Отпущение грехов

Несмотря на довольно ранний час, зал ресторана уже заполнился почти наполовину. Дальний угловой столик был свободен, отметила я.

Докукин направился к нему, цепляясь за все, за что только было возможно, едва не опрокинул стол каких-то быкообразных молодых людей с двумя девушками и, чувствуя на себе их нелюбезные взгляды, неловко, бочком присел за указанный в записке столик.

Не дожидаясь, пока ко мне подойдет официант с меню, я сама подошла к стойке бара и заказала себе немного мартини.

Бармен невозмутимо налил мне полбокала и пристально взглянул, как я поднесла заказанный напиток к губам.

И в этот момент маленькие, вероятно, раритетные часы с кукушкой, висевшие над входом в служебные помещения ресторана, пробили шесть часов вечера.

Я машинально обернулась к дверям и увидела, как в зал входит невысокий мужчина лет около сорока, в короткой куртке и простых черных джинсах. Он на мгновение задержался у гардеробной и, не снимая верхней одежды, прошел мимо стойки бара, где сидела я, спокойно направляясь к докукинскому столику.

Я закурила сигарету (вернее, сигариллу – маленькую сигарку) ароматизированного «Captain Black» и повернулась к бармену.

– Будьте так любезны, еще столько же мартини, пожалуйста.

* * *

– Добрый вечер, – произнес мужчина в короткой куртке, бесшумно присаживаясь рядом с испуганно таращившимся на него Докукиным. – Николай Николаевич?

– Д-да, – выдавил тот.

– Я от вашего научного руководителя, Сергея Сергеевича Клинского. К большому сожалению, в связи с известными вам событиями Сергей Сергеевич не сумел встретиться с вами лично, поэтому он попросил меня договориться с вами о встрече, чтобы решить один небольшой вопрос.

Человек говорил очень вежливо, приятным, хорошо поставленным глубоким голосом бархатного тембра, делал артистические паузы, подчеркивая ключевые слова в своей речи. Все это, вместо того, чтобы успокоить Докукина, еще больше напугало его. Он вцепился в принесенный ему минутой ранее кофе эспрессо и едва сдерживал предательскую мелкую дрожь, пронизывающую все тело.

Неизвестный смотрел на него с доброжелательным любопытством – примерно так, как орнитолог смотрит на редчайший экземпляр бабочки.

– Так это вы… заходили… ко мне ночью? – наконец выдавил Докукин.

– Дело в том, что это был единственный способ связаться с вами. Телефона у вас нет, на работе вас не выловить, машину вы водите столь виртуозно, что наш шофер трижды едва не угодил в аварию. – В его голосе прозвучала неуловимая издевка, как если бы он дополнил свои слова: «аварию, спровоцированную вами, Николай Николаевич».

Впрочем, хватило и одного «виртуозного вождения».

– Я приношу вам свои извинения за то, что мы вошли в ваш дом и оставили там записку. Нам нужно было гарантировать то, что наша записка дойдет до вас.

На лице Докукина высветилось так тщательно сдерживаемое им скомканное смятение.

– Но… как же вы вошли? – спросил он. – Ведь я запер все двери.

На невозмутимом лице неизвестного появилась легкая улыбка.

– По-моему, кто-то из нас стал жертвой нелепого заблуждения, – произнес он. – Дело в том, что ваша дверь не то чтобы была закрыта, она была распахнута настежь. Правда, в ней торчал ключ, повернутый на два оборота, так, как если бы дверь заперли. Но уверяю вас, Николай Николаевич, она была открыта. Разве мы стали бы ломиться в запертую дверь среди ночи?

– Да? – пролепетал Докукин. – Значит… эти говорящие сло… слоны были не вы?

– Простите?

– Да нет, ничего, – отмахнулся Коля. – Я заговариваюсь. Просто в последнее время в моей жизни столько разных, совершенно непонятно откуда взявшихся неприятностей… разных проблем, знаете ли, что иногда мне кажется… что вот так… ум за разум…

Под пристальным доброжелательным взглядом незнакомца Докукин путался все больше и больше, пока наконец совсем не умолк.

– Ну хорошо, – ровным голосом заговорил тот. – Будем считать, что инцидент исперчен, как говорил Маяковский. Теперь к делу. Меня зовут Леонид, и я, как вы уже слышали, от профессора Клинского. Он просил вас дать мне доступ в лабораторию вашего института.

– Лабораторию? – растерянно произнес Докукин. – Какую еще лабораторию?

– Вашу, в которой вы работаете, Николай Николаевич. Сергей Сергеевич очень просил вас сделать это, потому что в лаборатории остались важные доказательства того, что он не виновен в том, что ему инкриминируют.

В этот момент, как ни был напуган Докукин, он с просыпающимся раздражением подумал, что из него делают дурачка. Что это еще такое – «дать доступ в лабораторию», где якобы остались важные доказательства?

– Я не понимаю, – проговорил он. – Если вам нужно, вы можете прийти и найти эти важные доказательства.

– Вы меня не поняли, – мягко, но с нажимом прервал его Леонид. – Вы меня не поняли. Я говорю не о самой лаборатории, а о спецхране, который существует при ней.

Тут Докукин понял. Понял и захлопал глазами.

– Вы говорите о комнате, где хранятся медикаменты и фармацевтические реактивы? Или, быть может… я что-то не так понял?

– Вы совершенно правильно все поняли, – сказал тот. – Именно это и велел передать вам профессор. Как вам должно быть ясно, сам он не может сделать это и поэтому просил передать вам, что…

– Но это невозможно, – с отчаянно ухающим в груди сердцем пробормотал Коля. – Совершенно невозможно, уверяю вас… Даже если бы я захотел провести вас туда, то все равно это не удалось бы… там охрана, и вообще…

– А вот это вас совершенно не касается, – неожиданно сменив тон, проговорил Леонид. – Тем более что в любом случае вы сейчас едете с нами.

– Ку… куда?

– Дело в том, что вы слишком переутомились от той работы, которой так неблагоразумно себя загружаете ежедневно и ежевечерне, если не сказать – еженощно. Так что я рекомендовал бы вам отдохнуть, как говорится, душой и телом. Поедем в бассейн, сауну, выпьем, хорошо поедим, поговорим, пообщаемся с красивыми женщинами. Разве плохо?

– Но…

– Вы знаете, Николай Николаевич, в вашем случае никакие «но» и прочие малосущественные речевые элементы мною не рассматриваются. Так что мы едем в любом случае. Прошу вас.

И Леонид встал и сделал галантный жест рукой в направлении выхода из ресторана.

– Но, Леонид, вы не понимаете, что…

И тут мужчина в короткой куртке поднял на Докукина светло-синие глаза, и Коля, похолодев, увидел, что в них нет совершенно ничего человеческого – только беспощадная, сгибающая, вызывающая слепое и безотчетное желание убежать, укрыться от этого пронизывающего взгляда воля. Жуткая, несгибаемая, непреодолимая.

Вероятно, таким взглядом шаман вуду зомбирует свою жертву, а змея гипнотизирует птичку, случайно залетевшую в зону досягаемости страшного пресмыкающегося.

Докукин медленно поднялся и, чувствуя в позвоночнике холодный, словно выкованный из цельного куска нетающего льда кол, направился к выходу, механически переставляя одеревеневшие ноги и ощущая, как упруго давит в спину ровный – беспощадный – небесно-синий взгляд Леонида…

Быть может, это никакой не Леонид, мелькнуло в мозгу доселе чуждого мистике и оккультизму Коли.

Быть может, это никакой не Леонид…

* * *

Я ничего не могла поделать.