Толстый – спаситель французской короны

Замки кончились, и автобус затормозил у отеля, чересчур современного для этого исторического места. У отеля было неприлично много этажей и лампочки над дверью. У двери стоял швейцар в серо-голубой форме, похожей на милицейскую. А может, это русский милиционер подрабатывал в отпуске.

Группа выгружалась. Гидра, выйдя первой, уже рассказывала, что вот это отель, что он был построен в таком-то году. Потом дошла до полезной информации: хотя за все уже заплачено, здесь принято давать чаевые:

коридорному за то, что поднес тебе чемодан;

лифтеру за то, что нажал кнопку в лифте;

горничной за то, что убрала твой номер;

официанту за то, что подал тарелку;

всем остальным – по желанию, если они тебе понравятся.

Причем платить нужно деликатно. Деньги для горничной оставлять на тумбочке, для официанта – на столе. И только лифтер и коридорный, так и быть, примут чаевые в кулак.

Тонкий заскучал. Он выпросил у мамы триста долларов на хорошие краски, и еще по триста им с Ленкой выдал папа на карманные расходы. В России двести баксов – не самая маленькая месячная зарплата взрослого человека, а здесь как бы не пришлось все раздать на чаевые.

– Понял? – толкнула его Ленка.

– Понял: разоримся.

– Балбес! Я говорю, чтоб ты деньги в номере не забывал. Подумают, что для них оставлено, и стырят.

– Донт уорри, – по-английски сказала Жозефа. – К дьетям это не относится.

Тонкий обрадовался: куплю красочки!

Холл отеля смахивал на джунгли с небольшими пальмами, искусственным водопадом и настоящими обезьянами. Две обезьяны скакали по большой клетке, третья вольно восседала в кожаном кресле под пальмами. У обезьяны были фиолетовые волосы, золотая фикса и кожаные штаны, разорванные на коленке. Обезьяна курила толстенную сигару и читала газету – обезьяна тоже человек, ей без чтения скучно. Увидев туристическую группу, она вскочила, свернула свою газету и дала было стрекача, но не успела.

– Это же Патрик Питбуль! – крикнула Ленка так, что все обернулись. – Дай блокнот! – затормошила она Тонкого. – Автограф попрошу.

Тонкий дал, и Ленка побежала к обезьяне за автографом. Прочим туристам этот Питбуль был по барабану. Во всяком случае, больше никто не кинулся к обезьяне с блокнотом.

Тонкий пристроился в очередь к портье (надо же взять ключи от номера) и молча наблюдал, как Ленка на своем ломаном французском просит автограф, а Жозе-фу вертится рядом и переводит обезьяне, чего от нее хотят. Обезьяна затравленно улыбалась и черкала в Сашкином блокноте, Жозе-до-ре-ми-фа-соль строго косилась на Ленку. Она ей задаст, будь спок! Тридцать лет стажа работы с детьми – это вам не хухры-мухры! Интересно, обезьяна актер или певец? Сашка не знал никакого Патрика Питбуля, а спрашивать у Ленки бесполезно. Скажет: «Темный ты, Саня, от жизни отстал!» – и ничего не объяснит.

Портье записал Сашку в книгу, дал взамен ключик с биркой и на булькающем французском долго объяснял, куда надо идти, чтобы попасть в номер. Тонкий все понял, потому что объяснения сопровождались красноречивыми жестами. Ленку он ждать не стал, рассудив, что сестра не пропадет под присмотром Жозефы и обезьяны.

Среди пальм в вестибюле отыскался лифт, а в лифте – просторном, с зеркалами и диванчиком, – гарсон, человек, который нажимает кнопки для тех, кому лень. Тонкому нужен был пятый этаж, но как это будет по-французски? Поколебавшись, он показал пять пальцев и был понят.

В коридоре можно было бегать стометровку, если взять со всех гостей честное благородное слово сидеть в номерах запершись и не открывать дверей. Двери открывались наружу. Сашка это усвоил, когда на пути к своему номеру получил по лбу от какого-то темпераментного французского старикана. Старику не терпелось покинуть номер, и он со всей силы распахнул дверь, как раз когда Сашка проходил мимо.

– Ж’эспер-ке-же-не-ву-зэ-па-фэ-маль (надеюсь, я не ушиб вас), – пробормотал старик.

Тонкий лихорадочно залистал разговорник. Он понял, что перед ним извинились и теперь надо сказать что-то вроде: «Ничего страшного». Но пока он листал, старик испарился.

– Я же говорила, он уже наверху! – послышался Ленкин голос со стороны лифта. Сестренка и Жозе-фу наконец-то соизволили составить компанию Тонкому.

– О, старина! – умилилась гувернантка, войдя в номер.

Тонкий заглянул куда только можно, однако признаков старины не заметил. Две комнаты – в одной диван, в другой две кровати, – стенные шкафы, два стола, четыре стула, один телевизор и тумбочка-бар с зеркальной задней стенкой, чтобы напитков казалось больше. Стены такие гладкие, что, кажется, и мухе не за что удержаться. Все белое или салатовое с зелеными вставками для разнообразия. В России это называют «евроремонтом» и до сих пор считают писком моды. Где старина-то?

Оказалось, что старину Сашка держал в руке. Жозя показала ему свои ключи: от квартиры – обычный, а от подъезда – пластиковая карточка с магнитной полоской. Там, где бывает много людей и ключи то и дело теряются, давно уже ставят электронные замки. Их можно перепрограммировать, и карточка, попавшая в руки вора, перестанет работать.

Улыбаясь, гувернантка объяснила, почему ей не нравился такой прогресс в замкостроении: изнутри электронный замок отпирается простым нажатием кнопки. На него невозможно запереть воспитанника. А на обычный – запросто. Дурные предчувствия снова овладели Тонким.

Главный недостаток номера состоял в том, что в нем вместе с братом и сестрой поселилась домомучительница. Главное же достоинство – что эта самая домомучительница собиралась спать в одной комнате с Ленкой, предоставив вторую в полное распоряжение Тонкого. Но покой нам только снится. То есть в покое Сашку собирались оставить не раньше, чем ночью. А пока был вечер, и мадемуазель Жозе-фу усердно воспитывала брата с сестрой.

Сначала ей показалось, что воспитанники не слишком резво разбирают свои чемоданы. Фрёкен Бок, видимо, желая показаться демократичной, предложила делать это с песней. Русские песни, которые она выучила в самом начале своего трудового пути, уже давно вышли из моды. Так давно, что Тонкий с Ленкой их не знали. Пришлось разучивать. Самой сносной Тонкому показалась песенка про барабанщика. Он барабанил-барабанил, спать людям не давал и так всех достал, что его застрелили. Сашке понравилась концовка:

– И смолк наш юный барабанщик, его барабан замолчал! – бодренько напевал он, перекидывая в шкаф рубашки. Счастливый конец. Обнадеживающий. Спите спокойно, граждане, никто вам не помешает.

Жозефа довольно улыбалась и дирижировала пальцами. Ненормальная. Дальше – больше. Когда пришла пора обедать, Фрёкен Бок заставила не только мыть руки, но и переодеваться.

– Негигинично обедать в дорожьной одежде, – журчала она. – Знаите, сколько микрёбов на этом свитере?

Для убедительности Жозефа подергала Ленку за рукав (микробы, наверное, так и посыпались). Пришлось подчиниться. Думаете, все? Фигушки! После обеда Жозе-фу опять заставила воспитанников переодеваться, на этот раз к экскурсии. Тонкий не возражал. Он быстренько напялил то, что гувернантка сочла приличным, и полчаса топтался у двери, ожидая, пока переоденется Ленка. Сыщик приехал в командировку. Пускай Ленка смеется, мы еще зададим перцу этим похитителям печатей!

Глава V

Хрупкие были короли

Ленка наконец переоделась, и воспитанники с гувернанткой во главе спустились к автобусу. Все уже собрались, только их и ждали. Гидра прошипела: «Опять опаздываете», – и дала водителю знак ехать.

Тонкий откинулся на спинку сиденья и стал смотреть в окно. Сейчас он увидит место преступления! Ну и другие замки посмотрит, они вроде тоже ничего…

Гидра между тем взяла микрофон и принялась объяснять бестолковым туристам, куда они едут:

– Поездка по долине Луары не только познакомит вас с историей и искусством Франции, но и поможет лучше представить саму страну. Вы проедете через маленькие милые городки, окруженные полями и виноградниками, насладитесь великолепной, спокойной и величественной природой…

Тонкий смотрел в окно. Природа действительно была ничего себе: стриженая травка, стриженые кусты… Под одним из кустов сидит абориген с початой бутылкой вина и, улыбаясь, делает ручкой автобусу. Благодать!

– В долине около ста двадцати замков, – продолжала Гидра, – они расположены вдоль реки Луары и ее притоков. Большинство из них было возведено в период расцвета эпохи Возрождения в конце XV – начале XVI века. Одними из самых крупных королевских замков является замок Шамбор, крыша которого, перегруженная фонарями, башенками, фронтонами и каминными трубами, была однажды названа «очертаниями Константинополя в одном здании»; замок Вилландри, где находится один из самых замечательных «английских» парков Франции, а также замки Блуа, Амбуаз, Шенонсо.

– И что, мы как дураки обойдем все сто двадцать?! – шепотом ужаснулась Ленка.

Тонкий разделял ее переживания. Сто двадцать раз выйти из автобуса, выслушать сто двадцать историй от Гидры!.. Так и свихнуться можно, господа. Не говоря уже о том, что до Амбуаза они доберутся неизвестно когда.

Но их опасения не подтвердились. На горизонте мелькнули первые башенки, и Гидра завела новую песню:

– Замок Амбуаз возвышается над городом, как бы бросив себе под ноги кучу мелких камешков у подножия скалы, и представляет собой благородных очертаний внушительную крепость со своими большими башнями. Этот замок связан с историей жизни королей: Карла VIII, Людовика ХII и, конечно же, Франциска I, которому удалось пригласить знаменитого мастера Леонардо да Винчи во Францию. В Амбуазе итальянец провел последние годы своей жизни. Вы сможете почтить память великого Леонардо в часовне Святого Юбера, месте его захоронения на территории замка. После трагической расправы с мятежниками амбуазского заговора в 1560 году замок был практически необитаем. А при Людовике ХIV он использовался как тюрьма. Сюда был заключен знаменитый Фуке, министр финансов Людовика ХIV. Разнородный и причудливый ансамбль замка Амбуаз создает его неповторимость, свидетельствующую о славной и богатой его истории.

К Амбуазу они еще не подъехали, но не станет же Гидра зря трепаться! Если рассказывает про Амбуаз, значит, будь спок, скоро покажет.

Башенки все приближались. Прохладная на вид, серебрящаяся Луара бросилась под колеса – автобус въехал на мост. А за мостом! За мостом был замок. Замок – не то слово. Дворец! Стадион «Динамо»! Десяток Больших театров, составленных причудливым лабиринтом. Здания были каменные, украшенные башенками и флажками, со множеством окон самой разной формы: и квадратиком, и прямоугольником, и аркой. И все это занимало огромное пространство. Пройти вдоль одной стены – полчаса, не меньше.

Автобус остановился, и Тонкий первым выскочил на свет. Ух ты! Минуты две он стоял с разинутым ртом, пялясь на каменного гиганта. Было странно, что из этого замка кто-то осмелился свистнуть печать. Казалось, такая махина должна была немедленно ожить и, топая фундаментом на всю Францию, помчаться за обидчиком.

Из автобуса неспешно выплыла Гидра и повела народ за собой вдоль стены замка.