Пополам

– Мама – она не такая, как ты, – пытался объяснить Антон. – Она нежная, как цветок. Ей страшно, понимаешь?

– Не понимаю! Почему мне не страшно? – Юлька с остервенением рвала тетрадь по математике.

– Потому что ты другая, другой характер. Мне тоже страшно. Я понимаю маму. – Антон пытался говорить с сестрой как со взрослой.

– Она меня предала! Сидела и молчала! – кричала Юлька.

– Да, так бывает не только с детьми, но и со взрослыми. Они сидят и молчат, – попытался объяснить Антон.

– И ты тоже? – накинулась на него Юлька.

– Да, и я тоже. – Он хотел быть честен с сестрой.

– Тогда ты тоже предатель! – крикнула сестра. – Не приходи ко мне больше! Я скажу дяде Коле, чтобы он тебя не пускал!

В этом Антон не сомневался. Его сестра спокойно могла подойти к охраннику и попросить не пускать старшего брата.

– Надо потерпеть. Я что-нибудь придумаю, – попросил Антон.

– Ты ничего не можешь! – завопила Юлька. – Ты уже не смог! Ты остался с папой, а не я! Мама на все согласится, но она ничего не решает. Ты должен был убедить папу! Я бы смогла! Не сдалась бы.

Юлька расплакалась, как маленькая девочка – она и была маленькой девочкой. У Антона заболело в груди. Да, Юлька бы устроила голодовку, истерику, любой бунт, но добилась своего. Ей не были страшны никакие наказания. Но она осталась с мамой, с которой все это не требовалось. Мама бы на все согласилась. Все зависело от отца. Маме не хватило характера, силы воли и духа сопротивляться. Антон звонил сестре по вечерам, но она не отвечала. Он места себе не находил.

– Давай я ей напишу, – предложила Настя, за что Антон был ей благодарен до слез, которые опять чуть не начали литься в столовой, при всех.

Насте Юлька ответила. И через Настю Антон теперь мог общаться с сестрой. Каждый день он приходил в школу на большой перемене, после уроков, но Юлька не ждала его в раздевалке. Дядя Коля пожимал плечами.

– Ускакала. Не могу же я ее задерживать, – объяснял он Антону, на котором лица не было от горя.

Настя уговаривала Юльку простить брата.

– Потерпи, все пройдет. Девочки такие. Им нужно время, – успокаивала она Антона. Тот кивал, зная, что его сестре нужно в два, три раза больше времени, чтобы простить. Юлька долго помнила обиды и прощала тяжело.

– Она маленькая. Подрастет и поймет, что ты ничего не мог сделать. Ты ведь тоже ребенок, – убеждала Настя.

– Не хочу, чтобы мы стали чужими, – признался Антон. – Почему родители так с нами поступили? Разве можно – делить детей?

Настя пожала плечами. Значит, можно.

– Я накоплю и подарю Юльке боксерскую грушу, перчатки, кроссовки и абонемент в боксерский клуб. Тогда она меня простит, – объявил Антон то ли Насте, то ли самому себе. Теперь у него хотя бы появились цель и смысл жить.

Анна

«Это моя вина, только моя», – твердила себе Анна каждую ночь, каждое утро, день и вечер. Каждое утро она просыпалась по будильнику и заставляла себя встать. Не потому, что не выспалась, а потому что не спала вовсе. На таблетках удавалось заснуть на три-четыре часа – не больше. Остальное – дурная затягивающая дремота, из которой не выпростаться. Полусон и полуявь. Состояние – между. Анне казалось, что она застряла в нем, в этом «между», и ничего не может с этим сделать. Вроде бы брак, а вроде и нет. Вроде жизнь, а иногда кажется, что нет. Всегда будто смытая картинка перед глазами. Как у человека, забывшего надеть очки. Туман и муть, только контуры.

Анна все время была в таком состоянии и не знала, как попасть в реальный мир, обрести зрение. Каждое утро она заплетала Юльку, кормила ее яичницей, от которой дочь уже тошнило, отводила в школу. Возвращалась домой и снова ложилась в кровать. Перед обедом вставала, заходила в ближайший магазин, покупала уже готовый суп, котлеты, которые требовалось лишь разогреть, сырники, забирала Юльку из школы, кормила обедом и, оставив грязную посуду в раковине, шла в спальню. Анна знала, что бывший муж опять начнет на нее орать в конце месяца, когда увидит чеки из магазина. Конец месяца наступал так быстро, что она не успевала опомниться. Только недавно было первое число, будто только вчера она фотографировала чеки и отправляла бывшему мужу. И ждала звонка. Он звонил и кричал. Каждый раз. Так случится и в этот, ничего не изменится. «Что, сложно самой налепить котлет?» – будет вопить он. «Ты же знаешь, что я плохо готовлю. Юльке мои котлеты не нравятся», – ответит она. С этим он согласится. Ему нравится, когда она признается в собственной беспомощности, неумении пожарить обычные котлеты. Ему нравится, когда она считает себя никчемной.

Почему она вообще вышла за него замуж? Очень просто. Ей был двадцать один год. Только окончила колледж, потом курсы по делопроизводству и очень гордилась тем, что попала на работу в недавно открывшийся МФЦ. Будущий супруг пришел за какой-то справкой. Потом еще раз. Анна стояла, выдавая талончики гражданам. Новенькая, перепуганная, но старательная. Очень хотела быстро всему научиться. Не карьеристка, зависимая. Все время спрашивала, советовалась, боялась сказать что-то не то или выдать талончик не в то окно. Мужчина, выглядевший умным, достойным, уверенным в себе, обходительным и воспитанным, пришел еще раз – с цветами и приглашением на обед. Анна согласилась. Обед – это не ужин, так что ни к чему не обязывал, с ее точки зрения. Да и на обед, откровенно говоря, денег вечно не хватало, а есть хотелось. Анна родилась в Иванове, городе невест, и очень старалась избавиться от говора, который нет-нет да прорывался в речи. Она не считалась красавицей, но миловидность и привлекательность молодости этот недостаток вполне компенсировали. Жила она тогда вместе с тремя подругами в однокомнатной квартире в районе Перово. И подружки ей дружно посоветовали – соглашайся, даже не думай. Георгий, так звали мужчину, показался ей богатым и щедрым. Но на тот момент она была рада малому – цветам и обеду. Долгих ухаживаний не последовало. Замуж она вышла без оглядки на чувства и разум. Да и мама наконец успокоилась. Мол, все одноклассницы дочери уже повыскакивали замуж и нянчились с первенцами, только она все «перебирает». Анна не перебирала. Поклонник из МФЦ был первым, кто позвал ее замуж.

Она переехала к Георгию – именно так он просил его называть, только полным именем, никаких сокращений. Квартиру он снимал, но хорошую, двухкомнатную, показавшуюся Анне огромной. Свадьба, правда, была скромной, хотя Аня мечтала о платье, ресторане, подружках. Но Георгий оплатил приезд мамы из Иванова. Мама на церемонии плакала от счастья и все время твердила зятю: «Спасибо за дочку, спасибо, что женились на ней». Мама обращалась к Георгию на «вы», что ему очень льстило, это было видно. А мать будто специально подчеркивала социальное и материальное неравенство. Мол, такое счастье свалилось на голову ее дочери, причем незаслуженное, спасибо за это огромное. Разве что в ноги не кланялась. Обещала помогать, если потребуется, и не вмешиваться, если Георгий не попросит.

– Ее надо воспитывать под себя, – сказала она зятю, и тот кивнул.

Наверное, тогда все началось. Но Ане не хватило ни житейского опыта, ни мудрости, приходящей с годами, чтобы это понять.

– Постарайся родить побыстрее. Не затягивай с этим. После… этого… ноги подними и лежи. Тогда, может, получится побыстрее, – сказала мать Ане на прощанье.

Аня ничего не поняла про ноги, но промолчала. Мужа она не знала, не понимала, не чувствовала. До свадьбы он к ней не прикасался. Она его целовала, но видела, что ему это неприятно. Потом признался – целоваться не любит.

В первую брачную ночь Георгий явно был разочарован, но ничего ей не сказал. Он рассчитывал, что она окажется девственницей? Если бы спросил, ответила бы честно. Но он не спрашивал. Да и кого это волнует? Не девятнадцатый век, в конце концов. У Ани была школьная любовь – Толик. Весь одиннадцатый класс они встречались, причем роман был бурный. Все об этом знали. Он ушел в армию, она не обещала ждать и уехала в Москву учиться. Толик вернулся и тут же женился на их однокласснице Ленке, которая «сохла» по нему класса с восьмого. Ленка родила одного ребенка за другим. Толик бухал, гулял, Ленка терпела. Толик нанялся по контракту в армию и уехал воевать в горячую точку. Вернулся, опять забухал по-черному и снова уехал туда, где требовались контрактники. Однажды по пьяни чуть не зарезал Ленку. По пьяни же наставлял пистолет на старшего сына. Обычная семья. Ленка гордилась мужем. У Ани, до которой доходили слухи о первой любви, была уже совсем другая жизнь. И возвращаться в Иваново она точно не собиралась.

Уже в Москве у нее случился недолгий роман, который не оставил никаких воспоминаний. Так что если Георгий и оказался раздосадован, подозревая жену в предшествовавшей их встрече бурной личной жизни, то тут он был не прав. Впрочем, назвать семейную жизнь счастливой Аня не могла бы даже с большой натяжкой. С мужем ей было не то чтобы плохо. Никак. Георгий не был с ней груб, но всегда будто отстранен. А чего она хотела, выходя замуж, не зная человека? «Скажи спасибо, что не маньяк какой-то», – говорили подружки по съемной квартире, к которым она сбегала втайне от супруга. Нет, не пожаловаться – посоветоваться. Но те восторгались новой сумочкой, приобретенной мужем. Или шубой, подаренной на свадьбу. Настоящей, норковой. Семейная жизнь текла скучно и предсказуемо. Георгий работал сутками, развивал свой бизнес. Аню он попросил уволиться, она должна была заниматься только домом. Она не была против, даже обрадовалась. Вдруг появились деньги, которые можно тратить на что захочется. Георгий требовал отчитываться о покупках, но никогда не возражал против трат.

Аня не держала ноги кверху, как советовала мать, но вскоре после свадьбы забеременела. Сын родился недоношенным, но врачи уверяли, что все будет хорошо. Наверное, после этого все пошло совсем не так, покатилось под откос на сумасшедшей скорости. Хотя тот период Аня помнила плохо. Георгия она видела редко, он пропадал на работе. Аня спала, когда спал Антон, запустила дом, почти не готовила. Ей было достаточно куска хлеба и колбасы. Она не была зависима от еды, ее качества, вкуса. Да и не привыкла к изыскам. Есть не хочется – и ладно. Антошка постоянно плакал. Спросить совета было не у кого, поговорить тоже не с кем. За это время как-то само собой получилось, что она лишилась подруг и приятельниц. Георгию не нравилось, когда она уходила на свою бывшую квартиру. Коллеги были заняты делами. Муж не сидел над кроваткой сына, не пел ему колыбельные, не купал в ванночке и не бежал ночью в дежурную аптеку. Ане бы и в голову не пришло его об этом попросить. Георгий держал сына на руках, кажется, один раз – при выписке из роддома, когда сверток ему сунула в руки медсестра.

У Ани не было подруг с детьми, поэтому она не знала, как правильно, а как нет. В роддоме, конечно, наслушалась, как мужья и гуляют с колясками, и готовят, и кормят, и купают, и за прокладками в магазин бегают. Но мало ли что рассказывают? Глядя на собственного мужа, Аня в эти истории не верила. Тогда-то она и познакомилась с Наташей. Они столкнулись на прогулке в местном парке, точнее, лесополосе на две дорожки – одна вела к новому, только строящемуся кварталу, другая – назад. Наташа с мужем приехала в Москву из Минска. Ее супруг тоже пропадал на работе, дети оказались ровесниками – женщины родили в один месяц, на этой почве и сдружились. Точнее, сошлись по необходимости. В местной поликлинике коляски требовали оставлять на входе, откуда их часто воровали. Так что мамочки несли дежурство – пока одна шла на прием, другая караулила коляски на улице. Так же было и в магазине: одна стояла на входе, другая быстро покупала необходимое. Педиатр в поликлинике очень нравилась Ане. Милая, всегда уставшая женщина. Добрая. Светлана Андреевна.

– Он плачет и плюет грудь, – жаловалась Аня врачу.

– Значит, не наедается, – отвечала спокойно та. – Переводите на смесь. Ничего страшного.

– Но ведь надо до года кормить? – спрашивала с ужасом в голосе Аня, которая слышала разговоры мамочек: если не кормишь до года, то ты вроде как не мать. Надо пить чай с молоком, травы и так далее, но до года – любой ценой.

– Кому надо? Вам или ребенку? – устало и ласково спрашивала Светлана Андреевна. – Если вам, это одно, если ребенку – переводите на смесь.

Аня купила смесь. Антон тут же покрылся сыпью.

– Это нормально. Привыкнет, – спокойно отвечала врач. – Теперь спит?

– Спит, – отвечала Аня.

– А вы спите?

– Нет.

– Вот, попейте таблетки. – Светлана Андреевна выписывала рецепт.

– Так мне же нельзя.

– Если вы не кормите, то можно. Грудь болит?

– Болит.

– Вот, купите таблетки. Лактация прекратится.

– Я думала нужно полотенцем перетянуть и капусту прикладывать…

– Ну, можно и полотенцем, и капустой, если вам так хочется. Но лучше таблетку выпить, – улыбалась ласково и терпеливо врач.