Плохая мать

– Тихо, тихо, ты Гошу разбудишь! Что ты выдумываешь? Ты такая красивая!!! – искренне удивился Александр Маркович.

– В каком месте я красивая? – продолжала кричать жена. – Как я на сцену такая выйду?

– Это же все пройдет… скоро… ты же ребеночка родила, не просто так…

– Мне нужна массажистка, срочно, – решила жена, – и надо сесть на диету.

– Мусичка, что ты такое говоришь? – ахнул Александр Маркович. – Доктор сказал, что ты должна полноценно питаться. Чтобы молоко было хорошее. И на диету тебе никак нельзя. И массаж пока тоже нельзя – ты еще не восстановилась. И нервничать нельзя – ты же кормишь.

– И что, я должна ходить коровой, пока кормить не перестану?

– Почему коровой? Какой коровой? Ты такая у меня красавица!

Жена села на кровать и горько заплакала. Александр Маркович был к этому готов – доктор говорил, что у женщин после родов бывают срывы, перемены настроения и что это пройдет…

– Ну-ну, перестань, – успокаивал жену Александр Маркович. Он гладил ее одной рукой, а другой держал все-таки проснувшегося Гошу. В этот момент он подумал, что жену он гладит совсем не с тем чувством, с которым держит ребенка. Такое бывает у женщин, когда они, родив, понимают, что муж им не нужен. Главное – чтобы было это счастье, этот маленький ребенок. И главное, чтобы ребенок покакал. И тогда – счастье. И вся любовь, все внутренности, все сердце перетекают в левую руку, в сгиб локтя, на котором лежит голова ребенка.

Александр Маркович спускал ребенка с рук и метался по квартире, пытаясь переделать все дела – сходить в туалет, помыться, поесть… А потом вновь облегченно укладывал Гошу себе на локоть. Он смотрел на мальчика и краем пеленки вытирал глаза. Ничего не мог с собой поделать – начинал плакать.

– Мусичка, смотри, какие у него реснички, – подносил он ребенка жене.

Жена смотрела равнодушно.

– А ты его понюхай. Вот здесь, где височек. Правда, вкусно? А поцелуй… вот сюда, в переносицу, ему нравится.

– По-моему, он покакал, – отвечала жена, принюхавшись.

– Сейчас все поменяем, сейчас, – ворковал Александр Маркович и застывал, уткнувшись носом в детскую головенку. Он вдыхал и выдыхал этот запах и никак не мог надышаться. А еще он хотел запомнить этот запах. На всю жизнь, понимая, что больше такого шанса у него не будет. На что похожа эта сладость? Чем пахнет младенец? Молоком? Молоком с медом? Солнышком? Александр Маркович даже злился, понимая, что никогда не сможет воссоздать этот запах.

Прижав к себе сына, он впадал в оцепенение, вывести из которого его мог только Гоша, который требовал или еды, или смены пеленок. «У тебя все будет хорошо. Я обещаю. Ты будешь самым счастливым мальчиком, – мысленно обращался он к сыну, – я все сделаю, все, что от меня будет зависеть». Гоша хватал отца ручонкой за палец и засыпал. Александр Маркович осторожно целовал эту маленькую ручку с такими длинными красивыми пальчиками.

– Скажи, мальчик красивый, – говорил он жене.

– Красивый. Все маленькие дети красивые, – отвечала она.

– Нет, Гоша не все. Он самый красивый. Я таких младенцев больше не видел. Смотри, какие у него умные глазки. Как он смотрит. Взрослый, осмысленный взгляд. Он будет очень талантливым. Я это чувствую!

Александр Маркович был фанатичным отцом. Поздний ребенок – самое натуральное помешательство. От счастья тоже можно сойти с ума.

Александр Маркович стал подозрительным и въедливым. Он доводил участкового педиатра вопросами о режиме дня, воспитании и детских болячках. Участковой хватало терпения рассказывать по нескольку раз одно и то же и уверять, что у Гоши все хорошо. Александр Маркович врачу и верил, и не верил. Он набрал в библиотеке книг по воспитанию, вооружился медицинским справочником и поднял на ноги всех знакомых в поисках «специалиста».

– А то, что он срыгивает, это нормально? – строго спрашивал Александр Маркович очередного «очень хорошего» рекомендованного врача. – А какой именно должен быть стул? Какой консистенции? Как пластилин или как каша? А цвет – болотный или травяной? А сколько именно он должен съедать за кормление?

Дома Александр Маркович мучил Гошу. На взятых на прокат медицинских весах он взвешивал сына до и после кормления, все аккуратно записывал в блокнот и, морща лоб, высчитывал съеденное за сутки.

– Вчера он не доел двадцать граммов, – сообщал Александр Маркович жене.

– Ну и что?

– Как что? Сегодня не доел двадцать граммов, завтра еще двадцать, мы так не наберем месячную норму!

– По-моему, он нормально ест.

Однажды Александр Маркович накричал на жену. Впервые за всю совместную жизнь. Гоша плакал во время кормления, выплевывал грудь, крутил головой, опять хватал сосок и выплевывал.

– Гошенька, что, что не так? – прыгал над женой и сыном Александр Маркович. – Что с ним такое?

– Не знаю. Может, не хочет?

– Ему пора есть. Он хочет. Ему молоко не нравится.

– Что значит – не нравится?

– Мусичка, что ты ела? Чеснок ела? А лук? Нет? А острое или жирное?

– Ничего я не ела. Только ту запеканку, которую ты сделал! – начинала сердиться жена.

– Вспомни, может, ты колбасы съела? А кофе пила?

– Нет! Все, хватит. Проголодается – поест, что ты панику поднимаешь?

– Надо разобраться, из-за чего он плачет. Если из-за молока – это одно, а если у него живот болит, то надо к врачу ехать.

– Я таблетку от головы выпила, – призналась жена, – две сразу…

– Как ты могла? – тихо сказал Александр Маркович. Выражение лица у него в этот момент было страшное. Он мог убить не задумываясь.

– У меня голова раскалывалась. Я терпела сколько могла, – начала оправдываться жена, – в конце концов, всего две таблетки, ничего такого… может, молоко горчит немного.

– Немного горчит? Голова у тебя болела?

Александр Маркович дико вращал глазами и наступал на жену. Она пятилась к окну, думая, что муж точно свихнулся от своего отцовства.

– Ты могла его отравить… ты не понимаешь… лекарства в период лактации… это очень опасно… это ты опасна… для Гоши… – Александр Маркович продолжал наступать. Жена зажмурилась, готовая ко всему.

Из транса Александра Марковича вывел Гоша, который до этого тихо подхныкивал и вдруг разразился резким, громким криком. Жена схватила сына и приложила его к груди. К счастью, Гоша взял грудь и начал сосать.

– Прости меня, – тихо сказал Александр Маркович, – я совсем с ума сошел.

Жена хотела сказать что-нибудь едкое в ответ, но благоразумно промолчала. Она больше не была его любимой женщиной. Она была матерью его обожаемого сына.

Вечером, когда Гоша был уложен, Александр Маркович принес жене чашку чая в постель, чего не делал после рождения сына.

– Спасибо, – сказала жена. Она была тронута.

– Мусичка, прости меня, – сказал он.

– Ничего. Тебе поспать нужно. Это от недосыпа.