том же порядке, в каком они были предъявлены ему экспериментатором в предыдущем тесте, – фигура, хорошо известная в наших лабораториях. Если теперь я сравню наблюдения моих коллег с наблюдениями папуасского вождя, я вовсе не обязательно впаду в абсурд» (там же, 1916, р. 206).

Особенно тщательно Э. Б. Титченер раскритиковал два из проведенных группой экспериментов: изучение тактильной чувствительности У. МакДугалл и работу У. X. Р. Риверса по восприятию цвета. Оба эти эксперимента представляют особый интерес, поскольку они выявляют групповые различия в основных психических процессах, то есть там, где теория В. Вундта (да и интерпретация самим У. X. Р. Риверсом различий в остроте зрения) заставляют ожидать всечеловеческой универсальности. Эксперимент У. МакДугалла, продемонстрировавший очевидно более высокую чувствительность к парным касаниям у туземцев островов Торресова пролива, казалось бы, был довольно хорошо обоснован, поскольку его выводы базировались на сравнении Данных, которые он сам получил как на островах Торресова пролива, так и в Англии. Но их, оказывается, тоже можно было интерпретировать иначе.

Э. Б. Титченер начал с цитаты из У. МакДугалла: «Процедуры не должны, насколько это возможно, требовать никаких знаний от испытуемых», а затем объявил, что в реальности процедура подвержена всевозможным суггестивным влияниям, которые сказываются на характере интерпретации задания. Далее он отметил, что, хотя средний балл для английских испытуемых оказался выше (что соответствовало более низкой чувствительности), разброс баллов внутри каждой из двух групп был очень большим и предположил, что разные испытуемые выполняли, по существу, разные задания. Затем он прицельно ударил по инструкциям (я процитирую, поскольку такого рода детали часто оказываются решающими при интерпретации экспериментальных данных, – именно об этом и говорит Э. Б. Титченер): «Порог [порог различения], который пытался определить У. МакДугалл, и это следует напомнить – это не то расстояние, на котором два укола ощущаются раздельно, но… то расстояние, на котором они создают ощущение, заметно отличное от ощущения, вызванного одним уколом» (там же, р. 207–208).

ОТ этого, на первый взгляд незначительного, пункта Э. Б. Титченер переходит к чрезвычайно правдоподобному предположению, что культурные различия, наблюдавшиеся У. МакДугаллом, – это различия в том, как испытуемые, принадлежащие к этим двум культурам, склонны интерпретировать инструкции и, следовательно, в том, как они интерпретировали предъявляемый стимульный материал. Прежде всего, на основе опытов, проведенных в его лаборатории, он утверждал, что между ощущением одного укола и ощущением двух уколов есть ряд промежуточных ощущений. Некоторые испытуемые говорили, что чувствуют «гантель» (две точки, соединенные отрезком), другие – что чувствуют линию. Эти ощущения заметно отличны от ощущения единичного укола, но это не два отдельных ощущения. Здесь, писал Э. Б. Титченер, и лежит объяснение широты спектра результатов, полученных в исследовании У. МакДугалла: некоторые из его испытуемых говорили «два», едва лишь впечатление от уколов начинало отличаться от единичного ощущения; другие говорили «два» лишь тогда, когда ясно ощущали два раздельных укола.

Затем он провел некий эксперимент, который назвал «безрассудно смелым», чтобы выяснить, не следует ли признать сравнительные результаты У. МакДугалла «не имеющими законной силы». Он повторил эти эксперименты, используя сходный инструмент, и регистрируя отклик не тогда, когда ясно чувствовал два укола, а тогда, когда его ощущения начинали отличаться от воспринимаемого определенно единственным уколом, но еще не обязательно двумя раздельными. В этих условиях его чувствительность оказалась почти предельной. Следовательно, заключал он, у английских испытуемых У. МакДугалла было не менее тонкое тактильное различение, а скорее всего, они просто иначе интерпретировали задание, что и сказалось на росте их пороговой чувствительности.

Этим заявлением Э. Б. Титченер, однако, не претендовал на то, что ему удалось доказать равенство порогов чувствительности для двух групп, он просто демонстрировал, что У. МакДугалл не доказал различия. В качестве альтернативного объяснения реальности он привлекал аргументы, связанные с жизненным опытом испытуемых: «[Английские испытуемые были]… менее заинтересованы мелкими деталями стимульного материала, чем дикари; они менее остро реагировали на ощущение; они, как можно предположить, уделяли больше внимания особенностям используемого оборудования и его возможному действию на кожу. Они ожидали ощутимо двойственного впечатления» (там же, р. 211). Э. Б. Титченер придавал особое значение сообщению У. МакДугалла о том, что в его экспериментах наиболее образованные англичане показывали самые высокие пороговые значения. «Чем дальше уходим мы от заинтересованности дикаря ощущениями, – писал он, – тем выше наши пределы!» (там же).

Он раскритиковал этот эксперимент еще по ряду пунктов, а затем так же детально опроверг выводы У. X. Р. Риверса в отношении довольно слабого восприятия голубого цвета среди туземцев островов Торресова пролива. В последнем случае он указал на влияние освещения на цветовосприятие и повторил некоторые из наиболее необычных приемов У. X. Р. Риверса, снова получив результаты, подрывавшие вывод о наличии культурных различий в элементарных психических процессах.

Проект Торресова пролива – оценка

Об уроках экспедиции на острова Торресова пролива и критики Э. Б. Титченером ее выводов можно сделать ряд замечаний. На самом общем уровне почти целое столетие соответствующих исследований в целом подтвердило, что культурные различия в остроте ощущений либо минимальны, либо вообще отсутствуют. Культурные различия с большей вероятностью проявляются, когда в качестве стимулов используются сложные материалы, в частности, рисованные (обзоры см.: Berry, Poortinga, SegallandDasen, 1992; Segall, Dasen, BerryandPoortinga, 1990). Этого следовало ожидать и из допущения, что элементарные психические процессы не подвержены влиянию культурных различий в отличие от процессов, основанных на использовании конвенциональных культурных представлений (таких, например, как линейная перспектива на двумерных рисунках).

Тем не менее исследования, проведенные сначала на островах Торресова пролива, а затем Э. Б. Титченером, показали, что даже при изучении так называемых элементарных (и предположительно универсальных) психических процессов очень трудно обойти тот факт, что культуросообразные способы интерпретации задания влияют на его выполнение. Э. Б. Титченер своими модификациями экспериментальных процедур не удалял культурные влияния – он ими манипулировал, тем самым показывая, что они существовали с самого начала.[17 - Э. Б. Титченер, однако, не полностью отвергал идею кросс-культурного эксперимента. Фактически он побуждал лабораторных и полевых исследователей к сотрудничеству и осмелился предположить, что высоко специализированные методы, основанные на использовании очень точных приборов, позволили бы получить валидные сравнительные данные для изучения элементарных психических функций. Однако, когда мы видим, что проводившиеся исследователями измерения остроты зрения испытуемых оказались в зависимости от способов интерпретации задач, то очевидно, что невозможно избежать одновременного вовлечения элементарных и высших (вовлекающих системы смыслов) психических функций.]

Еще один дополнительный аспект отчетов У. X. Р. Риверса проливает несколько иной свет на трудности строгого разделения элементарных и высших психических функций.

Показав, к своему удовлетворению, что жители островов Торресова пролива обладают не столь большой остротой зрения, как об этом можно судить по тщательно проведенным тестам, он тем не менее должен был признать, что иногда был все же поражен их зоркостью. В одном из таких случаев он плыл с одного острова на другой, когда трое бывших с ним мужчин неожиданно воскликнули, что видят судно в бухте на другой стороне острова, к которому они плыли. У. X. Р. Риверс уже измерил остроту их зрения – она была хорошей, но не экстраординарной, тем не менее обнаружилось, что они способны увидеть верхушки мачт корабля, торчащие поверх низкого острова, задолго до него. Такого рода свидетельств (подтверждаемых похожими сообщениями других ученых) достаточно, писал ученый, чтобы «показать особую природу визуальных возможностей тех, кто живет в естественном состоянии» (Rivers, 1901, р. 43). Он продолжает: «Насколько позволяют судить наши данные, дикарь, похоже, начинает с такой остроты зрения, которая лишь ненамного превосходит остроту нормального зрения среднего европейца. Однако путем продолжительной практики внимательного приглядывания к мелким деталям окружающей среды, которая становится ему чрезвычайно хорошо известна, дикарь становится способным увидеть и распознать удаленные объекты таким образом, что это кажется почти сверхъестественным» (там же, р. 43).

Далее он утверждает, что эта способность обусловлена контекстом, опираясь на данные о том, что австралийские следопыты совершенно беспомощны за пределами своей среды обитания. Его рассуждения, как мы увидим, звучат вполне современно. Сама идея, как она изложена в указанной работе, не опирается на экспериментальные данные, однако и не предполагает с необходимостью вовлеченности перцептивных процессов за пределами данного конкретного навыка: экспериментальные данные на самом деле показали, что туземцы с очень высокой остротой зрения могли иметь очень слабые слуховые навыки.

Другой интересный способ, при помощи которого У. X. Р. Риверс пытался преодолеть ограничения, налагаемые требованием наблюдать только элементарные психические функции, выдвигая теорию нулевой суммы или компенсации в культуре и психике, – равновесие между уровнями, до которых могут быть развиты низшие и высшие функции. Он рассуждает следующим образом:

«Мы знаем, что рост интеллекта зависит от материала, поставляемого чувствами, поэтому на первый взгляд может показаться странным, что развитие сенсорной стороны (базы) психической жизни может оказаться препятствием для интеллектуального развития. Но по глубоком размышлении я полагаю, что в этом факте нет ничего неестественного. Если слишком много энергии тратится на чувственный фундамент, естественно, что страдают высшие интеллектуальные структуры» (там же, р. 44–45). Он утверждал, что «преувеличенное внимание, которое дикарь уделяет окружающим его конкретным вещам, может служить препятствием для высшего интеллектуального развития» (там же, р. 45). Я мог бы привести много возражений против этой идеи, но ограничусь методологическим, наиболее важным для оценки адекватности такого способа оценки соотнесения теории с экспериментальными данными.

У. X. Р. Риверс и его группа нигде экспериментально не исследовали высшие психические функции. Поскольку им удалось успешно опровергнуть некорректные заключения о высоких сенсорных возможностях туземцев (с некоторой помощью со стороны Э. Б. Титченера), можно было ожидать от них и скептического отношения к утверждениям тех же источников о низких интеллектуальных способностях этих людей. К сожалению, они никак не откликнулись на более поздние требования, в частности потому, что не приняли существующие методы исследования высших психических функций. В соответствии с догмами, принятыми в экспериментальной психологии, находившейся под влиянием В. Вундта, этого вообще нельзя было сделать, отчасти из-за бытовавших предрассудков относительно «ментальности туземцев». В целом уроки экспедиции на острова Торресова пролива были двойственны. С одной стороны, экспериментальные методы продемонстрировали возможность вносить полезный вклад в обсуждение конкретных вопросов о культуре и познании (хотя сомнения и оставались). С другой стороны, ограничение исследования экспериментальными методами, казавшимися подходящими для изучения элементарных психических функций, оставляло главные вопросы незатронутыми и провоцировало даже очень опытных исследователей на некорректные рассуждения.

Подверженность зрительным иллюзиям: современные данные

Один из наименее известных результатов исследований У. X. Р. Риверса связан с подверженностью зрительным иллюзиям. Те же легенды, которые приписывали чрезвычайную остроту зрения народам, считавшимся примитивными, породили и представления, что таких людей легко одурачить фокусами вроде тех, что показаны на рисунке 2.1.

Рис. 2.1. Примеры двух иллюзий, широко используемых в кросс-культурных исследованиях: наверху – иллюзия Мюллера-Лайера; внизу – горизонтально-вертикальная иллюзия. В обоих случаях одинаковые по длине отрезки прямых воспринимаются как неравные из-за различий в контексте.

Однако обнаружилось, что уроженцы островов Торресова пролива и одного из сельских районов Индии меньше подвержены иллюзии Мюллера-Лайера, чем контрольная европейская группа, но более подвержены горизонтально-вертикальной иллюзии. Хотя его результаты и подорвали надежды, основанные на мифе об интеллектуальном превосходстве европейцев, было, однако, совершенно неясно, какие факторы порождали эти культурные различия.

В 1960-х годах Маршалл Сегалл и его коллеги снова обратились к некоторым из ключевых вопросов, исследовавшихся У. X. Р. Риверсом. Эта современная группа была гораздо более опытна, чем их предшественники как в исследовательских методах экспериментальной психологии, так и в полевой этнографической работе. Они определили свою деятельность как попытку выявить влияние особенностей окружающей среды на зрительное восприятие.[18 - Приведу здесь только детали, необходимые, чтобы проследить общую логику исследовательской программы и ее главные результаты. Более подробно это и последовавшие за ним исследования рассмотрены в: Segall, Dasen, BerryandPoortinga, 1990. Об еще одном тщательно выполненном исследовании зрительных иллюзий см. Д. А. Вагнер (Wagner, 1977).] Они работали со зрительными иллюзиями. Их базовая гипотеза состояла в том, что различные культурные среды порождают различные привычные способы интерпретации зрительных впечатлений, поэтому, когда испытуемым предъявляются стимулы, непохожие на те, с которыми они привыкли встречаться, будет наблюдаться рост числа ошибочных интерпретаций. В отношении иллюзии Мюллера-Лайера исследователи ожидали, что люди, живущие в «рукотворной среде», будут чаще интерпретировать рисунки на языке трехмерных объектов, чем люди, живущие в менее «рукотворной» сельской среде. Они предполагали также, что люди, привыкшие видеть дальние просторы, будут более подвержены горизонтально-вертикальной иллюзии.

М. Сегалл и его коллеги провели множество измерений, чтобы повысить надежность результатов. Они не просто сопоставляли группу туземцев с группой университетских студентов. Их исследование охватило четырнадцать неевропейских групп (тринадцать африканских и одну филиппинскую) и три группы испытуемых европейского происхождения (одна из Южной Африки и две из Соединенных Штатов, последние существенно различались по социальному положению и уровню образования). Численность групп составляла от 30 до 344 человек; всего было обследовано 1900 человек.

Обеспокоенные возможностью неудач, обусловленных взаимным непониманием, исследователи каждый раз предваряли тестирование тем, что просили испытуемых сравнить несколько пар сильно различающихся по длине отрезков, чтобы убедиться, что те правильно поняли инструкции. Экспериментаторы использовали также отрезки разного цвета и следили за тем, чтобы отрезки не касались друг друга. Убедившись, что испытуемые поняли задание и могут адекватно выразить свой ответ, они предъявляли иллюзии и просили сравнить длину линий.

Как и ожидалось, испытуемые в европейских выборках оказались значительно более подверженными иллюзии Мюллера-Лайера, чем испытуемые неевропейских сельских районов. И, как и ожидалось, подверженность горизонтально-вертикальной иллюзии различалась по группам иным образом. Испытуемые из групп, привычных к дальним просторам, были более подвержены этой иллюзии, чем люди, жившие в тропических лесах или в современных европейских городах. Исследователи могли заключить, что им удалось показать: культура влияет на восприятие, формируя привычные способы суждения о воспринимаемых объектах, срабатывающие в двусмысленных обстоятельствах.

Как отмечают М. Сегалл и его коллеги (1990), тот факт, что результаты в целом соответствовали теории, не означал невозможности других интерпретаций. Роберт Поллак (Pollack, 1970; PollackandSilvar, 1967), который показал, что подверженность иллюзиям уменьшается с уменьшением пигментации сетчатки, предположил, что в действительности не степень рукотворности культурного окружения, а принадлежность к той или иной расе обусловливает групповые различия в подверженности иллюзиям. Его рассуждения, казалось бы, подтвердились, когда Дж. Берри (Berry, 1971) сообщил, что при тестировании групп испытуемых, различающихся по обоим этим параметрам, подверженность иллюзиям больше зависела от пигментации кожи, чем от степени рукотворности окружающей среды. Однако и это, и другие аналогичные исследования давали неустойчивые результаты: иногда пигментация кожи предопределяла подверженность иллюзиям, а иногда – нет (обзоры полученных результатов см. в Deregowski, 1989; Pollack, 1989; Segalletal., 1990).

Немалая изобретательность была проявлена в попытках проверить гипотезу о влиянии культуры на восприятие. Например, Р. Болтон, С. Михельсон, Дж. Уайлд и С. Болтон изучали подверженность иллюзиям в двух группах перуанцев, живших в центральных Андах на высотах соответственно 4 500 и 13 000 футов над уровнем моря. Они полагали, что если гипотеза о роли пигментации верна, люди, живущие на большей высоте, окажутся менее подвержены иллюзиям, поскольку получают больше солнечной радиации (которая вызывает пигментацию). Но то, что они обнаружили, лучше соответствовало экологической гипотезе: по иллюзии Мюллера-Лайера различий не было, но люди, жившие на большей высоте, показали меньшую подверженность горизонтально-вертикальной иллюзии, предположительно потому, что они жили на открытых просторах, а не на узких горных тропах (Bolton, Michelson, WildeandBolton, 1975).

Обозревая эти данные в конце 1980-х годов, М. Сегалл и его коллеги писали, что «эмпирическая гипотеза сегодня столь же разумна, сколь и на старте этого исследовательского проекта». Насколько же она разумна? В дискуссии, последовавшей за публикацией обзора этой литературы Яном Дереговским (Deregowski, 1989), Р. Поллака не удалось убедить в том, что различия в пигментации не могут отвечать за различия в подверженности иллюзиям, хотя чуть ли не большинство участников этой дискуссии оспаривали его интерпретацию полученных данных. Мой вывод состоит в том, что, несмотря на огромные усилия, потраченные на эту работу, она немного рассказала нам о восприятии такого, что уже не было бы прежде известно из общей психологии. Кроме того, многие ключевые вопросы о причинах остаются невыясненными.

Интеллект и культура

Немногим более двух десятилетий прошло после создания психологических лабораторий и прихода научной психологии в некоторые европейские страны и Соединенные Штаты, когда серьезный вызов заставил психологов начать исследования сложных процессов, связанных с человеческим способом решения проблем. В самом начале нынешнего столетия Альфреда Бине и Теофила Симона попросили заняться практической общественной проблемой. Развитие общественного образования во Франции остро поставило проблему школьной неуспешности. Одни дети учились медленнее, чем другие, а некоторые, во всех остальных отношениях совершенно нормальные, вообще ничего не извлекали из обучения. А. Бине и его коллег попросили попытаться найти способ выявления медленно обучающихся детей на ранних этапах обучения. Если бы их удавалось выявлять, им можно было бы обеспечить специальное обучение, что позволило бы и остальных детей обучать более эффективно. Последующая история IQ-тестирования описана столь многократно, что нет необходимости повторять ее здесь, но краткий обзор основной стратегии этих исследований все же необходим, чтобы понять, почему кросс-культурные стратегии являются довольно проблематичным средством выявления влияний культуры на развитие интеллекта.