Детский сад, штаны на лямках

Очевидно, злость придала мне сил, потому что я рывком поставила тетку на ноги и прислонила ее к дереву, умудрившись при этом сама не упасть.

– Зачем же так напиваться? – в сердцах бросила я. – Умереть захотела?

Женщина залепетала:

– Мой ребенок, мой малыш…

На мгновение фары высветили ее перекошенное лицо с мокрыми от слез щеками.

– Вот, – назидательно изрекла я, – про ребенка вспомнила. Хочешь его сиротой оставить? Думаешь, в детском доме сладко будет?

Женщина согнулась пополам, словно от удара в живот, и завыла. У меня просто душа перевернулась от этого звериного воя. Какой-то прохожий от неожиданности выронил портфель.

«Нельзя ее тут оставлять, – решила я, – надо ловить машину».

– Ты где живешь?! – прокричала я.

Пришлось повторить вопрос несколько раз, прежде чем пьянчужка перестала выть и отозвалась:

– На улице Мира.

И хотя мне было совсем не по пути, я вышла на проезжую часть и подняла руку. Как назло, никто не останавливался. А тетка тем временем отделилась от дерева и, шатаясь, побрела по дороге.

Я кинулась за ней:

– Эй, ты куда? Стой! Сейчас я тебя до дома довезу.

В этот момент, словно по мановению волшебной палочки, на улице зажглись фонари. Абсолютно все. На три секунды. Наверное, на электростанции произошел какой-то технический сбой. И этих трех секунд хватило, чтобы я узнала пьянчужку.

– Ленка? Алябьева? Ты?!

Передо мной стояла моя бывшая одноклассница Елена Алябьева. Когда-то она была красавицей, умницей и заводилой класса, а теперь, похоже, спилась. У нее был вид человека, который потерял всё, даже надежду.

– Я Люся Лютикова, мы с тобой в одном классе учились, помнишь? Представляешь, я не была в родном городе несколько лет, пять минут назад сошла с электрички, и первая, кого встретила, – это ты. Вот это совпадение!

Алябьева, казалось, меня даже не слышала.

– Господи, Ленка, – причитала я, – да что же с тобой жизнь сделала?! В какую пропасть ты катишься?! Зачем же ты пьешь? Ведь женский алкоголизм неизлечим…

И тут до меня внезапно дошло, что я не чувствую запаха спиртного. Его нет! И Алябьева вовсе не пьяная, она просто отупела от горя.

– У тебя что-то случилось?

– Случилось, – Ленка подняла голову, – у меня забрали ребенка.

Глава 2

– Господи, – ахнула я, – надо срочно ехать в полицию! Стой тут, никуда не уходи! – Я выскочила на проезжую часть и, рискуя жизнью, остановила «Жигули». Прокричала водителю в окно: – Пожалуйста, отвезите нас в полицию! Мы заплатим!

– Конечно, садитесь, – засуетился водитель, открывая заднюю дверцу.

Я втолкнула Ленку в машину, сама плюхнулась рядом с ней и спросила у водителя:

– Знаете, где ближайшее отделение?

Алябьева подала голос:

– Не надо в полицию, у меня как раз полицейские и забрали ребенка.

Я в ступоре уставилась на нее:

– Как такое может быть?

Ленка низко наклонила голову и ничего не ответила.

– Ты уверена, что это были настоящие полицейские? Не переодетые?

– Уверена.

Водитель нетерпеливо заерзал:

– Так куда ехать? Определяйтесь быстрей или вылезайте.

Решение пришло ко мне само собой:

– На улицу Жулябина.

Ехали мы минут пять, за время пути Ленка не проронила ни слова. Я тоже молчала, хотя меня и раздирало множество вопросов. Но я решила, что лучше задать их в спокойной обстановке.

Алка Безруких жила в длинной девятиэтажке из красного кирпича. Это была единственная новостройка на данной улице, однако на элитную недвижимость дом явно не тянул. В моем представлении элитное жилье обнесено забором со шлагбаумом, на входе сидят охранники и всех визитеров записывают на видеокамеру. А здесь был проходной двор – заходите, грабители, не стесняйтесь! И машины около подъезда стояли весьма разношерстные: рядом с черным «Лексусом» припаркован оранжевый «Москвич».

Мы поднялись на восьмой этаж, позвонили в квартиру. Дверь открыла Алка в шелковом брючном костюме, при макияже и с безукоризненной укладкой. Вид у нее был такой, словно она только что приехала из театра, где смотрела модную постановку. Безруких одарила меня светской улыбкой и сказала:

– Проходи, ужин как раз готов. – Тут она заметила Ленку и удивленно приподняла брови: – Ты не одна?

Я наклонилась к хозяйке и зашептала:

– Это Ленка Алябьева, сразу и не узнаешь, правда? У Ленки случилось горе, я решила, что нельзя ее сейчас оставлять одну. Она уже пыталась покончить с собой, я едва успела вытащить ее из-под колес…

Я многозначительно замолчала, предоставляя Алке возможность проявить гостеприимство. Однако та, окаменев, смотрела на Алябьеву с выражением тупой враждебности на лице. До меня запоздало дошло, что везти сюда самоубийцу – это была не лучшая идея.

В школе Алла с Леной, мягко говоря, не дружили. Уж слишком они были разные. Алка – ответственная, серьезная, круглая отличница, к тому же еще и староста класса. А Ленка была неформальным лидером: училась хорошо, но без фанатизма, игнорировала нудную общественную работу, зато легко могла сподвигнуть одноклассников на какую-нибудь авантюру. Алка и Ленка конкурировали во всем, даже в классном журнале они шли первыми по списку: сначала Алябьева, потом Безруких, и это навязанное второе место выводило Алку из себя.

До десятого класса им удавалось поддерживать худой мир, который, как известно, лучше доброй ссоры. Однако в выпускном классе тайная неприязнь переросла в открытую войну. Причина была банальная: девушки влюбились в одного парня. Никита Нащекин был нашим одноклассником, он занимался большим теннисом и готовился поступать в летное училище. По нему сохли почти все девчонки в классе, но он, как переходящее красное знамя, доставался то Алке, то Ленке. Пометавшись от одной барышни к другой, в итоге Нащекин остановил свой выбор на Безруких.

Месть Алябьевой была страшна. Дело происходило в начале девяностых годов прошлого столетия, Россия переживала не лучшие времена, в стране был дефицит всего, даже хлеба, а Нащекину привезли из-за границы великолепную теннисную форму и ракетку с особо эластичными струнами. В белой футболке и шортах на корте он выглядел словно наследный принц Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии.

Однажды Никита оставил в классе без присмотра свою сумку для тенниса. Приехав на корт, коварный изменщик обнаружил, что белая форма густо полита йодом, а струны ракетки разрезаны. То ли Нащекин испытал слишком сильное эмоциональное потрясение, то ли без заграничной экипировки заниматься спортом не имело смысла, но с того дня он забросил теннис.