Клуб одиноких сердец

Оля наблюдала за этим ледовым побоищем, сначала автоматически, а потом уже осознанно. Ей стало смешно: как маленькие, честное слово! Носятся, визжат… Эта Даша, в общем-то, неплохая девчонка, но зачем она бегает, как припадочная? Лицо все красное, из-под замшевой шапочки выбились светло-русые пряди, и перчатки, наверное, мокрые… То же мне, удовольствие!

Но Оля кривила душой. Она мучительно завидовала Даше, что вот, она такая простая и веселая, может себе позволить визжать, бегать, хватать снег руками, не боясь потерять лица… А больше всего тому, что она идет с мальчишкой, с настоящим, не придуманным, что она может себе позволить поиграть с ним.

Даша все же угомонилась. Игорь поймал ее за рукав и, взяв за руку, укоризненно покачал головой, и что-то сказал. Даша отмахнулась, но он принялся стягивать с ее рук насквозь промокшие вязаные перчатки, снял их и положил к себе в карман, а потом стал дышать на покрасневшие, озябшие Дашины пальчики, согревая их своим дыханием, растирая их и что-то приговаривая. Наконец, он достал их кармана свои перчатки, замшевые, теплые, и, чуть не насильно, натянул их Даше на руки.

После окончания этой процедуры, они пошли дальше, а Оля осталась стоять на месте, не в силах справиться с комом, который внезапно встал в горле. Этот ком ворочался и царапался, и, к своему удивлению, Оля почувствовала, что у нее на глазах выступают слезы.

Не в силах больше глядеть на удаляющиеся фигуры Даши и Игоря, она резко свернула и вышла на бульвар, и там дала волю слезам. Плохо ориентируясь в пространстве из-за соленой влаги, застилающей глаза, она нашла скамейку и села на нее, даже не смахнув снега, уронила лицо в ладони, и старалась только не очень громко всхлипывать, чтобы не привлечь к себе чье-нибудь неделикатное внимание. Впрочем, бульвар был почти пуст.

– У вас случилась беда? – прозвучал над головой чей-то голос.

Не поднимая глаз и досадуя на непрошеного доброхота, Оля помотала головой: нет, нет, ничего у меня не случилось, только отвяжись ради бога!

– Мне кажется, вам нужна помощь, – продолжал все тот же голос.

Оля подняла глаза, чтобы отшить надоедливого помощника. Но, увидев его, сразу же передумала это делать. И даже не только потому, что голос принадлежал очень симпатичному молодому человеку лет восемнадцати. Просто глаза незнакомца лучились самым неподдельным сочувствием и были очень-очень добрыми, такими добрыми, что, казалось, у человека не могло быть таких чудесных глаз.

И Оля, кажется, тоже произвела определенное впечатление на молодого человека, потому что он застыл на минутку, а потом, стряхнув с себя оцепенение, очень вежливо спросил:

– Вы позволите мне сесть рядом с вами?

Оля кивнула.

– Только… Только здесь снег… – пробормотала она, и сама не узнала своего голоса.

– Это совершенно неважно, – заверил ее молодой человек и сел рядом. – Если вы сидите в снегу, то почему бы и мне этого не сделать?

– Вы простудитесь, – пробормотала Оля, зажмурившись и сама ужасаясь: «Что за чепуху я говорю»!

– Если вы немедленно не расскажете мне, кто вас обидел, и что произошло, клянусь: я просижу здесь всю ночь, заболею и умру!

– Не надо, – взмолилась Оля, глядя в упор на незнакомца.

Она сознавала что, наверное, выглядит глупо, что не стоит смотреть на малознакомого человека во все глаза с таким откровенным восхищением, что это просто-напросто неприлично… Но она ничего не могла с собой поделать.

– Тогда рассказывайте, – ласково улыбнувшись, сказал молодой человек и, словно прочитав Олины мысли, прибавил:

– Может быть, вам кажется, что неприлично беседовать с незнакомым молодым человеком? Тогда давайте я вам представлюсь, а вы, ежели пожелаете, можете сохранить инкогнито. Меня зовут Артур.

– А я Оля, – сказала девочка дрожащими губами.

– Благодарю, – наклонил голову Артур, как будто Оля оказала ему невесть какую честь, назвав свое простенькое имя. – Так что же с вами случилось, Оля?

Самой Оле вдруг все ее неприятности показались надуманными и детскими. Она вдруг подумала, что если бы Артур все время смотрел на нее своими ласковыми карими глазами, то она, наверное, больше и ничему на свете не печалилась бы.

– Я… Я почувствовала себя ужасно одинокой, – сказала Оля и покраснела. Ей показалось, что это прозвучало как-то ужасно по-детски. «Я в его глазах выгляжу хнычущей малышкой. Нужно срочно сказать что-нибудь умное» – решила Оля. – «Иначе он поднимет меня на смех».

Но Артур не стал смеяться. Глаза у него были все такие же добрые и серьезные, и девочке показалось, что он смотрит на нее с пониманием. Тогда ее словно прорвало:

– Я так одинока! Я всегда и везде одна, у меня никого нет: ни друзей, ни подруг, никого! И мама все время занята, а если она и решает со мной пообщаться, то только для того, чтобы сообщить, что я как-то не так живу, не так выгляжу и не тем занимаюсь! Мне даже не с кем поговорить, – все вокруг придурки какие-то, все интересы на уровне каменного века!

И Оля, уткнувшись в ладони, снова заплакала. Она не хотела плакать, но слезы сами текли по лицу.

– Ну-ну, не стоит плакать, – тихо сказал Артур, прикасаясь к ее плечу, и эта фраза из его уст прозвучала не как банальное утешение, а как какой-то весомый аргумент, так что Оля прекратила плакать, но не подняла лица от ладоней.

Она знала, что из-за очень белой и нежной кожи, на лице сразу выступают красные пятна, и не хотела, чтобы Артур увидел ее такой зареванной и страшной.

– Все мы одиноки перед лицом Вечности, – задумчиво сказал Артур. – Подумайте, все эти люди, которым вы позавидовали, эти люди, которые дружат и любят, или думают, что дружат и любят! – они точно так же одиноки перед тем, что нас ждет там, за последней чертой…

Оля оцепенела. С ней никто никогда так не разговаривал, никто не излагал таких мыслей. Правда, она сама не раз думала об этом, но только в других выражениях, и скорей умерла бы, чем посвятила кого-нибудь в свои размышления! Еще одно обстоятельство ее поразило: откуда Артуру стало известно, что она позавидовала людям, которые дружат и любят? Она спросила об этом, забыв даже о красных пятнах на коже.

– А как вы догадались, что я… Ну, что я позавидовала кому-то?

– Это очень просто, – улыбнулся Артур, и Оле вдруг показалось, что его глаза совсем рядом, что они затягивают ее в свою бархатную глубину.…

– А, впрочем, я не смогу вот так сразу объяснить. Считайте, что это интуиция. Или мне подсказало сердце.

Девочка чуть-чуть улыбнулась.

– Оля, да вы совсем замерзли! – вскрикнул Артур. – У вас губы дрожат от слез или от холода?

– Я действительно замерзла, – вздохнула Оля. Ближе к вечеру стало холодать.

– Знаете, Оля, мне ужасно не хочется сейчас с вами расставаться! – заявил Артур и у Ольги громко стукнуло сердце. – Но вы, наверное, торопитесь домой?

– Н-нет… Пока еще нет, – сказала Оля, совсем оробев. – То есть, у меня есть еще время.

– Я так и понял, – с улыбкой ответил Артур. – Тогда вы ничего не имеете против того, чтобы зайти вон в то уютное кафе и выпить там по чашечке кофе с пирожным?

Ольга смогла только кивнуть. Все остальное прошло для нее как в сладостном сне. Они сидели в кафе за круглым столиком, застеленном клетчатой скатертью, пили горячий, как огонь, крепчайший кофе. Оля ела какое-то пирожное, но даже не заметила какое, потому что все ее внимание было устремлено на Артура. А он говорил с ней, говорил так, что все печали таяли, как снег под лучами первого весеннего солнца.

Потом Оля спохватилась, что времени уже много, что ей еще нужно сделать заданные на дом уроки, которых было вообще-то довольно много… Она не знала, как сказать об этом Артуру, но он снова проявил редкостное понимание.

– Вам, наверное, пора домой? – спросил он.

Наверное, парень просто заметил, что девочка украдкой посматривает на часы и нетерпеливо ерзает, но Оле это показалось очередным чудом проницательности.

– Да, – прошептала она и, чуть было, не рассказала насчет домашнего задания, но кое-как удержалась. – Мне пора.

– Вы позволите мне проводить вас?

Оля часто закивала.

Уже сгустились ранние зимние сумерки, когда они вышли на улицу. Артур продолжал беседовать с Олей, но теперь она его уже не слушала. Ей стало страшно: сейчас этот парень проводит ее до дома и уйдет, уйдет опять в тот неведомый, мудрый и добрый мир, откуда он так внезапно появился. Разве он может ею по-настоящему заинтересоваться? Она ведь всего лишь девчонка, да еще девчонка растерявшаяся. Почему она все это время ничего не говорила, а только слушала его? Он, должно быть, счел ее круглой дурочкой!

– Вот мой дом, – сказала Оля непослушными губами. – Мы пришли.

– Уже? – огорчился Артур. – Оля, не сочтите за наглость… У меня есть к вам одна просьба. Вы не могли бы дать мне ваш телефон?