Хомут на лебединую шею

– Могу. Могу, но не хочу. Меня, кстати, Сашей зовут. – Саша выключил фен и затравленно уставился на гостя. – Там ничего такого нет, но… Понимаете, некоторое время Псов был моим отчимом, ну и мне не хотелось бы говорить что-то такое, что могло бы навредить моей матери. Она у меня очень уважаемый человек, всего добилась сама. И теперь просто не по-мужски будет за ее спиной трясти грязными тряпками. Она придет уже через полчаса, вы сами с ней и поговорите, а я, если хотите, могу вас чем-нибудь занять. Как вы относитесь к компьютерным играм?

– Совершенно отрицательно. Они захламляют неокрепшую психику.

Когда через полчаса Вера Антоновна пришла домой, Саша не вышел, как всегда, в прихожую, чтобы принять сумки. Вместо этого она услышала только гневные крики, которые доносились из комнаты сына:

– Стреляй! Стреляй этого паразита!! Ну чего ты промазал, он же рядом стоял!

– Здравствуйте, – вошла в комнату поздороваться женщина, когда сумки были выгружены, сама хозяйка уже переодета, а на столе дымился ужин. – Вы здесь поужинаете или со мной на кухне?

– О, мам, привет! – оторвался сын от компьютера. – А это к тебе. Фома, вот мама.

Молодой мужчина, яростно нажимавший на клавиши, на секунду оторвался от экрана, кивнул головой и проронил:

– Вы только никуда не уходите. Я к вам. Сань! Ну куда он исчез?! Ты его видишь?

Вера Антоновна глубоко вздохнула – скорее всего сын нашел себе еще одного друга по компьютеру.

Только спустя полтора часа из комнаты вышел раскрасневшийся Фома и, смущаясь, сел возле Веры Антоновны. И дернул же его черт сесть за эти игрушки! Теперь никакой солидности.

– Вера Антоновна, – начал он, упорно глядя себе под ноги. – Я ведь к вам по серьезному делу. Псов Назар Альбертович погиб, вы не могли бы о нем что-то рассказать?

Вера Антоновна удивленно вздернула брови и даже отложила спицы, которые мелькали в ее руках.

– Погиб? Назар? Вероятно, опять был у какой-нибудь молодки?

– Ну… Молодкой я бы не назвал ту даму… А что, он был дамским угодником?

– Да как вам сказать… Не угодником, у него были определенные цели…

Женщина откинулась на спинку дивана, уперлась глазами в какую-то невидимую точку и принялась вспоминать.

Впервые Вера с Назаром встретились в университете на факультете психологии. Группа была большая и состояла почти из одних девчонок. Естественно, два парня, которые чудом затесались на факультет, были видны, как два волоса на лысине. Но если за первым – Патряшиным Павлом – девчонки ходили как коровы за пастухом, то второго – Псова Назара – никто вроде как и не замечал. Мало того, именно ему доставался целый град насмешек, именно он терпел дамские капризы, всякие упражнения женского остроумия и стервозности. Вера была немного старше своих однокурсниц и по возрасту, и по жизненному опыту. У нее уже был трехлетний сын, и поэтому на Псова она смотрела несколько другими глазами. Она не обращала внимания на одежду парня, не смотрела на шевелюру… Ее не пугало, что он не может остро шутить или швыряться деньгами. Верочка сразу приметила, что парень очень одинок, жаждет семейного уюта и не способен обидеть даже кошку. Короче, по всем параметрам, этот парень весьма удачно вписывался в образ ее мужа и отца ее ребенка. На последнем курсе неожиданно Псова выгнали из университета. Произошла довольно неприятная история. В то время Назару нравилась Милочка Смирнова, весьма развязная девица из их же группы. Все семейство Смирновых отличалось неудержимой тягой к науке, родители имели степени, а родная бабушка Милочки являлась ректором в университете. Такую прорву ученых в одной семье Мила не понимала и потому не желала забивать хорошенькую головку знаниями. Родители боролись, как могли. Всемогущий папенька даже пообещал дочери путевку в Болгарию при условии, что дочь успешно сдаст экзамены. Милочка в Болгарию очень хотела, а учиться не хотела вовсе. На роковом экзамене она уселась вместе с Псовым, который от нечего делать учился на отлично, и молча подсунула ему свой билет. Назар впервые в жизни решил проявить волю и билет с презрением оттолкнул. Мало того, он даже отважился на недолгую речь:

– Вместо того, чтобы шляться с кем попало, надо было сидеть над конспектами!

Милочка оскорбилась до глубины души и закатила такую истерику, что экзамены срочно перенесли на другое число. Но Милочка не успокоилась. Она решила мстить этому противному червяку и дома, умываясь слезами, «призналась», что Псов Назар лишил ее драгоценной невинности. И именно поэтому она, находясь в трансе, не смогла ответить на экзамене достойно своей ученой фамилии. Естественно, папаша настоял на отчислении блудливого студента и подал на него в суд. Псов привел несколько свидетелей, которые видели его в библиотеке в то время, когда, по утверждению Милочки, он проявлял свою гнусность. Но и Милочка, со своей стороны, тут же приволокла двадцать человек, которые утверждали, что, мол, воочию лицезрели низкое поведение Назара. Дело было шито настолько белыми нитками, что даже сам следователь не утерпел и признался:

– Я не могу вести эту туфту. Что за ересь – ни разу еще не было насильника, который бы при стольких свидетелях упорно двигался к своей цели. А чего, собственно, эти свидетели ждали, когда созерцали акт насилия?

В результате дело замяли, но Псова в университете так и не восстановили. Из общежития его попросили, причем не совсем вежливо – просто выбросили его вещи без лишних объяснений, и несчастному парню ничего не оставалось делать, как возвращаться к себе в район.

Вот тут-то Верочка Гуляева и решила, что пробил ее час. Она просто подошла к Назару и предложила переехать к ней. Квартира ей досталась от родителей. Для любимого внука Сашеньки они ничего не жалели и, дабы у мальчика скорее появился отец, даже переехали в деревню. Псов быстренько полюбил Верочку, и они даже некоторое время жили счастливо. Потом времена изменились – в силу вошел рынок. Каждый торговал чем мог, будь то свиные отбивные, хозяйственное мыло или собственные мозги. Прилавки стали наполняться мясными деликатесами, дефицитными лекарствами, разнообразной литературой…

– Вера, я знаю, я должен написать книгу, – блестя глазами, сообщил однажды Назар супруге.

– Ну так кто не дает, пиши. Я вот тоже немного Саньку подниму да сяду за диссертацию. Наш главный уже давно меня к этому толкает. Пиши, может, что и получится. Мне кажется, у тебя романтические рассказы хорошо пойдут.

– Вера! Ты дура, Вера. Я буду писать серьезный труд: «Как обезвредить женщину».

– Странно, а почему тебя, как я понимаю, интересуют только одинокие женщины? А мы, замужние, что – не люди? – обиделась супруга.

– Все гораздо проще: замужняя – это уже обезвреженная женщина…

Дальше – больше. Назар просто помешался на своей книге. Вера в свое время помогла побороть ему робость, стыдливость и неуверенность, и теперь Псов женщинам просто не давал никакого прохода. Он мог знакомиться на улицах, осыпал совсем незнакомых дам комплиментами в то время, когда собственная жена находилась рядом, пристрастился делать им дорогие подарки, большей частью на Верины сбережения. А уж когда он заявил, что для изучения материала ему просто необходимо пожить какое-то время с молодой неординарной женщиной, Вера просто выставила его чемодан за порог. Сын к тому времени подрос, Саше было четырнадцать. Назар возмущался совсем недолго, любовь к книге взяла верх, и Вера с сыном остались без главы семьи. Через какое-то время Вера Антоновна все же защитила диссертацию, ей удалось поставить сына на ноги, и жизнь наладилась. Теперь Вера Антоновна работала в центре здоровья «Помоги себе сам», зарабатывала прилично. Однако Псова все равно вспоминает с большим уважением.

– Ну я ведь знала, не любит он меня. Да и я, честно сказать, к нему особой-то страстью не терзалась. А так, чего уж там, мальчишку он мне помог на ноги поставить, и Санька мой знает, придет Назар, попросит помощи – как родного примем, поможем, как сумеем… А вот, оказывается, теперь не попросит… Значит, выходит, что он так и не бросил своей затеи…

– Слушайте, так это сколько ж лет нужно, чтобы такую книгу написать? – изумился Фома. – Это ж как надо хотеть, ну чтобы столько лет… о книге…

– Да полно вам, – махнула рукой Вера Антоновна. – Я вам так скажу – может, сначала он и пытался что-то там написать, а потом… А потом просто втянулся. Кому же не захочется по женщинам таскаться, да еще и под таким красивым предлогом!

– А вы никого не знали, кого изучал ваш супруг? – с надеждой спросил Фома.

– Нет, он со мной не откровенничал. Я же говорю – никакой он не исследователь, а просто кобель. Сколько дам исследовал, а вот никаких выводов на бумагу так и не перенес. Хоть бы какую заметку написал, так ведь нет же ничего! Нет, его, вероятно, увлекал сам процесс…

– Так значит, Псов у вас не живет? – уточнил еще раз Фома. – Тогда почему он у вас прописан?

– Когда мы решили жить вместе, сразу договаривались, что я прописываю его в своей квартире. Как только разводимся, он выезжает из квартиры и никаких претензий на нее не имеет. Назар даже расписку при свидетелях написал. Не знаю уж, как бы мне пригодилась та расписка, но помочь человеку надо было. Куда же он без прописки, у него никаких родственников не осталось. А потом он на работу устроился на алюминиевый завод – работал охранником, сутки через трое. Его график работы очень устраивал. И там прописка нужна была, без штампа-то никуда не возьмут… Ой! Вы меня извините, мне надо позвонить! К нам завтра на работу выходит новый психолог, надо хоть девчонок подготовить, чтобы сразу парня не изводили, они у нас такие, они могут.

– Понятно, – протянул Фома.

Действительно, он уже и так в этой квартире засиделся, опять же этот компьютер…

– Если у меня возникнут вопросы…

– Конечно, конечно, если возникнут, можете звонить, приходить… Сань, напиши человеку наш телефон. Поможем вам найти убийцу Назара, если сможем, конечно…

Варя была в квартире одна, парилась возле разгоряченной плиты, на которой с громким ворчанием жарились котлеты. Ни Гути с Аллочкой, ни Фомы дома не было, наверное, болтаются по городу, разыскивая преступника. Варька фыркнула и неожиданно нахмурилась. А вдруг Фомка сейчас где-нибудь с Иркой Серовой? От этой мысли ей стало не по себе. Вот она, Варя, сидит дома, жарит куриные котлеты, а ее любимый муж в это время обхаживает лупастую Ирку. И никаких котлет ему Ирка не жарит, и носков не стирает, а вот трепетные чувства у Фомки завоевала! Выдра!

В комнате противно заорал кот Матвей, потом раздалось шипение и непонятная возня. Варька вздрогнула, бросила фарш и понеслась в комнату. По всему ковру летали перья, а домашний хищник терзал сдуру залетевшую в форточку синицу…

– Матвей! Немедленно выпусти птицу, гад! Ты… отдай! Ты ее уже и так почти загрыз!! – визжала Варька, воюя с котом.

Кот справедливо считал синицу честной добычей и делиться с хозяйкой не собирался.

– Ах ты вот как, да? Ну, ты сам этого хотел! – Варька нажала на челюсти, кот ослабил хватку, и чудом уцелевшая синица взметнулась к потолку.

Теперь стало еще хуже – птица принялась биться в окна, и за ней метались уже двое – одичавший кот и его хозяйка. Только минут через двадцать Варе удалось накинуть на пичугу Аллочкин платок, и синичка затрепыхалась у девушки в руках.

– Все, лети теперь, – выпустила на балкон страдалицу Варя и с укором взглянула на кота. – Можно подумать, тебя дома не кормят!

Матвей, плотно прижав уши, нервно лупил хвостом себя по бокам, потом прижал нос к полу и, точно ищейка, принялся искать по запаху, куда это хозяйка запрятала дичь.

– Идем на кухню, у меня там фарш остался. Для тебя специально.

От куриного фарша Матвей презрительно отвернул тупоносую морду и вопросительно уставился на хозяйку, дескать, из-за такой фигни не стоило тревожить почтенное животное. А чего посерьезнее у тебя нет?

– Ну не хочешь, как хочешь, у меня, между прочим, даже муж, хирург, заметь, и тот с удовольствием ест.