Третье поколение

– С каждым разом бумага все хуже, – заметил он. – Ее, может, даже принтер не схавает.

– Не переживай, друг, скоро от руки переписывать будешь, – хмыкнул Тэп. Он неожиданно уперся руками в стол, склонился к самому уху Эдгара и шепнул: – Гоу со мной, пора изумляться.

Как курьер Тэп с утра до вечера путешествовал по коридорам H-палубы, время от времени спускаясь на уровень или два ниже, до самой подсобки – межстратовый пропуск у него имелся. Не проходило и недели, чтобы он не притаскивал с собой гостинца. Возможно, он даже проникал в запретную зону, но точно этого никто не знал: в ответ на все вопросы Тэп пожимал плечами и загадочно улыбался.

Находки волновали и пугали Эдгара. Обычно это были осколки прежней жизни – старые, уже ни на что не годные вещи, оставленные вторым или даже первым поколением. Первое поколение – предков – Эдгар видел в самом далеком детстве. Рассказывали, что сейчас последние старожилы обретаются на высших палубах, но в промке так долго не живут. Эд старался не задумываться о длине жизни, тем более что завершиться она должна была на корабле: полет, рассчитанный на полторы сотни лет по собственному времени для конвоя при старте, для их ковчега теперь растянется на тысячелетие.

– И что ты нашел? Под порку не угодим? – понизил голос Эдгар.

– Гоу, гоу, никакой запретки, мой осторожный друг, – заверил Тэп.

Если честно, Эдгару совсем не хотелось отправляться в дальнее путешествие, но почему-то Тэп выбрал юного клерка в друзья и поверял ему свои маленькие тайны, которые манили и пугали. Тэп был напорист, Эдгар подчинялся, но зачастую находил возможность улизнуть.

Они вышли в коридор, Эдгар вытянул раздвижную дверь и запер на простенький механический замок – электронным он перестал пользоваться уже давно. Для вора взломать такой замок – плевое дело, но в центральных коридорах днем полно народу, при людях дверь курочить не станут, а на ночь Эд опускал самодельные жалюзи. Одно время, когда воровство приобрело характер эпидемии, он спал на палубе в аппаратной, придвинув к двери стол для блокировки. Воровали в основном краску – ее и сейчас Эдгар прятал в самодельном шкафу с кодовым замком, заказал у Джи за пару донатов. Сейчас это бедствие несколько поутихло после того, как префект устроил повальные рейды и всех пойманных с ворованным секли и клеймили. Тогда Пик, друг Эдгара, буквально с пеленок – потому как они и в одном ясельном боксе провели первые годы, а затем на уроках в школе торчали рядом – пойман был с ворохом краденого, в том числе вещей из аппаратной. Но уличенный и выпоротый, при встрече Пик радостно улыбался, тянул руку для пожатия и лез с разговорами, как будто ничего не произошло. Эд вынужден был терпеть его, потому что не умел дать отпор. А вот бабушка (Эдгар помнил ее очень смутно, она уже двенадцать лет как отправилась в Утку), рассказывала, что среди первого поколения воров поначалу вообще не было.

– Привет, Эрг! – окликнула клерка девушка в сине-зеленом трико и широкой белой футболке. Через плечо у нее висела сумка с инструментами.

Смуглокожая, гибкая, с тонкими чертами лица, с мелкими завитками медных волос – наследство африканской крови, она заставляла Эда цепенеть взглядом зеленоватых глаз, чьи радужки напоминали ему фотографии далеких газовых туманностей.

Почти все девушки третьего поколения игнорили форму. Лишь упертые карьеристки, воображавшие, что их возьмут на верхние палубы, если они будут следовать уставу и спать с начальством по первой предложке, все еще заказывали себе комбезы с эмблемами корабля.

– Привет, – отозвался Эдгар. Девушку звали Джи – то есть она так себя называла. На самом деле полное имя ее было Джессика. Они иногда встречались на камбузе, а еще пару раз на палубных космишках, когда практически все обитатели боксов вываливались в просторный холл, где из вентиляции сладко дышало мутящими разум парами.

– Где новый приказ префекта по нашей палубе? Опять принтер сгорел? – спросила Джи.

– Зайди часа через два, – предложил Эд. – Бумагу сегодня привезли дерьмовую, придется помучить принтер. И потом у меня дела.

– Отсчет пошел, два часа, – отозвалась Джи. И уже миновав друзей, подняла руку и повертела ладонью из стороны в сторону – мол, пока-пока.

– Твоя девчонка? – спросил Тэп.

– Нет, ну что ты, – смутился Эдгар.

– А почему нет?

Эдгар скорчил недоуменную гримасу – мол, не знаю, и не пытался даже.

– Так дерзни, мой робкий друг!

Эдгар невольно сморщился. Быть дерзким – плохо, этому учили с детства. И разницы между дерзать и дерзить не видели. Надо всех слушаться, сидеть тихо, говорить только когда разрешат, не бегать, не кричать. Если бегаешь и дерзишь, тебя запирают вместо перемены в карцер.

– Эй, чего замер? Столбняк напал? Или медитируешь? – Тэп подхватил тележку, и они двинулись по коридору. Пустая тележка дребезжала раза в три громче, чем прежде груженая.

Впереди робот-уборщик драил стену – вниз-вверх, вниз-вверх. Движения неровные, дерганые, губка вставлена в единственную пластиковую руку вместо механической кисти. Вода подавалась из тонкого шланга толчками, но слишком обильно – за железным работягой тянулся влажный след, то и дело превращаясь в лужицы желтоватой технической воды. Вода ощутимо отдавала хлоркой. Сейчас стены переборки совершенно голые, если не считать прорезей дверей и технологических лючков. А когда-то – рассказывали – их украшали голограммы первых астронавтов и космонавтов и улыбчивые портреты высших офицеров корабля. Но после гибели Первого Командора голограммы исчезли.

Для командиров корабля звание стало именем, как «Цезарь» у властелинов Древнего Рима. А еще их называли Первый, Второй и Третий, будто королей на Старой Земле. Все эти подробности Эду сообщил Эпиктет – он много чего знал.

– Когда библиотеку откроют? – Перед товарищем Эд старался выглядеть интеллектуалом. На самом деле проблемы с библиотекой ему были до звезд.

– На собрании уверяли: через неделю.

– Неделя уже прошла. Даже больше, – напомнил Эдгар.

– Может, снова собрать людей?

– А толку? С палубы D от научников к нам опять никого не пришлют. И от ремонтников в прошлый раз никто не спустился. Архивариус как был ломаный, ломаным и останется. Поглазеем друг на друга, примем решение и разлетимся.

– Выход прост: выбить дверь и самим открыть библиотеку, – предложил Тэп.

– Хочешь, чтобы тебя поймали и клеймили? Ну-ну.

– Трусость – «самый страшный порок», – Тэп обозначил голосом кавычки неизвестной цитаты. – Но тут ты прав, без архивариуса архив бесполезен. Ограничимся тем, что летает в Сети.

– Мы все время чем-то ограничены, – осмелился раздражиться Эдгар. – Нам даже с палубы на палубу переходить запретно.

– Не всем, не всем, у меня есть пропуск, – приосанился Тэп. Хотя он именовал себя философом, но мелкими подачками гордился.

– Только вниз. А вверх – ни-ни, – уязвил Эдгар.

В детстве, кажется лет с семи, их подрастающая шайка всеми силами пыталась расширить пределы бытия, они часами ошивались в боковых коридорах, отыскивая закрытые лестницы, чтобы прорваться на палубу выше. Однажды им это удалось. Кошмар взломал замок аварийной лестницы, и ребятня толпой ломанула наверх. С лестницы изнутри дверь открывалась свободно, и они, радостно гомоня, выскочили на палубу G в ожидании чудес. И что увидели? Точно такой же грязноватый коридор, ряды дверей, все тех же унылых взрослых, малышей, обряженных в оранжевое. Тот же запах с примесью хлорки, гул генераторов в техническом блоке, стеклянные двери в оранжерею. Разве что небольшой холл с броской табличкой «Зона рекреации», на палубе H совершенно пустой, здесь был заставлен горшками с буйными растениями, сладко и незнакомо пахнущими. Под сенью зелени выставлялись крутыми бочками скамейки для отдыха, манила присесть тахта в виде большой раковины, в прозрачном шкафчике теснились капсулы с музыкой и книгами. И еще здесь висело светящееся табло, на котором значилось время полета: «69 лет, 2 месяца, 12 дней. Время собственное». Чуть ниже второе табло отсчитывало часы, минуты, секунды.

Здесь, в зоне рекреации, их всех и повязали безопасники и тут же спустили палубой ниже, к месту приписки. Поскольку детей на корабле не клеймили, то наказание ограничилось поркой, весьма в этот раз болезненной. Но миновала неделя, поджили рубцы, и Кошмар вновь полез искать пути наверх, кляня себя за то, что подался на промпалубу G, тогда как можно было подняться выше, хотя бы до таинственной и загадочной C, где, как утверждал Кошмар, велись поиски новых биоматериалов. «Новая пастила вместо мерзких синтов!» – размечталась Джи. «Си» почему-то особо манила Кошмара. Куда только не совался он в своих новых экспедициях – тощий и мелкий, ловкий и изворотливый, будто змея, он пробивался в вентиляционные отсеки, спускался в канализацию, и там однажды чуть не застрял навсегда, но, освободившись каким-то чудом, тут же попытался в пустом контейнере на транспортере добраться до грузового лифта.

Поначалу самые отчаянные следовали за ним, но с каждой новой поркой спутников у него убавлялось, пока Кошмар наконец не остался один. Его упорство не могла перешибить ни одна плетка. Время от времени он исчезал, чтобы вернуться с потрясающими рассказами о своих открытиях. Во-первых, он сумел побывать на балконе, который был закрыт давным-давно, во всяком случае, красная запретная табличка горела на двери балконного шлюза, сколько Эдгар себя помнил. С балкона Кошмар обозревал открывшийся ему вид и даже сделал несколько изок на свой планшет. Столпившись вокруг гордого путешественника, «банда» рассматривала звезды и засыпала Кошмара вопросами. «А где же “Джеймс Кук”?» – «Здесь, впереди», – уверенно указывал Кошмар на одну из звездочек. – «Вот бы добраться туда», – шептала Джи мечтательно, и все остальные кивали – Эдгар, Пик, Ташка. Потом Кошмар отыскал задраенный технологический колодец и по нему переползал с одной страты промки на другую, пока им не овладела новая страсть: он стал искать доступ на ангарную палубу – к шаттлам, чтобы добраться до «Джеймса Кука» и поглядеть, как там все устроено.

Последний визит шаттла с «Кука» состоялся очень давно – Эдгару тогда исполнилось семь, это был как раз его день рождения, и внезапный визит затмил все радости детской днюхи – торт с желто-синим кремом, фейерверки и шипучий лимонад. По информканалу Сети на больших голограммных экранах в зоне рекреации и в столовой транслировали прибытие шаттла и встречу экипажа с научной группой на палубе D. Потом куковский шаттл улетел, и следом отправились еще два их собственных челнока с Мостика. Но назад они не вернулись. Не вернулся и Кошмар – он где-то сгинул в своей последней экспедиции. Время от времени вспоминая о нем, Эдгар робко надеялся, что Кошмар добрался до ангарной палубы, угнал шаттл и достиг загадочного «Джеймса Кука», прежде чем случилась авария, и их кораблю пришлось сбросить скорость до сотки от световой, чтобы не быть размазанным на атомы первым попавшимся на пути метеоритом.

– А ты знаешь, что Джеймса Кука убили на Гавайских островах? – Тэп решил блеснуть эрудицией, чтобы сгладить неприятный осадок от насмешки младшего друга.

Эдгар очнулся от раздумий, зачем-то кивнул, хотя этого факта не знал, к тому же ему было совершенно все равно, как погиб Кук.

– Возможно, Кошмар застрял между палубами, – сказал он, резюмируя нахлынувшие воспоминания.

Но Тибериус на его слова не отреагировал.

– Надо же, чистюль не всех еще истребили! – удивился философ и указал на адсорбирующий шар.

Шар прилепился к стене под самым потолком, из проколотого брюха биотеха тянулась липкая густая нить. Вообще-то это была чрезвычайно полезная штука, способная вытянуть из воздуха и рассортировать по капсулам всякую вредную хрень, но школята, всякий раз завидев адсорбик, устраивали на него охоту: те, кто поменьше и полегче, взбирались на плечи высокорослым, и с гиканьем и визгом метали в шар все, что могло сойти за копье или дротик. Это называлось «конной атакой», и ребятне было до звезд, что из пробитого резервуара чистильщика им на голову лилась и сыпалась отрава.

Сейчас, завидев сморщенный шар, Эдгар весь подобрался, как будто собирался прыгнуть и, оттолкнувшись от стены, рвануть к потолку, чтобы прикончить несчастный адсорбик. Тибериус заметил его странную собранность, глянул наверх и тут же наградил довольно сильным тычком в спину. Эдгар мотнул головой, передернулся и спешно свернул в боковой коридор.

Чем дальше от центральной зоны палубы, чем ближе к корме, тем реже попадались обитаемые боксы. Мертвые ячейки без людей, опутанные синими сетками примитивной защиты, тянулись на десятки метров, лишь изредка сменяясь желтыми окошками, за которыми мелькали людские тени – намек на жизнь, на упрямое копошение. С каждым годом людей в жилых боксах становилось все меньше, а с Мостика не поступало приказа на генерацию четвертого поколения. Третье давно выросло, и на корабле сейчас почти не осталось детей. Поговаривали, что время от времени кто-то рожает, но Эдгар в этом году видел маленького ребенка лишь один раз – в каюте префекта палубы.

?

«Гея-2 подобна Старой Земле».

?