Воздвигнуто четыре
Молитвенных руки —
Как с пальмами. В предзнаньи
Неотвратимых мук,
С пасхальными глазами
Сидели: бабка, внук —
Покамест лба и лица
Не поглотила тень.
То верхняя жилица
В дом въехавшая в день
Тот...
И стало у них как в церкви
В Светлый праздник, в речной разлив.
Стала бегать старуха к верхней,
Внуку – слова не проронив.
– Не наскучу и не нарушу,
Только рученьку Вам пожму!
Пойте, пойте! Ласкайте душу
Внуку бедному моему.
В нашей жизни – совсем уж дикой —
Вы – родник для него, магнит.
Как с извозу придет – так лику
Не умыв – в потолок глядит!
Да, великое Ваше дело!
За высокое Ваше la —
В ножки кланяюсь старым телом.
Молода была – тоже пела,
И – сама молода была!
4
Не ветхой лестницей, где серо
От дыма и пахнет ближним —
На крыльях голоса своего
Спустилась верхняя – к нижним.
В сие смешение пустыря
Со складом, костра – с затоном,
На круглом облаке ниспаря,
Как феи во время оно.
С той разницей, что у фей – из рук
Алмазы, для глаз – соблазны.
– “Мой внук любезный, – а это – друг
Заглазный: наш звук алмазный!”
Я знаю: вида читатель ждет.
Читатель, прости за смелость!
Условившись, что и нос и рот,
Все, все у нее имелось —
Не хуже нашего, это “все”
Смахнем, как с подушки волос.
Зачем певицыно нам лицо,
Раз вся она – только голос:
Невидимость! Раз видней всего