В кого влюбляются парни?

Доктор выключил верхний свет, мы оказались в приятном полумраке, это помогло немного расслабиться. Да и кабинет мало походил на врачебный: никакого белого цвета и медицинской мебели, все в пастельно-приятных тонах, мягкие кресла, между ними столик, на нем ваза с цветами, пушистый ковер на полу, на стенах – пейзажи.

– Рассказывайте, – мягко предложил Андрей Евгеньевич.

Он устроился в кресле напротив, но я молчал. Тогда он начал задавать вопросы. Отвечал я вяло и, в основном, односложно: «да», «нет», «наверное». И примерно через полчаса такого неконструктивного, на мой взгляд, общения врач решил закончить прием. Я вздохнул с облегчением.

– Можно идти? – спросил я и встал.

– Конечно, – спокойно ответил Андрей Евгеньевич.

– Говорил же Дане, что со мной все в порядке! Только зря потратили ваше время.

– Нет, молодой человек, – ответил Андрей Евгеньевич, – с вами не все в порядке. Я не буду употреблять специальные медицинские термины, скажу лишь, что вы в угнетенном подавленном состоянии. Как я понял, не первый день и даже не неделю. А это нельзя назвать нормой.

– Говорите прямо. У меня депрессия? – хмуро поинтересовался я.

– Да, – просто сказал он. – У меня большой опыт, а депрессия в наше время очень распространенное состояние психики. Особенно в крупных городах. Да и некоторые тестовые вопросы…

– Понятно! – перебил я его. – Вы тут меня еще и протестировали! А я думал, мы просто разговариваем. Хотя, в основном, говорили вы.

– Вот что, Максим, – Андрей Евгеньевич встал и подошел ко мне, – предлагаю вам еще один сеанс. Думаю, это вам поможет.

– Н-не знаю, – растерялся я.

Я понимал, что постоянно нахожусь в тоске, но ведь времени после разрыва прошло не так и много. И я был уверен, что подобное состояние вполне естественно, и оно пройдет само по себе.

– Само это не пройдет! – сказал Андрей Евгеньевич.

Он словно прочитал мои мысли, и я вздрогнул.

– Лучше не затягивать! – продолжил он. – Думаю, мазохистские наклонности у вас отсутствуют, поэтому вы не стремитесь продлить это болезненное состояние. И почему бы от него не избавиться?

– Я пытаюсь, – пробормотал я. – Но да, хочу признать, что как-то все это затянулось. Честно, иногда и жить не хочется, – неожиданно признался я.

– Один из симптомов депрессивного состояния, – ответил он.

– И все же, доктор…., – неуверенно начал я. – Может, я и сам справлюсь? И на этом мы расстанемся.

Но я тут же представил, как сейчас вернусь домой, снова начну думать о Вике, вспоминать ее, без конца анализировать, что было не так и как нужно было поступить в таком-то случае, затем лягу спать, но буду всю ночь ворочаться с боку на бок и снова думать о Вике. А утром проснусь вялый, хмурый, без желания что-либо делать и куда-то идти. И моя тоска никуда не денется.

– Хорошо, – решился я. – Но я не хочу ходить к вам постоянно, я ведь не больной!

– Уверен, хватит и одного раза, – загадочно ответил Андрей Евгеньевич и улыбнулся.

Но такого оригинального метода вывода из депрессии я и представить не мог. Мы встретились на следующий день и очень рано. Я с трудом встал, было темно, не хотелось выбираться из-под теплого одеяла и уж тем более куда-то ехать в воскресное утро. Но я не мог нарушить обещание, тем более доктор обещал заехать за мной.

Когда я вышел на улицу, то увидел, что густой туман окутывает все вокруг. Было даже плохо видно качели на детской площадке. Только начало светать, и туман казался синевато-серым дымом, сквозь который тускло просвечивали огни города. Андрей Евгеньевич только что подъехал, он высунулся из машины и махнул мне рукой. Я быстро забрался в салон, поеживаясь от пробирающей сырости.

– Доброе утро! – жизнерадостно поздоровался он.

– Доброе, – вяло ответил я. – И куда мы в такую рань?

– Все увидишь, – сказал он.

Я не стал больше задавать вопросов, отвернулся в окно, но даже не отслеживал, куда мы держим путь. Привычная тоска снова навалилась. Туманная картинка этому лишь способствовала. Я уже жалел, что согласился на этот странный сеанс, и не верил в успех. Хуже всего, что мне было даже неинтересно, куда меня везет доктор.

Мы остановились в каком-то переулке. Когда вышли из машины, я огляделся. Впереди были раскрытые ворота, в туманном, серо-сиреневом свете я увидел очертания церковных куполов, ветви высоких деревьев.

«Это церковь, – подумал я. – Неоригинально привезти меня в такую рань в какой-то монастырь! Надеюсь, доктор не собирается заточить меня в келью. А может, он решил, что беседа с батюшкой меня вылечит? Все это как-то… глупо».

Но это оказался не монастырь, а Калитниковское кладбище. Когда мы пошли по узкой дорожке между могилами, меня начал пробирать не только сырой холод, но и инстинктивный страх. Зрелище было не из приятных. Влажные блестящие ограды, разномастные кресты и надгробья, цветные пятна искусственных букетов, овалы венков – я уже старался отводить глаза и не видеть всего этого похоронного антуража. На душе становилось все более мерзко, меня даже начало поташнивать, так и казалось, что от земли исходит какой-то мерзкий запашок. Но Андрей Евгеньевич молча и уверенно шел вперед, мне ничего не оставалось делать, как следовать за ним. И вдруг черные тени пронеслись над нашими головами, я невольно вскрикнул и закрыл лицо руками. Но даже карканье не привело меня в чувство. Я дрожал от невыносимого страха.

– Это обычные вороны, – раздалось рядом со мной. – И мы уже пришли.

Я опустил руки и открыл глаза. Ни с чем несравнимый ужас заставил меня застыть на месте. Мы находились в углу кладбища среди старых, запущенных на вид могил. Одна из них, огороженная покосившейся решеткой, была усыпана пожухлыми ржавыми листьями и выглядела осевшим холмиком. Но рядом была вырыта свежая яма. Мало того, возле нее стоял раскрытый гроб. Несколько зажженных длинных белых свечей, воткнутых прямо в землю возле него, лишь усугубляли впечатление какой-то безысходности. Я уже трясся всем телом. Это туманное кладбище, черные ветви деревьев, исчерчивающие небо ломаными линиями, покосившиеся кресты и раскрытый «свежий» гроб вызывали из самых глубин моего существа такой первобытный страх, что он мгновенно перевернул мне душу. Все происходящее казалось за гранью добра и зла, я явственно ощутил холодное касание вечности и не мог унять дрожь, бьющую меня все сильнее.

– Ложись в гроб, – спокойно предложил Андрей Евгеньевич.

– Нет! – вскрикнул я и отступил назад на ватных подгибающихся ногах.

– Почему? – спросил он.

– Нет, нет, ни за что! Отпустите меня! Опустите, ради бога,… – бормотал я, трясясь всем телом.

– Я не понимаю тебя, – продолжил он. – Ты же сам последнее время активно загоняешь себя именно в этот гроб.… Так вот он, перед тобой! Почему бы и не лечь, не примерить на себя? И не ощутить во всей полноте свое близкое будущее? Смелей, Макс! Зачем тебе жизнь без твоей девушки? Ты же хочешь этого – уничтожить себя! И вот тебе возможность генеральной репетиции, если можно так выразиться.

– Нет, нет! Я хочу жить! – с трудом выговаривал я, так как мои зубы дробно стучали. – Я молод, здоров, зачем мне в этот гроб?!

– Вот и я спрашиваю: зачем? – ответил Андрей Евгеньевич. – В чем смысл твоего поведения?

– Я дурак! Какой ж я дурак! – взволнованно ответил я и сжал руки. – Я веду себя, как идиот.… Я больше не буду, честно… моя жизнь прекрасна! У меня есть все для счастливой жизни! Родные, друзья, универ.… И я уверен, такой уход… вообще не для меня!

Я обвел взглядом могилы и замер, глядя на гроб.

– И все-таки я бы советовал тебе полежать в гробу, – настаивал Андрей Евгеньевич. – Уверяю, это ощущение ты запомнишь навсегда, и как только возникнет малейшее желание потосковать, сразу вытащишь его из уголков памяти. Создадим якорь! Давай!

И он взял меня за локоть и чуть ли не силой подтащил к гробу.

От ужаса я уже плохо соображал и как-то обессилел. Наверное, поэтому перешагнул через бортик и лег на дно. Никогда, никогда не забуду этого запредельного ощущения сводящего мозг страха. А тут еще, словно ниоткуда, возникла фигура в черном монашеском одеянии с надвинутым на лицо капюшоном. Я увидел, как меня методично начинают обкладывать белыми искусственными цветами, заорал и вылетел из гроба. Я бежал, как сумасшедший, от этого жуткого места моего якобы погребения, и странно, что безошибочно нашел выход с кладбища.

Остановился я только возле машины доктора, уперся лбом в боковое стекло и замер. Оно было ледяным и влажным, это привело меня в чувство. Андрей Евгеньевич появился минут через двадцать. Он внимательно на меня посмотрел, но промолчал. И лишь когда высадил меня возле подъезда, сказал:

– Думаю, в ближайшее время моя помощь не понадобится.

– Точно не понадобится! Я все мгновенно понял, и урок извлек! Спасибо вам! – с жаром ответил я, крепко пожал ему руку и выбрался из машины.

Домой я вернулся совсем другим человеком. В душе произошел переворот,

приоритеты расставились правильно, реально мне вправили мозги. После краткого раздумья я даже снял портрет Вики со стены и засунул его в нижний ящик письменного стола, придавив тяжелым пакетом бумаги. Затем удалил все Папки с ее фотографиями и из компьютера и из смартфона. Сейчас я уже не хотел оглядываться назад. Я понял, насколько прекрасна жизнь сама по себе и она не может зависеть от наших любовных неудач.