Андерсен. Его жизнь и литературная деятельность

– Мой отец был простой мастеровой, – ответил Андерсен, – а я с помощью Божией сам завоевал себе то положение, которое у меня есть, и вы, кажется, могли бы это уважать!

В это время Андерсену было уже далеко за 30 лет, и вот как третировали его в том самом кругу, который он по праву мог бы считать своим.

Но поворот к лучшему, начавшийся, как мы уже говорили раньше, со времени выхода в свет «Импровизатора», был заметен. Круг знакомых Андерсена все расширялся. Он приобрел много новых друзей и все больше сближался со старыми. Свободнее всего чувствовал он себя в семействе Коллина, особенно в доме одного из женатых его сыновей. Его молодая жена, веселая, живая и милая женщина, была в самых дружеских отношениях с Андерсеном. Андерсен играл с ее детьми и всегда охотно проводил время в ее доме. Затем, он относился очень хорошо к Эрстеду, но ближайшим его другом был композитор Гартман, с которым он виделся ежедневно. В 1830 году приехал в Копенгаген Торвальдсен. Город устроил ему необыкновенно торжественную встречу. Скульптора приняли с великим энтузиазмом, и с тех пор он жил в Дании, окруженный почетом. Быть его другом считалось большой честью. Андерсен принадлежал к числу этих счастливцев. Отношения между ним и Торвальдсеном вплоть до смерти последнего оставались самыми теплыми и задушевными. Они виделись очень часто и взаимно любили и уважали друг в друге истинных художников, сердечных и честных людей. Торвальдсен был человек открытого и веселого нрава, мужественный и здоровый по натуре. Андерсен очень высоко ставил его как скульптора, а Торвальдсен являлся большим поклонником таланта поэта. Живя в Копенгагене, оба часто встречались в театре. Андерсен имел там в партере, среди людей высшего общества, почетное место по праву писателя, поставившего три пьесы. Он ходил в театр каждый вечер. Это был для него своего рода клуб, где он встречал всех знакомых литераторов, ученых и людей из общества. Чаще всего соседом его оказывался Торвальдсен. Андерсен искренно любил своего знаменитого друга, но, без сомнения, ему также очень льстило внимание великого человека. Вообще Андерсен был далеко не бесчувствен к разного рода отличиям и к милостям сильных мира сего. Он встречался с Торвальдсеном также в имении баронессы Штампе Низоэ. В этом аристократическом семействе он был принят как дорогой гость и проживал иногда целые месяцы в прекрасном имении баронессы. Там же часто живал и Торвальдсен, которого окружали величайшим вниманием. Оба друга охотно работали в прекрасной обстановке деревенского приволья, соединенного с комфортом и приятным обществом.

В Низоэ, так же как и в других богатых домах, где бывал Андерсен, его принимали действительно хорошо и обращались с ним не так, как с бедным малым, которого нужно накормить обедом и поскорее от него отделаться. Его ценили как замечательного человека с исключительным поэтическим талантом. Вероятно, в этих аристократических семействах и выучился Андерсен тому светскому такту, который впоследствии делал его столь желанным гостем при разных мелких дворах. Его импровизаторский талант часто оказывал ему большие услуги. Он очень удачно сочинял стихи и песни, подходящие к случаю, и развлекал этим общество. Эта способность Андерсена сильно забавляла веселого и добродушного Торвальдсена, и Андерсен нередко доставлял подобного рода невинные удовольствия старому скульптору, до самой смерти не потерявшему бодрости и веселости.

Дни, проведенные Андерсеном в гостеприимных аристократических домах среди природы, были едва ли не лучшими в его жизни. Среди природы Андерсен чувствовал себя в своей стихии. Здесь его душа приходила в равновесие, и он всего свободнее предавался творчеству. В городе, особенно в Копенгагене, многое было не по нем: докучливые критики, завистливые собратья по искусству, тысячи неприятностей и, наконец, политика, которой никогда не интересовался Андерсен – этот чистейшей воды поэт и притом оптимист, искавший в жизни и в людях только доброе и прекрасное, что делало его самым настоящим космополитом, самым широким гуманистом. Потому, может быть, ему и не было никакого дела до политики. Всем сердцем любя свой народ и родину, он не считал, однако, Данию первой страною в мире. И как друг всего человечества, мог бы он сказать от души вместе с Шиллером: «Обнимитесь, все народы. Ниц падите, миллионы. Чувствуешь Творца ты, мир?» Сам он говорил про себя: «Политика – не мое дело. Бог дал мне другое назначение. Я всегда это чувствовал. На озерах, в лесах, на зеленых полях, где выступает аист на своих красных ногах, я не слышал ни о политике, ни о Гегеле, и никто не вступал со мной в полемику. Природа вокруг меня указывала мне на мою миссию».

В этом излюбленном уединении среди природы написал Андерсен роман «Две баронессы» и многие из своих сказок. Первый выпуск сказок вышел вскоре после «Импровизатора»; на следующий год он издал второй выпуск, и так далее. Сказки эти были оценены не сразу. Долго еще датские критики сожалели о том, что Андерсен тратит свое время на детскую литературу, но мало-помалу и в Дании появились настоящие ценители этого совершеннейшего рода андерсеновской поэзии. Сам поэт с годами все больше и больше входил во вкус сочинения сказок. Время от времени он еще писал комедии, которые теперь имели успех, написал биографии своих друзей Гартмана и Торвальдсена, описывал свои путешествия, но все это бледнеет перед его сказками. В них-то и выявилась вся свежесть и прелесть его таланта. В них развертывается бесконечное богатство его фантазии, проявляется вся сила и глубина его поэзии, идеальная чистота души и теплота его сердца. Милые, живые сцены, полные добродушного и тонкого юмора, переплетаются с восхитительными картинами природы, которая так кстати вмешивается у Андерсена в человеческую жизнь. Мысли его – то глубоко трогательные, то игриво-грациозные – всегда гуманны и отличаются простотой и ясностью. Туманность, недоговоренность несвойственны Андерсену. Каждая сказка его, хотя бы самая коротенькая, выражает нечто определенное и законченное. При этом язык его образен и совершенно прост. Андерсен рассказывал свои сказки тем самым языком, каким рассказывал их детям, но писал их не для детей. Сам он находил, что они доступны детям только по форме, внутренняя же сторона их может быть понята лишь взрослыми. Такого же мнения и мы. Несмотря на то, что многие дети любят сказки Андерсена, по крайней мере некоторые из них, эти сказки не могут быть ими поняты. Сказочные приключения и какие-то подробности обстановки всегда интересны для детей, их пленяет также необыкновенная живость рассказа, но соль сказки, тонкая мысль, скрытая в ее образах, для них пропадает. Ну где понять ребенку глубокую сатиру на человеческую пошлость, скрытую в сказке «Принцесса и свинопас»? Увы, этой сказки не поймут даже многие из взрослых! Мы не говорим уже о таких сказках, как «Психея» и «Под ивой». Эти романические повести, разумеется, совсем недоступны детскому пониманию.

В угоду общественному мнению Андерсен часто называл тот или другой выпуск своих сказок «Рассказами для детей», но вскоре совсем оставил это вынужденное название и озаглавливал свои выпуски просто – «Сказки и рассказы». Андерсен всегда любил читать вслух свои произведения, но с тех пор, как начали появляться его сказки, он читал еще охотнее. Такие маленькие вещицы, как сказки Андерсена, особенно удобны для чтения вслух, читал же Андерсен необыкновенно хорошо, поэтому слушание его сказок из уст самого автора сделалось любимым развлечением его знакомых. Скоро вошло в моду читать сказки Андерсена на сцене, что делали многие известные артисты, и, конечно, это еще более способствовало их распространению. Сказки и создали Андерсену окончательно ту популярность, которой он пользовался при жизни в таких широких размерах; эта популярность, в соединении с громадным кругом друзей и знакомых, бывших у него во всех концах Европы, составляла главную прелесть его жизни, то счастье, о котором он столько говорит в своей автобиографии. И в самом деле, что стал бы делать одинокий, бессемейный человек, если бы у него не было такого множества друзей и знакомых? При желании он мог бы никогда не оставаться один, что, конечно, не входило в его расчеты. Общительный по натуре, он был слишком глубокий поэт и мечтатель, чтобы до некоторой степени не любить уединения.

Мы проследили теперь биографию Андерсена до середины его жизни, даже несколько долее, так как он жил 70 лет, и можем сказать, что юность его была печальна и горька. Он долго жил подаянием, и это нелегко ему давалось. Его поздние школьные годы полны лишений и омрачены тяжелой зависимостью. Его первые шаги на литературном поприще были неудачны, редкие успехи, выпадавшие на его долю, отравлялись недоброжелательством и завистью. Долго бился Андерсен, прежде чем завоевал себе прочное место в литературе. И вот в зрелом возрасте, когда талант его окреп и вышел на настоящую дорогу, популярность его начала возрастать с необыкновенной быстротой. Вся вторая половина жизни Андерсена представляет собой ряд счастливых лет. Число поклонников его таланта постоянно возрастало. Сначала он видел доказательства этого главным образом за границей, преимущественно в Германии и Англии, но потом и упрямая Дания сложила оружие перед его талантом. Несмотря на то, что некоторые из датских писателей и критиков до конца своей жизни оставались врагами Андерсена, общий голос был в его пользу.

Глава VII

Андерсен в славе. – Еще несколько слов о его сказках. – Поэма «Агасфер». – Автобиография Андерсена. – Его немецкие друзья. – Война 1848 года. – Необыкновенная популярность Андерсена за границей. – Страсть его к путешествиям. – Некоторые черты его характера. – Отношение к женщинам.

Дойдя до того момента, когда талант Андерсена окончательно созрел и был признан, мы не будем уже следить за его жизнью шаг за шагом, как делали раньше. Можно сказать, что с этих пор его жизнь становится однообразна в своем разнообразии. Почти ежегодные путешествия, прекрасный прием во всех странах, всевозможные чествования, внимание высокопоставленных особ, любезные письма, ордена, лестные приглашения и время от времени новые книжки сказок – вот общая картина жизни Андерсена за последние 30 лет его существования. Его жизнь в Копенгагене и в деревенских домах аристократических друзей, уже описанная нами, шла своим чередом в промежутках между его многочисленными поездками. Андерсен бывал много раз в Германии и Швеции, посещал Париж и Швейцарию, был еще два раза в Италии и в Англии, объездил Испанию, Португалию и Голландию. Таким образом, он объездил всю Европу и не был только в России, что просто удивительно при его страсти к путешествиям. Почти каждое путешествие свое описывал он в особой книге. Эти книги сами по себе не имеют большого значения, но в них попадались иногда прекрасные сказки, которые впоследствии присоединялись к тому или другому тому по мере того, как он издавался. Мы не будем разбирать сказок поэта отдельно и подвергать их обстоятельной критике. Это повело бы нас слишком далеко и заставило бы переступить рамки настоящего очерка. Упомянем только о том, как возникали эти сказки. Первый выпуск сказок Андерсена, изданный под названием «Сказки для детей», вышел в свет в 1835 году, второй – в 1836, и так далее. Первые его сказки были «Огниво», «Спутник», «Маленькая морская царевна», «Цветы маленькой Иды», «Новое платье короля» и так далее. Почти всякий год выходило несколько новых сказок, иногда по одной, иногда по нескольку зараз, и по мере накопления они издавались особым томом. Сюжет некоторых сказок Андерсен заимствовал из народных преданий и песен, придавая им только свою окраску и форму; сюжетом других были рассказы, слышанные в детстве от госпитальных старух, но очень многие сказки являлись плодом фантазии самого автора. Достаточно было самого пустого повода, чтобы в голове Андерсена зародилась мысль, которую он облекал в сказочную форму. Часто на него действовала определенная обстановка и природа. Он сочинял и писал под впечатлением какой-нибудь местности. Так сочинена известная его сказка «Ледяная дева», написанная в Швейцарии, на месте ее действия. «Психея» написана в Риме, «Медный кабан» – во Флоренции или вскоре после пребывания там Андерсена. Некоторые сказки зародились в его голове вследствие какого-нибудь рассказа или слов, слышанных в детстве. Так написана прекрасная сказка «Она никуда не годилась», построенная на разговоре его матери, пожалевшей какую-то бедную соседку. Многие положения и лица в сказках взяты Андерсеном с натуры. Все окружающее наводило его на те или другие мысли; не только люди и животные, но и неодушевленные предметы имели для него значение живых существ. Кто не восхищался его милыми сказками «Стойкий оловянный солдатик», «Кубарь и мячик», «Уличный фонарь», «Свинья с деньгами» и так далее. Всякая мебель, всякая вещь, находящаяся в комнате, обретает под его пером неповторимые черты: кажется, что именно так должен говорить и чувствовать оловянный солдатик, а так воротничок или мячик…

В 1846 году Андерсен жил летом с Торвальдсеном в поместье Низоэ. Как-то раз прочел он вслух свои сказки «Гадкий утенок» и «Влюбленная парочка». Торвальдсен пришел в восторг и воскликнул:

– Ну-ка, напишите нам еще какую-нибудь забавную вещицу. Ведь вы можете написать сказку даже про штопальную иголку!

И Андерсен написал свою известную «Штопальную иглу». Это одна из лучших его сказок, замечательная по тонкому юмору и по жизненности подробностей.

Раз на пароходе по дороге в Ливорно у Андерсена оказалась монета, которую никто не хотел брать, принимая ее за фальшивую. Сначала Андерсена огорчила эта потеря, но потом ему пришла в голову сказка «Серебряная монета», и он совершенно утешился. Таким способом утешался Андерсен иногда и в случаях более серьезных, чем потеря франка. Не одни только явления обыденной жизни служили Андерсену темой для сказок. Он отзывался на все крупные явления исторической жизни и современного ему культурного и научного прогресса. Таковы его сказки «На дюнах» и «Вольдемар и его дочери», написанные на исторические темы, и связанные с современной общественной жизнью «Подводная змея» и «Дриады».

После второй своей продолжительной поездки за границу Андерсен задумал большую поэму с философской подкладкой, где хотел представить мировую историю. Поэма называлась «Агасфер» и написана в смешанной форме: отчасти в стихах, отчасти в прозе. Произведение это стоило Андерсену немалого труда. Он много читал, основательно занимался историей всех стран, но все-таки поэма не удалась. Друг его Эленшлегер, заранее предсказывавший ему неуспех, оказался совершенно прав. Этот сюжет был не по плечу Андерсену.

В 1846 году в Италии во время страшного летнего жара Андерсен начал писать свою автобиографию, известную под названием «Сказка моей жизни». Эта автобиография, которую он писал и в Дании, и во время путешествий, составляет два больших тома и заключает в себе богатейший биографический материал. Она доведена до последнего года его жизни. Лучшая часть ее относится к детству Андерсена, к неудачам и превратностям его судьбы. Здесь попадаются прекрасные страницы. Вторая часть биографии Андерсена вышла в его передаче гораздо бледнее. Автобиография эта, представляющая значительный интерес, имеет большие недостатки. Самое существенное в автобиографии всякого замечательного человека – правдивость и искренность тона. Первая часть автобиографии Андерсена, или, лучше сказать, ее начало, дышит правдой и глубоко прочувствована; вторая же половина при очевидной достоверности фактов написана формально, поверхностно и едва ли вполне искренно. Дело в том, что автобиография с самого начала предназначалась для публики и притом писалась не с целью охарактеризовать известное время или общество. Упоминая об огромной массе лиц всякого звания и положения, начиная с писателей и кончая коронованными особами, Андерсен имел в виду, что все они прочтут его произведение в оригинале или в переводах. Поэтому суждения его о них всегда более или менее хвалебны и очень поверхностны. Без сомнения, Андерсен видел много теплоты и по меньшей мере любезности со стороны своих бесчисленных друзей и знакомых, рассеянных по Европе, так что говорить о них что-либо дурное было бы неловко. Правда и то, что Андерсен обладал большой долей наивности и редкой снисходительностью, но тем не менее странно и даже досадно видеть в его автобиографии одну и ту же характеристику совершенно разных лиц. Все они одинаково интересны, любезны, умны, талантливы и вообще – прекрасные люди. Если выбрать из автобиографии Андерсена литературные портреты выдающихся деятелей разных стран, и притом совершенно различных по характеру, то разница окажется самая незначительная. В конце концов выходит так, что Виктор Гюго, Шамиссо и Гейне, Лист, Мендельсон и Шуман, Каульбах и граф Генсборо – все они одинаково обязательные и милые люди и отличаются друг от друга только тем, что один из них сочиняет стихи, другой пишет картины, третий сочиняет музыкальные пьесы, четвертый занимается дипломатией. Когда читаешь вторую часть автобиографии Андерсена, то устаешь наконец от избытка имен с прибавлением слов «любезный», «почтенный», «умный» и так далее. Исключение в этом случае выпало на долю немногих, особенно если принять в соображение длинный ряд лиц, о которых упоминается в книге. Более живыми вышли в передаче Андерсена Диккенс, отчасти Рашель и Мендельсон-Бартольди. Еще можно упомянуть о Йенни Линд, занимающей особое место в его воспоминаниях. Со всеми этими «любезными» и «почтенными» Андерсен был в переписке, которая разрослась в последние годы его жизни до необычайных размеров. Между своими многочисленными корреспондентами Андерсен более других ценил Диккенса, с которым он, по-видимому, действительно сблизился и к которому чувствовал особую симпатию. Андерсен по неделям живал у Диккенса и описывал свое пребывание у него несравненно теплее и живее, чем многое другое в своей разнообразной скитальческой жизни.

Во время странствий своих Андерсен очень сошелся с несколькими немецкими семействами и вообще пользовался в Германии особенной любовью. Даже война 1833 года не испортила их отношений, и хотя Андерсен в это печальное для его родины время выказал себя горячим патриотом, но не изменил своему космополитизму и все время сожалел о том, что Дания воюет с немцами, которые были ему особенно симпатичны. Тем не менее он несколько лет не входил ни в какие сношения со своими голштинскими и немецкими друзьями. Только через много лет после заключения мира он снова поехал в Германию. Ему было все-таки очень тяжело ехать по местам, служившим театром войны… Популярность Андерсена за границей была удивительна. К нему очень часто подходили знакомиться, узнавая его по портрету. Матери подводили к нему своих детей, мечтавших пожать ему руку и услышать от него хоть одно слово. Едва знакомые люди затаскивали его с улицы к себе в дом, чтобы показать детям, которые упрашивали рассказать им хоть одну сказку. Но особенно лестно было Андерсену, когда он слышал, что книги его имеют влияние. В одном месте его встречали особенно хорошо, потому что обязаны были своим семейным счастьем какому-то из его романов, в другом месте он узнал, что некая дама, прочтя его роман «Только скрипач» и заинтересовавшись печальной судьбой героя, решила, что она поможет получить музыкальное образование хотя бы одному бедному мальчику, имеющему склонность к музыке. Андерсен сам слышал игру ее воспитанников и мог убедиться, что книга его принесла непосредственную пользу.

Замечательно, что Андерсена читали и любили люди всех сословий. Мы расскажем два анекдота, служащие поразительным доказательством его популярности как человека и писателя. Путешествуя по Шотландии, он оставил в отеле на берегу одного из озер пальмовую палку, вывезенную из Неаполя, которой он очень дорожил. Между тем пора было садиться на пароход. Андерсен не имел времени пойти за палкой и поручил своему знакомому переслать ее в Данию. Он доехал до Эдинбурга и на другой день собирался уже отъезжать на пароходе в Лондон. Каково же было его удивление, когда кондуктор поезда, незадолго перед отходом парохода приехавшего из Шотландии, подошел к нему, очевидно узнавши его в толпе, подал ему его палку и с улыбкой проговорил: «Она отлично доехала одна». К палке была прикреплена маленькая дощечка с надписью: «Датскому писателю Гансу Христиану Андерсену». Она, очевидно, переходила из рук в руки и так нашла дорогу к своему владельцу, причем сначала ехала на пароходе, потом в дилижансе, затем опять на пароходе и наконец в вагоне железной дороги. Можно себе представить, как тронуло это обстоятельство Андерсена.

Но еще более поразительный случай произошел в Америке. Одна знакомая дама писала Андерсену, что ее племянник, служивший где-то в очень дикой части Америки, нашел, охотясь в лесу, дом, где была всего одна книга: «Сказки Андерсена». И книга эта стала для него большим утешением в его одиночестве.

Внимание, которым окружали Андерсена во время его путешествий за границей, поистине удивительно. В его честь устраивались праздники, ему делали подарки, с ним знакомились необыкновенно охотно и принимали его с первого раза как давно знакомого и дорогого человека. Раз в Риме в день его рождения какая-то дама сделала ему необыкновенно трогательный подарок. Она прислала ему букет «из сада импровизатора», то есть действительно из сада, описанного в романе Андерсена, действие которого происходит главным образом в Риме. Такой необыкновенный успех за границей был, конечно, одной из главных причин страсти Андерсена к путешествиям, тем более что в Дании ему еще долго приходилось испытывать на себе доказательства обидного и непонятного недоброжелательства. В 1847 году он побывал в Англии, где его приняли необыкновенно радушно. Не было конца любезностям и почету, которыми окружали его англичане. На возвратном пути он встретил где-то своих соотечественников, приветствовавших его таким образом:

– Ах, это вы, Андерсен! Если бы вы видели, как смешно представлено ваше путешествие по Англии в «Корсаре» (юмористический журнал)! Уморительно! Вы изображены в лавровом венке на голове и с кошельком в руках.

Это было первое приветствие родины после опьяняющего успеха за границей. Но далее его ожидала еще одна, худшая обида. Приехав в Копенгаген, он остановился у открытого окна своей квартиры и смотрел на улицу. Мимо шли два прилично одетых господина. Один из них засмеялся и сказал, указывая пальцем на Андерсена:

– Смотри, вот наш знаменитый иностранный орангутанг!

Худощавая высокая фигура Андерсена с длинными руками, быть может, действительно немного напоминала обезьяну, но сколько же нужно грубости и недоброжелательства, чтобы бросить ему в лицо подобную фразу! Понятно поэтому, что Андерсен страстно любил путешествовать и считал путешествие лучшим лекарством от всех зол и несчастий. Во время своих скитаний по свету он забывал все горькое, что приходилось ему испытывать дома, и возвращался освеженный, с запасом новых сил и впечатлений.

Единственная неприятность, неизменно сопровождавшая Андерсена во время его заграничных поездок, – это вечное затруднение с паспортами.

В числе почестей, сыпавшихся на Андерсена в последние годы его жизни, было множество орденов от разных государей. Первый орден, который он получил, – немецкий, а именно прусский орден Красного орла, пожалованный ему в 1846 году королем Фридрихом Вильгельмом; второй он получил от датского короля, третий – от шведского, и так далее. В 1851 году Андерсена сделали профессором, затем статским советником и конференц-советником.

Все эти знаки отличия доставили Андерсену большое удовольствие. Не подлежит никакому сомнению, что он был не только очень самолюбив, но и тщеславен. Эту недостойную слабость особенно странно видеть в человеке, который так осмеивал ее в своих произведениях и выказывал столько презрения к преимуществам богатства и высокого положения. Увы, в жизни он был далеко не таким философом и чувствовал сильное пристрастие ко всякому внешнему блеску и величию.

Андерсен пользовался большим расположением датских королей, в царствование которых протекла его жизнь, и являлся желанным гостем при дворе многих иностранных государей и принцев. Он читал им свои произведения и охотно участвовал в придворных празднествах, прогулках и увеселениях. Такое препровождение времени казалось ему роскошным сном, волшебной сказкой и доставляло какую-то детскую радость. Так же точно радовался он орденам и не идущему ему титулу конференц-советника. В его письмах к эрцгерцогу Саксен-Веймарскому выражается такое благоговение, такое искреннее, бесхитростное восхищение, которые даже странно видеть в зрелом человеке, испытанном жизнью. Такова натура Андерсена. В нем до самого конца оставалось много детского.

Друзья упрекали его в самомнении, но едва ли они правы: это было скорее наивное самодовольство, которое при меньшей экспансивности Андерсена, вероятно, не бросалось бы в глаза до такой степени. Между прочим, он очень любил играть роль в обществе и часто говорил речи, причем в кругу знакомых делал это вполне свободно, но перед публикой сильно волновался и, по-видимому, не был в себе уверен, особенно вначале, когда не привык еще к роли знаменитого писателя.

Вообще близкие друзья Андерсена, кроме Торвальдсена и Гартмана, склонны были относиться к нему очень критически и говорили ему часто горькие истины вроде следующих: «Вы хороший человек, но вы о себе ужасно высокого мнения». Несмотря на разные недостатки, приписываемые Андерсену, его очень любили в обществе. Необыкновенная живость, сообщительность и редкий талант рассказчика делали его чрезвычайно интересным собеседником. Рассказывая про свои путешествия, он весь преображался, само лицо его менялось и казалось почти красивым благодаря тем переживаниям, которые его освещали. Вообще Андерсен любил говорить и говорил очень легко, так же как и писал. При этом он с необыкновенной легкостью сочинял стихи. Поэт Эленшлегер, произведения которого Андерсен любил до страсти, говорил про него, что он слагал плавные и красивые стихи раньше, чем научился писать и читать.

Неудивительно, что при нежном сердце и ясном взгляде на жизнь он приобрел такую массу друзей. Прибавим еще, что, несмотря на всемирную известность, на почетные титулы, ордена и постоянные сношения с высокопоставленными особами, Андерсен всегда оставался простым человеком, доступным для всех, и среди разных чествований, от которых у него буквально кружилась голова, особенно любил вспоминать про то время, когда бегал в дырявых сапогах по улицам Копенгагена, питался чем Бог пошлет и читал книжки, купленные на последние гроши у букинистов. Эти воспоминания наполняли его душу умилением и глубокой благодарностью к людям и к Богу, в которого он горячо верил. Несмотря на его наивное благоговение перед высокопоставленными особами, он особенно ценил, когда ему выражали симпатию люди из народа. Так, Андерсену очень приятно было узнать, что кучер одного из его знакомых пришел в хорошее расположение духа, побывавши на представлении пьесы Андерсена, в которой проводилась та мысль, что бедные люди могут быть не менее счастливы, чем богатые. Еще больше удовольствия доставил Андерсену один бедный мастеровой, подошедший к нему в театре после представления его пьесы. Мастеровой пожал ему руку и сказал: «Спасибо, господин сочинитель Андерсен, какая поучительная и хорошая пьеса!» Андерсен говорил, что эти слова лучше самых блестящих оваций. Прибавим еще последнюю черту к нашей характеристике Андерсена: его бескорыстие. Едва ли найдется много людей, которые бы меньше его думали о своих выгодах при сношениях с влиятельными и высокопоставленными лицами. То немногое, что имел он помимо заработка, то есть пенсия, получаемая им сначала в размере 200 рублей, а потом увеличенная почти до 1800 рублей, досталось ему стараниями его друзей или по личному желанию короля. Андерсен просил только раз в жизни, когда нуждался в путевой стипендии, причем действовал почти против желания и очень неловко.

Конечно, при его скромных требованиях и отсутствии семьи ему было достаточно этой пенсии и доходов с книг и пьес, но он проживал почти все, что у него имелось. Без сомнения, большая часть денег уходила на путешествия. При этом он доставлял себе иногда удовольствие повезти на свой счет за границу кого-нибудь из друзей. Нужно думать, что Андерсен немало помогал бедным, хотя он нигде об этом не упоминает и говорит только о массе получавшихся им письменных просьб. Вероятно, эти письма не всегда оставались без ответа. Другой на его месте, может быть, сумел бы даже составить себе порядочное состояние, но Андерсен не принадлежал к тем, кто способен копить. Он никогда не был богат, а если получал неожиданные деньги, то ехал лишний раз за границу и брал с собой кого-нибудь из близких друзей. Однажды, когда у него не хватило денег, он не задумался продать свои ордена… События последних тридцати лет его жизни заставили Андерсена забыть впечатления прежних обид. Он считал себя необыкновенно счастливым человеком. Вот какими словами начинается его автобиография:

«Моя жизнь – прекрасная, роскошная сказка. Если бы в то время, когда я вступил в свет маленьким, бедным, одиноким мальчиком, ко мне явилась всемогущая фея и сказала: „Выбирай свою цель и направление, а я буду тебя наставлять и защищать“ – моя судьба не могла бы быть счастливее, умнее и лучше. Моя жизнь скажет миру то же, что она сказала мне: есть милосердный Бог, который все приводит к лучшему».

Последняя фраза особенно характерна для Андерсена. Светлый и радостный оптимизм ее можно проследить во всех его произведениях. Он не верил ни во что окончательно дурное и находил, что все хорошо кончается. Даже сказка его «Ледяная дева», несмотря на свой крайне печальный конец, завершается фразой: «Все к лучшему».

Автобиографию свою он писал в лучший период своей жизни. Этим и объясняется отчасти ее светлый характер. Но все же другой на его месте вряд ли выказал бы такую ясность и мягкость души, какую сохранил Андерсен до конца своих дней, несмотря на все, что ему пришлось перенести в первую половину жизни. Нужно было иметь всю его незлобивость, всю созерцательность и чистую отвлеченность его натуры, чтобы не очерстветь сердцем от тысячи неудач и уколов, которые терпело его чувствительное самолюбие.

Между прочим, может показаться странным, что Андерсен не страдал от отсутствия семьи. У него были братья и сестры по духу, были люди, к которым он относился как к родителям. Что же касается его отношений к женщинам, то они носили совсем особую окраску. Сам он упоминает только об одной привязанности к женщине. Это была его первая несчастная любовь, которую Андерсен долго не мог забыть. Он не имел успеха у женщин. Они смотрели на него как на милого товарища, брата, и только. Андерсен был слишком женствен по натуре, чтобы возбуждать к себе иные чувства. Без сомнения, ему вредила также некрасивая наружность. В молодости Андерсен, вероятно, страдал от такого отношения к себе женщин, но потом свыкся с ролью их друга и вполне довольствовался своим положением. Его взгляд на женщин отличался возвышенным, идеальным характером. Он глубоко уважал женщин и особенно ценил в них чистоту, сердечность и чуткость. Как и во всем остальном, в отношении Андерсена к женщинам всегда преобладала духовная сторона над материальной. В жизни он был такой же идеалист и романтик, как и в своих произведениях.

Из всех женщин, имевших влияние на Андерсена, первое место занимала известная шведская певица Йенни Линд. Андерсен познакомился с ней в Копенгагене, когда она приезжала туда в первый раз. Они встретились у общих знакомых. В тот раз она не показалась ему замечательной как женщина, но сразу поразила его своим пением и драматическим талантом. Ни одна певица не производила на него такого сильного впечатления. Восхищала она его также как актриса, умеющая соединять женственную грацию и чистоту с драматизмом, глубокой жизненной правдой и простотой. Но больше всего ценил он в ней страстную любовь к своему искусству. Йенни Линд была весталкой искусства, как выражается Андерсен. Чистота ее жизни и возвышенность характера действовали на Андерсена до того обаятельно, что, по его словам, только глядя на нее, он научился ценить искусство так высоко, как оно им ценилось. Йенни Линд очень любила Андерсена, называла его братом и при встречах с ним в Дании и за границей выказывала ему всегда самые дружеские чувства. Между прочим, она была большой поклонницей его таланта. Отношение к ней Андерсена было совершенно исключительное. Оно похоже на почтительную и восторженную любовь человека, не имеющего никакой надежды на взаимность и поклоняющегося прекрасной звезде, облагораживающей и вдохновляющей его своим сиянием. Мы думаем, что только особая деликатность и стыдливость, свойственные женственной натуре Андерсена, заставляют его умалчивать о том, что именно такое чувство внушала ему эта необыкновенная женщина, представляющая редкий тип истинной артистки, для которой искусство было святыней и которая сумела сохранить идеальную чистоту на театральных подмостках.

Чтобы довершить картину отношения Андерсена к женщинам, мы считаем уместным рассказать один маленький анекдот, случившийся с ним в Париже. Однажды Андерсен отправился в знаменитый Баль-мабилъ, где провел не более четверти часа. Какой-то знакомый указал ему на развеселую парижскую красавицу и спросил:

– Что скажете вы о такой поэзии и о таком личике?

К большой обиде красавицы Андерсен посмотрел на луну, сиявшую полным блеском, и сказал:

– Мне больше нравится вот это старое, но вечно юное лицо.

– Monsieur! – воскликнула оскорбленная парижанка. Пренебрежение некрасивого поэта к ее прелестям было слишком очевидно.

Глава VIII

Празднества в честь Андерсена. – Семидесятилетняя годовщина. – Начало болезни. – Памятник. – Последние дни жизни и смерть Андерсена.

Андерсен мог бы считать себя вполне счастливым, если бы последние годы его жизни не омрачились сначала тяжелым общественным бедствием, а потом болезнью. Несчастная война 64-го года была для Андерсена временем тяжелых испытаний. Он невыносимо страдал, переживая неудачи, выпавшие на долю его родины. Все время находился он в подавленном, печальном настроении, почти ничего не писал и лихорадочно следил за ходом военных действий. По его словам, этот год был самым тяжелым в его жизни и все печали и неудачи его молодости бледнеют перед этим общественным бедствием.

Наступило наконец время, когда и Дания возвеличила Андерсена, признавши то, что давно уже было признано другими странами. В 1867 году Андерсен получил первое доказательство своей популярности также и в Дании. В этом году его родной город Оденсе устроил в честь знаменитого писателя особое празднество. Весь город был разукрашен флагами и гирляндами, и школьники были освобождены от занятий, но главное торжество происходило в ратуше. Там при большом стечении народа Андерсену поднесли диплом почетного гражданина. В его честь был устроен обед и бал, говорились речи и пелись песни со словами его сочинения. Громадная толпа народа провожала любимого писателя из ратуши до дверей его квартиры. Вечером в городе зажгли иллюминацию, так что Андерсен невольно вспомнил предсказание знахарки. Празднество длилось несколько дней, и знаки внимания и симпатии граждан родного города глубоко взволновали и растрогали Андерсена.

Через два года после этого, в день пятидесятилетней годовщины прибытия Андерсена в Копенгаген, город этот устроил ему еще более торжественный праздник. Комната его была засыпана цветами. Он получил больше пятидесяти роскошных букетов. В его честь опять давали торжественный обед, говорились речи, и было получено множество поздравительных телеграмм со всех концов света, в том числе и от датского короля. Сочувствие было всеобщее и полное. Андерсен был счастлив, растроган и утомлен донельзя.

Теперь Андерсен чувствовал себя настолько счастливым, что ничего более не желал. Но ему не раз приходила в голову мысль: «Долго ли еще продлится это счастье? Много ли остается мне жить?» Предчувствие его не обманывало, так как на 66-м году жизни уже начались его старческие болезни, проявившиеся вначале припадками кашля и ревматизма.

Болезнь Андерсена усилилась после несчастного случая во время одной из его поездок за границу, когда он сильно расшибся, упав с постели. По определению врачей, у него был рак печени. Он чувствовал боль в боку, слабость и судорожные сжатия в сердце.