Невеста на час

С третьего этажа обзор был отличным. Двор, такой же старый, как и дом, был похож на многие дворы провинциальных городков: сломанные скамейки, залатанный асфальт тротуара, ржавые грибки детской площадки да пыльные кусты акации в заросших дикой травой палисадниках.

С грустной улыбкой Светлана отметила про себя, что ее новый образ жизни можно назвать «оконносозерцательным». Она привязана к окну, как часовой к посту, и ничто не может отвлечь ее от нового занятия: ни книги, ни кино, ни досужие разговоры. Все, что когда-то представляло интерес, померкло, потеряло вкус и актуальность.

На этот раз ее наблюдения не были праздными – Светлана ждала прихода дочери. Нервничала, бросала короткий взгляд на часы и вновь всматривалась в глубину двора, откуда, по ее мнению, должна появиться ее девочка.

Когда терпение окончательно лопнуло, на горизонте показались две девичьи фигурки – Яна с подружкой шли под руку, поминутно оглядываясь и прыская от смеха. За ними следовали два парня: один – длинный, немного нескладный, в короткой пестрой рубашке навыпуск, другой – пониже, коренастый, в темной футболке.

Спрятавшись за складками шторы, чтобы ее не заметили с улицы, Светлана с замиранием сердца следила за этой четверкой. А те, похоже, никуда не торопились. Девочки, неумело кокетничая, уселись на скамейку, чудом сохранившуюся на детской площадке, парни встали напротив и, рисуясь, о чем-то балагурили, поощряемые приступами девичьего смеха.

Светлана попыталась определить возраст парней: по телосложению им можно дать от двадцати до двадцати трех лет, но, судя по одежде, они еще юнцы, не старше восемнадцати. В любом случае, негодовала она, для Яны они не пара – намного старше и опытнее, а значит, и запросы у них соответствующие. Сегодня же она поговорит с дочкой, откровенно, без обиняков. И даже приведет яркие примеры из жизни – тех соплячек из женской клиники, которые ходят на аборты, как на прививку от коклюша. Ведь молоко на губах не обсохло, а уже всё прошли, всё знают и умеют. Кому, спрашивается, нужны такие жены?

Ее даже передернуло от своих рассуждений. Разве можно ставить в один ряд ее Яну и этих проституток?

Она вдруг представила сценку, в которой ее собственная мать читает ей, четырнадцатилетней, мораль о девичьей чести, приправляя речь медицинскими терминами и цифрами из статистики, и внутри все взбунтовалось. Ее родители хоть и педагоги с огромным стажем, но нравоучениями не грешили. Она росла в любви и ласке, оберегаемая добрыми взглядами отца и матери. На всю оставшуюся жизнь ей хватит тепла морщинистых ладоней бабушки, заплетавшей ее косы. Ах, как уютно было по вечерам в их скромной квартире, с бедной обстановкой, сковородой жареной картошки на столе, со светом лампы над стопкой маминых тетрадей!

Уйдя в воспоминания, она не заметила, как площадка опустела – ни девочек, ни парней. Куда они так быстро исчезли? Почему Яна не торопится домой, ведь уже пол-одиннадцатого? Господи, совсем свихнулась из-за переживаний! А сотовый для чего?

Схватив трубку, Светлана едва дождалась дочериного «да» и возбужденно заговорила:

– Яна, это мама. Я у бабушки, в Михалеве. Сегодня приехала. Ты где? Уже поздно. Сейчас же домой, слышишь? Или я сама выйду во двор…

– Я сейчас, еще минутку с Лизой фотки посмотрим, и все. Я скоро!

– Никаких «скоро»! Срочно…

Связь отключилась, а Светлана так и осталась с открытым ртом, не успев закончить фразу.

В дверях кухни появилась Ангелина Юрьевна.

– Ты с Яной говорила? Где она?

– Похоже, у Лизы. Фотографии смотрят.

– Не нравится мне все это.

– Думаете, мне нравится?

– Такое надо на корню пресекать.

– Я поговорю с ней. Об этом как раз и думала…

– Надо отцу сообщить, пусть принимает меры, пока не поздно.

– О каких мерах вы говорите? И вообще, что он может? Нотации по телефону прочесть?

– Он может приехать на выходные и поговорить с девочкой по душам.

– Даже я не знаю, как и что ей говорить, а вы хотите, чтобы это сделал отец, который и раньше-то не утруждал себя воспитанием дочери, а теперь…

– Именно теперь и настала пора, когда с взрослеющей девочкой, почти девушкой, должен говорить мужчина, ее отец. У нее сейчас одни мальчики на уме, и очень легко ошибиться в выборе. Ведь девчонкам свойственно идеализировать юношей, приписывать им несуществующие достоинства. А отец…

– Поможет ей разобраться, что такое хорошо, и что такое плохо? Интересно, как он это сделает, если сам до сих пор путает эти понятия?

– За тебя говорит раненое самолюбие, Света. Я понимаю тебя…

– Не будем трогать эту тему, прошу вас! К тому же вы субъективны в отношении Филиппа…

– Хорошо, не будем. И все-таки я позвоню ему, предостерегу насчет Яны.

– Дело ваше.

Они одновременно кинулись в прихожую, когда раздался звонок в дверь. При виде дочери у Светланы вылетели из головы все «правильные» слова. Она крепко обняла свою дочурку, зарывшись лицом в пышную копну ее волос, но вместо аромата свежести почувствовала запах сигаретного дыма.

* * *

До рассвета она не сомкнула глаз – лежала, смотрела в небо, быстро менявшее цвет этой короткой июньской ночью, и думала о Яне.

Да, она повзрослела. И внешность, и внутренний мир ее сильно изменились. Об этом говорило многое: поведение, новые интересы, замкнутость.

Последнее особенно удручало Светлану. Ведь еще недавно дочь делилась с ней секретами и мечтами. И вдруг, откуда ни возьмись, эта невидимая стена, разорвавшая их союз. Уже нет того теплого, нежного существа, которое в любой момент можно приласкать и одновременно согреться его теплом. Вместо него ходит, дышит, о чем-то думает вытянувшаяся, изящная и красивая, но с отчужденным взглядом юная девушка. Но для матери она по-прежнему родная и необходимая, до боли, до крика…

Слезы вымочили подушку. Они текли проливным дождем, а впереди, казалось, ни голубого просвета, ни солнышка.

Утром ее разбудила свекровь и попросила сходить на рынок:

– Я бы сама сбегала, но что-то сердце давит. Мне отлежаться надо, а потом я опять как новая буду.

Вид у пожилой женщины действительно был больным – под глазами легли темные круги, щеки покрылись нехорошей бледностью. Она все время тяжело вздыхала, наверное, от недостатка воздуха.

Напуганная ее состоянием, Светлана предложила вызвать «скорую», от чего та категорически отказалась. Дескать, у «скорой» поважнее вызовы есть, зачем беспокоить людей почем зря. Она уже выпила все положенные лекарства, а теперь ляжет и будет ждать, когда они подействуют.

– Я о вас с Яночкой беспокоюсь. Мне самой много ли надо, чаю напилась и сыта, а вам и суп надо сварить, и котлет пожарить. Вот ты и сходи на рынок за мясом и зеленью.

Наскоро позавтракав, растормошив засоню-дочь и наказав ей приглядеть за бабушкой, Светлана пошла на рынок.

Летнее утро никого не оставляет равнодушным. Очарование благоухающей молодой зелени, ласкового ветерка и пока еще робких прикосновений солнечных лучей будоражит и одновременно томит душу. Но на Светлану эти чары не действовали. Не замечая чудесной погоды, она шла знакомым маршрутом, полностью погрузившись в свои невеселые мысли.

Что произошло с Филиппом? Когда он успел так измениться? Неужели он не осознает, что нанес ей смертельную рану? И при этом не сделал ни одного шага для примирения, не сказал ни одного теплого человеческого слова.

Если рассуждать здраво, то такое отношение со стороны мужчины объясняется примитивно: он разлюбил. Будь в нем хоть капля прежнего чувства, он бы забеспокоился, не обнаружив вечером жены и не дождавшись ее появления до самого утра. Он бы обязательно позвонил. Значит, ему все равно, где она и жива ли вообще? И больше того, она подозревает, что муж сам не был этой ночью дома. Те юные пираньи, поджидавшие его возле подъезда, вряд ли отпустят свою добычу.

Ну что ж, надо как-то жить дальше. Прежде всего, взять себя в руки и не травить душу трагическими монологами.

А собственно, что произошло из ряда вон выходящего? Две ее подруги успели дважды развестись, и ничего, не умерли, наоборот, с оптимизмом ищут новых мужей.

Нельзя сказать, что такие выводы утешали Светлану. Душа ее по-прежнему тосковала по неверному мужу. Ведь она любила его, просто раньше не догадывалась о том, насколько зависела от его спокойного, чуть насмешливого голоса, лучистых карих глаз, ласковых рук…

Внезапно ей вспомнились слова Гороховой: «Какие у Филечки руки!», и тут же поэтический образ любви погас, сердце пронзили ледяные иглы, с языка сорвалось: «Сволочь!».