Я не ангел

– Ну, не столько же времени! И где телефон у него? В машине, что ли, бросил?

Это было странно: трубку Сергей всегда носил в кармане, чтобы быть на связи в любой момент.

– Ладно, пойду. Может, просто звонка не слышит.

Первое, что я увидела, подходя к парковке, – это оцепление. Мою машину обступили люди в форме, двери открыты настежь, кругом суета. Что за ерунда?

– Минуточку, мадам, – преградил мне дорогу толстый полицейский с красным носом, – туда нельзя.

– Что происходит? Это моя машина.

– Ах, ваша? Погодите-ка… – Он повернулся и крикнул: – Андрей Васильич, тут хозяйка объявилась, пускать?

От толпы отделился высокий человек в форме, подошел и сунул мне «корочку»:

– Майор Зеленый. Ваша машина?

– Моя. В чем дело?

– Документы попрошу.

– Документы у водителя, я сама за рулем не езжу.

– Ваши документы, – поморщился он, и я вдруг разозлилась.

Что за манеру взяли наши правоохранители общаться с людьми так, словно они все априори преступники?

– Моя фамилия Жигульская, я адвокат. – Я сунула ему паспорт и адвокатское удостоверение и с удовольствием наблюдала, как меняется выражение его лица. – Теперь, надеюсь, вы объясните мне, в чем дело?

– Дело, Варвара Валерьевна, в том, что в вашей машине обнаружен труп гражданина Топоркова Сергея Михайловича, одна тысяча девятьсот семьдесят седьмого года рождения, – со вздохом ответил майор. – Вы знали данного гражданина?

Я оторопела. Как – труп?! С чего?! Почему Сергей, как вообще…

– Погодите… я не совсем понимаю…

– Ну что тут непонятного? На водительском месте вашей машины труп. Вы знали гражданина Топоркова?

– Конечно… это мой водитель, он возит меня уже пять лет. Но я не понимаю…

– А нечего понимать. Мертв ваш водитель. Задушен, предположительно удавкой.

– Удавкой? – переспросила я. – Это значит, что кто-то сел в машину на заднее сиденье?

– Правильно, – кивнул Зеленый, – и этот «кто-то» не вызвал у него подозрений.

– Из чего это следует?

– Ну вы же не маленькая! А как иначе подобраться к человеку, который сидит в машине?

Я бы с удовольствием подискутировала на эту тему, но мне нужно было как-то попасть в суд, и сделать это по возможности скорее. Гибель водителя не будет служить мотивом для переноса слушаний, как бы жестоко это ни звучало. Сергея безумно жаль, но теперь это уже неважно – он мертв, а мне нужно жить дальше.

Я попыталась, как могла, объяснить это майору. Пришлось даже взглянуть на труп водителя. Сергей сидел на своем месте, неестественно запрокинув назад голову, и на шее в расстегнутом воротнике кожаной куртки виднелась багровая полоса. Меня затошнило, закружилась голова, и я, качнувшись, ухватилась за стоявшего рядом майора. Он поддержал меня за плечи, иначе я мешком свалилась бы в снежно-грязевую кашу на тротуаре.

– Ладно, с вами все ясно. Если будете нужны, вызовем, – буркнул он. – Селиванов, проводи даму. – И рядом со мной тут же возник молоденький полицейский, на чью руку я оперлась, чтобы дойти до здания.

Я вернулась в офис, чем удивила Нину, которая считала, что я уже подъезжаю к зданию суда:

– Ой, Варвара Валерьевна, а вы чего это вернулись? Забыли что-то?

И только сейчас, в теплом кабинете, меня покинули силы, а произошедшее предстало во всей красе: убитый в моей машине Сергей, с которым я рассталась несколько часов назад. Недавно он был, мы завтракали в небольшой кофейне – и вот его уже везут в морг в черном пластиковом мешке.

– Нет… не забыла… – Я буквально упала на диванчик, распахнула шубу и расстегнула воротник блузки – стало нечем дышать. – Сергея убили… вызови Дмитрия срочно, пусть едет в суд вместо меня. И позвони Артему Анатольевичу, предупреди, что вместо меня приедет Дмитрий… – выговорила я, с трудом ворочая языком.

Нина слушала, прикрыв рот ладонью, и часто кивала головой:

– Да-да, конечно… я сейчас… вам, может, валерьянки?

– Коньяк лучше…

Осторожно, как с больного ребенка, Нина сняла с меня шубу, принесла бокал, в котором на дне плескался коньяк, и взялась за телефон. Наверняка клиент сейчас разозлится, но я внезапно поняла, что не смогу никуда ехать, не смогу ничего говорить и толку от меня никакого не будет. А Димочка в курсе, он сумеет представить интересы клиента не хуже меня.

Я на какое-то время выпала из окружающей реальности, ничего не слышала и не видела. Три больших глотка коньяка дали о себе знать – в голове закружилось, зашумело, руки и ноги сделались горячими и ватными. Сейчас бы прилечь, закрыть глаза… а когда я проснусь, окажется, что ничего не случилось, и Сергей жив, и в суд я сама еду… Если бы…

– Варвара Валерьевна, я мужу вашему позвонила, он уже едет, – вплыл откуда-то голос Ниночки, – сейчас домой вас заберет, поспите…

Я открыла глаза и не сразу поняла, где нахожусь, – оказывается, на самом деле уснула, чем испугала секретаршу.

– Вы вся бледная сделались, а руки ледяные просто, – рассказывала она, присев на край диванчика. Надо же, а я не почувствовала прикосновений. – Я с вас сапоги сняла, уложила, а вы даже не проснулись.

Я перевела взгляд на ноги – они были укрыты шубой, а сапоги действительно лежали на полу возле ножки дивана. Ничего себе, как на меня подействовало это происшествие… Совсем нервы ни к черту, так не годится. Еще и Светик приедет… и театр вечером…

Муж ворвался в офис в расстегнутой дубленке, взмыленный и напуганный одновременно:

– Варенька! Что случилось, что тут за ужасы?

Я уже окончательно пришла в себя, хотя по-прежнему полулежала на диване, укрытая шубой. Нина что-то печатала, изредка бросая в мою сторону осторожные внимательные взгляды – видимо, боялась, что работодательница ненароком отдаст концы. Но мне на самом деле стало немного лучше, только в ушах по-прежнему шумело от коньяка. Я крайне редко пила крепкие напитки, и сегодня случай был исключительный.

Светик сел рядом со мной, взял за руки и с тревогой заглянул в глаза:

– Варенька, с тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, чем Сергей, если ты об этом. – Муж раздражал меня своими вопросами, и, хотя я понимала, что он не виноват, справиться с собой не могла. – Что ты дурацкие вопросы задаешь? – И осеклась, вспомнив о замершей у компьютера секретарше. – Поедем домой, там все расскажу.

Светик засуетился, помог мне обуться, подал шубу. Я видела, что от него не укрылось отсутствие пуговиц на блузке под расстегнутым пиджаком, но знала, что он никогда не опустится до расспросов и подозрений – просто потому, что побоится услышать правду. Он никогда не хотел ее знать, хотя, подозреваю, всегда чувствовал, что я изменяю ему. Но он предпочитал много лет закрывать на это глаза, чтобы не потерять меня насовсем, окончательно. Мой муж вел себя со мной как с блудливой уличной кошкой, хотя никогда вслух не признавался: он меня любил, жалел, грел и кормил, а еще радовался, когда домой приползала. Могла бы этого не делать, и Светик знал об этом не хуже меня.

Уже в машине, устроившись на заднем сиденье, я с сожалением спросила:

– А как же билеты, Светик? Ведь балет сегодня… Кстати, а ты почему вернулся? Что с контрактом?