Шушана, Жужуна и другие родственники

– Надо его поблагодарить. – Нина была тронута заботой, от которой успела отвыкнуть.

– Да за те деньги, что он с тебя взял, он должен на машине твой чемодан на мой этаж завезти! Прямо в квартиру припарковать!

– Дядя Рафик говорит, туристов в этом году много, – решила сменить тему Нина.

– Слушай, меня сегодня так замучили! – немедленно переключилась крестная. – Ходят, вопросы задают. Дорогу им покажи. Сколько стоит такси, скажи. На какой пляж пойти. У меня уже язык болит. Я им цену меньше говорю. Такси пять лари стоит, а я говорю – три.

– Зачем? – удивилась Нина.

– Так пусть у таких, как Рафик, таксистов тоже не голова, а язык болит. Что, мне одной мучиться? А эти туристы хоть головой думать научатся. Я одних туристов к Рафику отправила. Вот он чуть солнечный удар не получил. Они говорят, три лари до центра доехать, как я научила, а он просит шесть. Долго торговались. Но ты же знаешь, Рафик жадный. А с годами совсем жадный стал – и себе не возьмет, и другим жалко отдать. Ты бы видела его лицо, когда туристы на другом такси поехали, за три лари! Вот я смеялась! Я им говорю: давайте мне десять лари, и я буду вашей справочной бюро. Все, клянусь, завтра рот не раскрою. Даже если язык чесаться будет, не раскрою. Молча буду говорить!

– Тетя Ася, а зачем ты работать пошла?

– Как зачем? Ты видишь, что они делают? – Крестная отодвинула занавеску и показала Нине на соседний дом.

Нина подошла к окну, но ничего необычного не заметила.

– Что? Не понимаю.

– Да ты что? Где твои глаза? – удивилась тетя Ася.

И тут Нина заметила, что все пятиэтажки неуловимо изменились. Дома вроде бы те же – даже белье на веревках сушится привычное, вон там, розовое постельное Луизы, но что-то не так.

– Давай я кофе сварю. Сейчас кофе выпьешь, сразу все увидишь. – Тетя Ася ушла на кухню.

Нина вышла на крошечный балкончик крестной, уставленный кадками с цветами. Любимый кактус тети Аси разросся до гигантских размеров и расцвел. И Нина вдруг поняла – пятиэтажки стали разрастаться вверх и вширь. Кое-где появился шестой этаж, причем некоторые квартиры не доросли до шестого этажа, и дом получился будто с башенками. Вокруг они были обнесены копьями – железными прутьями и сооружениями из арматуры, – дома росли вбок, балконами, балкончиками, полноценными этажами, которые прилеплялись сбоку. Строились дополнительные лоджии, которые превращались в комнаты.

– Ну, ты поняла? – Тетя Ася принесла кофе. – Я тоже хочу балкон. Кухню туда перенесу. Если эту стену сломать, то зала будет роскошная. Если бы у меня деньги были, я бы еще одну комнату пристроила, вот сюда. Можно сломать стену в спальне и достроить. Я отведу тебя на шестой этаж. Жена Леванчика куколку сделала, а не квартиру! Они же на пятом живут, а теперь я даже не знаю – и на пятом, и на шестом. Этаж достроили. Тем, кто на пятом, – можно вверх строить, а нам – только вбок. Мы на шестой этаж теперь как в музей ходим. Такую планировку жена Леванчика придумала, никто такую не придумал. Только ей потолок плохо покрыли. У нее на потолке – араратские горы! Вот заработаю и хотя бы лоджию пристрою. Хочу большую. Если организованно делать, то дешевле. Уже весь наш подъезд согласился. Как ты думаешь, если в стене окно прорубить, воздуха больше будет? Кто-то рубит, кто-то нет. А я сомневаюсь. Если у меня лоджия будет, я жить на ней буду. Так хочу! Не могу, как хочу! Мадлена обещала в долг дать, поэтому я у нее работаю. Да что работаю? Языком работаю! У меня щеки болят, так язык от разговоров болит! Но если все делать будут, то и я буду делать! Все стены сломаю!

– Теть Ась, а если стены сломать, то дом не рухнет? Стены же несущие вроде бы, – удивилась Нина.

– У кого рухнет? – не поняла крестная. – Какие такие несущие? Как может дом сломаться? Ерунду ты говоришь! Жена Леванчика все стены сломала, ванную в кухню перенесла, кухню на лоджию вынесла, еще такие ниши в стене сделала! Ничего у нее не сломалось! Ниши мне тоже нравятся. Себе такие сделаю! Да она сейчас придет, сама тебе все расскажет!

– Придет? – не поняла Нина.

– Конечно! Почему не должна прийти? Где ей еще кофе пить?

– Тетя Ася, я не понимаю, – взмолилась Нина.

– Жена Леванчика свою квартиру туркам сдала! Живет теперь у родственников. А ко мне она приходит кофе пить. Привыкла здесь. Не может там кофе пить.

– Зачем?

– Что зачем? Зачем туркам или зачем сдала? Ты когда из своей Москвы приезжаешь, совсем странная делаешься. Сдала, потому что деньги нужны. Она в долг ремонт делала и шестой этаж достраивала. Долг же отдавать надо, а где деньги взять? Вот она и сдала на лето квартиру. А туркам отдала, чтобы не понимать, что они ей говорят и что она им говорит. Очень хорошо они общаются. Как родственники. Нет, лучше, чем родственники. Улыбаются, не ругаются. А как ругаться, если ничего не понимаешь? Да что я тебе рассказываю! Пойдем поднимемся. Посмотришь, какие ниши я хочу. Посоветуешь – это в городе модно теперь? Жена Леванчика говорит, что это последний шик! Я не верю, конечно!

– А жильцы? Если они дома?

– Изо! – Тетя Ася высунулась по пояс из окна. – Турки дома?

– Нет! Ушли полчаса назад! – прокричала соседка.

– Пойдем. – Крестная потащила Нину на лестничную клетку.

За время Нининого отсутствия подъезд изменился не сильно. Несмотря на бурное строительство, расширение и надстройки в квартирах, до ремонта самого подъезда и лестничных клеток руки ни у кого не дошли. Правда, на дверях появились украшения – позолоченные молоточки в виде львиных голов. Украшения имели прикладную функцию – стучать в дверь, но никому и в голову не приходило использовать их по назначению. Двери по-прежнему не запирались, дверные звонки, даже те, что имелись, не работали ни дня, и соседки, заходя в чужую квартиру, по-прежнему извещали о своем визите криком: «Это я!»

Нина догадалась: чем больше лев на двери, чем гуще у него грива и чем больше на нем золота, тем солиднее. На двери соседа, который провел проводку и сенсорную лампочку, реагировавшую на движение – тоже единственную на весь подъезд, – висела огромная львиная голова. Нине показалось, что она была украшена стразами – так сверкала.

Они поднялись на шестой этаж, и тут пришлось восторгаться нишами, перепланировкой и кухней на месте ванной. Все это время Нину не покидало ощущение, что чего-то не хватает. Уже выйдя из квартиры, она споткнулась о ступеньку, машинально потянула руку к перилам и едва не свалилась вниз головой. Перил не было.

– Тетя Ася, а где перила? – Нина перепугалась по-настоящему.

– Ой, слушай, забыли поставить. Когда вспомнили, уже и так привыкли ходить. Ты тоже привыкнешь.

– Как забыли? А если дети упадут?

– Дочка, Нино, что с тобой? Я уже волноваться начинаю за твои слова. Ты совсем другая стала. Когда это дети падали без перил? Ну-ка, скажи мне, ты зачем приехала? Что-то случилось? Вай мэ, голова моя, я же не спросила, почему ты так с неба свалилась! Ты здорова? Или у тебя беда какая? Ну-ка пойдем, все мне расскажешь. Как я сразу не догадалась! Пойдем к Вале, а то мне потом ей все пересказывать, так я забуду, не так расскажу. Пойдем, пойдем, Валя чашку тебе посмотрит, она хорошо смотрит. Мне смотрела, так чашка вся черная была. Ничего не увидела. Я как чувствовала, что что-то случится. Думала, про квартиру, а оказалось про тебя. Ты меня сейчас нервничать заставишь!

– Тетя Ася, ничего не случилось, я просто приехала. Сейчас я в душ схожу и переоденусь, а то я вся мокрая. Вода у нас есть?

– Конечно, есть! Вода теперь всегда есть! Хочешь, ночью мойся! Ты мне правду говоришь? Ты просто так приехала? Нет, не говори! Я ничего не слышу! Сейчас к Вале придем, и там все скажешь!

– Тетя Ася, можно я в спальню чемодан отнесу?

– Что ты спрашиваешь? Ты как будто не дома! Нет, я все-таки начну нервничать. Сейчас Вале позвоню, пусть она тоже начнет нервничать.

Нина зашла в спальню крестной и остолбенела. На окне висела растяжка: «Дом обуви» и нарисованный башмак.

– Тетя Ася, ты что, мастерскую здесь открыла? – осторожно спросила Нина.

– Зачем мастерскую? Какую мастерскую? Тебе обувь надо починить? Так Отар работает! Ему отдадим! – не поняла крестная.

– У тебя тут висит…

– А, это… Слушай, третьи занавески выгорели, жалко ведь! – отмахнулась крестная. – Вот мне Отар и отдал это полотно. Ему не надо, его и так все знают. А мне – окна закрыть очень надо. Слушай, такое хорошее объявление, лучше всяких занавесок. Думаю, не буду снимать до осени. Солнце утром не пропускает, комаров не пропускает!

– Тетя Ася, ты же всегда занавески любила! Я же тебе присылала хорошие, плотные.

– Дочка, я на эти занавески даже дышать боюсь, такие они красивые! Вот, смотри, лежат у меня в шкафу на отдельной полке. Зима будет – повешу. Сейчас у меня рука не поднимается. Они выгорят, станут некрасивыми, ты мне что скажешь? Что я твой подарок не ценю!

– Хорошо, мы их вместе повесим. А если они испортятся, я тебе новые куплю. Я привезла деньги и еще заработаю. И на лоджию тебе дам. Сколько нужно, столько и дам. Так что скажишь Мадлене, что ты у нее больше не работаешь!

– Нино, у меня уже сердце колотится, зачем ты таким голосом говоришь? Зачем ты мне все это говоришь?

Тетя Ася присела на кровать и посмотрела на Нину, как будто та объявила о смертельной болезни.

– Так, я в душ. – Нина скрылась в ванной и, зайдя туда, заплакала. Было проще сровнять все бульдозером и построить новое. Старая плитка, которой было столько же лет, сколько и Нине, едва не отваливалась. На держателе для занавески сушилась сетка. Обычная рыболовная сетка, которая здесь служила мочалкой. Других мочалок Нина и не знала, пока не приехала в Москву. Тетя Ася, как и все местные жители, предпочитала обычную сетку, мелкой вязки. Для туристов ввели новшество – связывали сетку с двух сторон, чтобы было похоже на мочалку. Вязали крупнее, красили в бирюзу. Но местные предпочитали не связанную, обычную, грязно-коричневую, с которой еще месяц слезала краска. Нина вспомнила, как ненавидела в детстве сетку – мама больно терла ею, до скрипа. А сейчас она решила первым делом купить себе новую – оттереться от столичной жизни, тоже до скрипа.

Сетка, старая плитка в ванной, непривычно обильная струя воды из крана – все это довело Нину почти до истерики. Она плакала, стоя под душем, смывая собственную глупость – зачем было уезжать отсюда, терять в Москве столько лет, которые ей не принесли ничего, кроме огромной, тотальной усталости. И да, денег. Их Нина хотела потратить как можно быстрее. Ей даже эти, честно заработанные деньги, казались грязными. Неправильными. Она ведь и не знала, что крестная вынуждена работать. Не знала, что она так постарела и наверняка скрывает болячки. Не знала, что так нужна здесь.