– Имя Крапивина Эдуарда Петровича тебе о чем-нибудь говорит?
– Ровным счетом ни о чем.
– Я так и думал, – усмехнулся Костя.
Я укоризненно посмотрела на следователя.
– Не обижайся. – Мечников поймал мой недовольный взгляд. – Крапивин – журналист, печатается во всех политических и экономических журналах нашего города. Ты, конечно же, ничего из написанного им не читала?
– Нет. А какое это имеет отношение к делу?
– Тогда расскажу тебе о Крапивине поподробнее, – сказал Мечников и свернул на трассу в сторону области. – Он человек свободного полета, не хочет работать на кого-то конкретно, творит в свое удовольствие, а потом предлагает статьи издательствам.
– Так, это сейчас не главное, – отмахнулась я. – Крапивин понимает, за что его хотят наказать? Догадывается, о чем идет речь?
– Понятия не имеет.
– А что ты, как следователь, сделал?
– Жень, не поверишь, я, как следователь, даже дело возбудить не могу. Потому что никакого криминала нет, доказательств угроз нет, ни писем, ни записей телефонных разговоров. Голые слова.
– Ну, я тебя хорошо знаю, Мечников, ты наверняка что-нибудь придумал. Что собираешься делать?
– Так я уже делаю, я тебя к нему везу, – усмехнулся Мечников. – Вот, кстати, мы и приехали.
Я посмотрела в окно. Мы остановились возле небольшого трехэтажного здания сталинской постройки.
– Вот тут и творит журналист Крапивин Эдуард Петрович.
– А живет он не там же, где творит? – спросила я, выходя из машины.
– Нет, Эдуард Петрович не путает работу с личной жизнью. Тут у него кабинет, а в Тарасове уютная трехкомнатная квартира.
– Ясно, – кивнула я и пошла вслед за Крапивиным.
Мы вошли в темный вонючий подъезд и, к моему удивлению, пошли не наверх, а вниз. По разбитым ступенькам углубились в полуподвальное помещение и уперлись в металлическую дверь, на которой была привинчена табличка с именем Крапивина. Мечников надавил на звонок трижды, потом еще два раза.
– Это сигнал, что свои пришли? – спросила я шепотом.
– Вроде того, – тихо ответил Костя.
– Мечников, ты уверен, что твой журналист в своем уме? Может, он решил в шпиона поиграть, а нас для компании подключил, чтоб мы вместе в песочнице клад искали?
– Тс-с… – Костя приложил палец к губам, призывая меня к тишине. – Потом поговорим, сначала познакомлю вас.
Мелькнул огонек, нас с Мечниковым изучали в дверной «глазок». Потом щелкнул замок, дверь открылась, и яркий свет от многочисленных светильников ударил в глаза.
– Константин Афанасьевич, рад вас видеть, – долговязый мужчина в очках гостеприимно распахнул перед нами дверь. – А вашему визиту, Евгения Максимовна, я рад втройне.
Я с удивлением посмотрела на мужчину.
– Наслышан о вас и ужасно рад, что теперь вы будете работать со мной, – продолжал тарахтеть Крапивин.
Я пожала плечами.
– Для начала хотелось бы узнать суть дела и понять, сколь необходимо мое участие.
– Очень, очень необходимо, – принялся уверять меня журналист, усаживая за свой рабочий стол.
– Эдуард Петрович, у нас мало времени, – мне на выручку пришел Мечников. – Расскажите Евгении Максимовне все, что вы рассказывали мне.
– Понял, рассказываю.
История Крапивина растянулась на долгих полчаса. Говорил он по-журналистски сухо, но исключительно по делу. Подробно описал слежку и людей, которые за ним следили, детально обрисовал три ситуации, в которых он едва не пострадал от рук неизвестных. И об угрозах по телефону, разумеется, тоже упомянул. Из всего услышанного я сделала неутешительный вывод: либо Эдуард Петрович криминальных фильмов насмотрелся и нафантазировал себе слежку с угрозами, либо против него затеяли какую-то хитрую игру, осторожную и опасную.
– А прослушку на телефон не пробовали ставить? – Мой вопрос был адресован Мечникову.
– А как же, – живо отреагировал он, – конечно. Делалось все это неофициально, в обход начальства, но прослушку мы установили.
– И что?
– Мне каждый вечер звонит кто-то, – вмешался Эдуард Петрович. – Но голос какой-то неопределенный, ни мужской, ни женский. – Он пожал плечами.
– Прослушка наша реагирует на звонок, но записи самого разговора нет, пара минут тишины, и абонент отключается, – добавил Константин.
– Даже так, – усмехнулась я. – Значит, вы, Эдуард Петрович, снимаете трубку, разговариваете с неизвестным, выслушиваете его угрозы, но разговор не фиксируется на пленке?
– Вот именно, – Крапивин закивал, – мистика какая-то.
– А другие разговоры? Ведь не только злоумышленник названивает Эдуарду Петровичу, – я снова перевела взгляд на Мечникова.
– С остальными все в порядке, запись есть.
– Как мило.
– Евгения Максимовна, я хочу, чтобы вы приступили к работе немедленно, с этой самой минуты, – начал уговаривать меня журналист. – Я за все заплачу.
– Константин Афанасьевич, могу я переговорить с вами наедине? – Я посмотрела на Мечникова.
– Я вас оставлю. – Крапивин поднялся со стула. – Буду в соседней комнате.
– Ты что, издеваешься надо мной? – накинулась я на Константина.
– Жень, Жень, не кипятись, – зашептал Константин. – Я понимаю, выглядит все это странно, но Крапивину надо помочь.
– То есть ты серьезно относишься к его страхам? – Я усмехнулась. – По-твоему, коробка с пустыми бутылками, которая упала на него в супермаркете, это покушение? И сгоревшая бытовка рядом с его дачей – это тоже акт возмездия?
Мечников едва сдерживал смех, понимая, как надуманны страхи Крапивина, но, несмотря на это, продолжал настаивать на моем участии в деле.