Великие и неизвестные женщины Древней Руси

Среди зарубежных хроник историку удалось обнаружить памятник, свидетельствующий о достаточно обширных международных контактах княгини Ольги. Это – «Продолжение хроники Регинона», написанное в конце X в. В нем сообщалось об отправке в 959 г. русского посольства к германскому императору Оттону I и ответной миссии католического епископа Адальберта в 961 г., которая закончилась полным провалом – Адальберт вынужден был бежать на родину. Карамзин счел содержание этого источника абсолютно достоверным и решил, что Ольга хотела крестить Русь с помощью немецких миссионеров, но не смогла это сделать из-за противодействия сына-язычника.[63 - Там же. С. 275.]

В последующем содержание «Продолжения хроники Регинона» привлекло внимание многих исследователей, предлагавших его собственное толкование.

Н. М. Карамзин подверг критике поздние источники о княгине Ольге, в частности ее «Житие» в краткой и пространной редакции, всевозможные добавления в поздних летописях и хрониках. Их он назвал баснословием и выдумками всевозможных сочинителей.[64 - Там же. С. 272.] К числу недостоверных он отнес и сообщение в «Похвале князю Владимиру» о том, что в правление этого князя были обнаружены мощи Ольги и установлены в Десятинной церкви, поскольку в древнейших летописях никаких данных на этот счет не было.[65 - Там же. С. 294.]

В целом знаменитый историк очень высоко оценил деятельность княгини Ольги и поставил ее в один ряд с великими государственными деятелями Древней Руси: «Предание нарекло Ольгу хитрой, церковь – святой, история – мудрой. Она не воевала, а правила государством. С деятельностью великого мужа учредила порядок в государстве, не писала законов, но давала уставы, простые и самые нужные. При Ольге Россия стала известна в отдаленных странах Европы».[66 - Там же. С. 129.]

Определенное внимание княгине Ольге уделил и другой известный историк С. М. Соловьев. Рассматривая все предания и мнения об ее происхождении, он признал достоверным лишь ее происхождение из северных областей Руси. Сведения летописей об ее жестокой мести древлянам он не склонен считать легендарными, поскольку в древнерусском обществе месть была широко распространена, и почитался лишь тот, кто мог отомстить обидчику.[67 - Соловьев С. М. Сочинения. Кн. 1. Т. 1. М., 1988. С. 147–148,]

Анализируя сведения летописей о реформах княгини, Соловьев решил, что на установленных ею погостах находились представители княжеской администрации – тиуны, которые не только собирали дань, но и вершили суд. Слово «повосты» из Лаврентьевской летописи он счел неправильным прочтением, возникшим при переписке текста с древней ветхой рукописи.[68 - Там же. С. 149.]

Исследуя маршрут, по которому Ольга объезжала свои владения в начале правления, историк решил, что он проходил по окраинам Новгородской земли, т. е. рекам Мста и Луга.[69 - Там же. С. 301.] Однако в настоящее время нет точных данных об этих границах. К примеру, Белоозеро было много севернее Мсты, а Изборск – юго-западнее Луги. При этом оба эти города были новгородскими еще при Рюрике.

С. М. Соловьев поддержал точку зрения Карамзина на то, что датой крещения русской княгини следует считать 957 г., а не 955, как в летописях. Предположение В. Н. Татищева о склонности Ольги к христианству еще в Киеве (но она якобы боялась враждебности язычников) он отверг: ведь согласно летописным данным, и в Киеве и в Новгороде при князе Игоре существовали христианские храмы в честь Ильи-пророка и Спасо-Преображения.[70 - Там же. С. 143, 151.]

Историк высказал мнение о том, что Ольга осталась недовольна оказанным ей в Константинополе приемом, поскольку ее заставили долго ждать в гавани и принимали на недостойном ее низком уровне.[71 - Там же. С. 153.] Позднее византинисты убедительно оспорили эту точку зрения – Ольгу принимали на самом высоком уровне.

Рассматривая содержание «Продолжения хроники Регинона», Соловьев счел сомнительными сведения о том, что именно Ольга отправила послов к германскому императору. По его мнению, русские визитеры были самозванцами: желая получить дары от католического духовенства, они самовольно пригласили миссионеров в свою страну. В итоге оказалось, что в Киеве епископа Адальберта никто не ждал, и его миссия провалилась.[72 - Там же. С. 302.]

Саркофаг из волынского шифера. X в. Найден при раскопках Десятинной церкви. Предполагается, что в нем была захоронена княгиня Ольга

Историк полагал, что Ольга обладала большой личной собственностью. В Вышгороде находилась ее загородная резиденция, хранилась казна. Село Будутино она отдала ключнице Малуше, когда та родила от Святослава сына Владимира. Позднее та пожертвовала его Десятинной церкви.[73 - Там же. С. 303.]

В целом Соловьев, как и Карамзин, высоко оценил деятельность княгини Ольги, назвав ее «устроительницей Русской земли, мудрейшей из женщин». По его мнению, в Древней Руси княгини занимали высокое положение: имели значительное имущество, содержали целый штат слуг, участвовали в пирах, охоте, отличались хитростью, смекалкой, были храбры и находчивы.[74 - Там же. С. 237.] Эти выводы он сделал, исходя из фактов биографии Ольги.

Не менее положительно относился к Ольге и другой историк рубежа XIX и XX вв. – академик С. Ф. Платонов. Он даже полагал, что с 945 по 957 г. княгиня правила совершенно самостоятельно всем Древнерусским государством. Подобно другим знатным женщинам своего времени она обладала полной гражданской и имущественной самостоятельностью, отличалась государственной мудростью, смекалкой и в этом отношении смогла «переплюнуть» самого византийского императора.[75 - Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. М., 1993. С. 100.] В данном случае Платонов счел достоверными сведения летописей о том, что Константин сватался к Ольге, но та, не желая портить отношения отказом, перехитрила его и сделала брак невозможным.

Академик Б. Д. Греков также полагал, что Ольга была совершенно самостоятельной правительницей: установила размер дани, взимаемой с подвластных территорий, создала административно-хозяйственные пункты по управлению территориями, проводила собственную международную политику, владела замковым городом Вышгород. Обо всем этом было известно в Византии, поэтому она получила от императора более ценные дары, чем ее сын Святослав в лице своего посла. Греков не сомневался, что Ольга сама отправила послов к германскому императору, желая установить с ним дружеские отношения.[76 - Гревов Б. Д. Киевская Русь. М., 1949. С. 295–298.]

В последующее время историки стали уделять больше внимания отдельным сторонам деятельности княгини Ольги и конкретным фактам ее биографии. Так, А. Н. Сахаров написал обстоятельный очерк, посвященный дипломатии Ольги. Он подробно проанализировал все, дошедшие до нас источники, дал оценку предшествующим трудам, начиная с В. Н. Татищева и заканчивая В. Т. Пашуто, М. Б. Свердловым и А. Г. Кузьминым.[77 - Сахаров А. Н. Дипломатия княгини Ольги // Вопросы истории. 1979. № 10. С. 25–35.]

Сахаров согласился с мнением Карамзина о том, что княгиня ездила в Константинополь в 957 г. и что летописцы допустили ошибку в дате этого события. Цель визита Ольги состояла не только в крещении, но и в установлении с Византией равноправных отношений, и для этого она дважды посещала императора Константина – поэтому в своем сочинении о ее визите он и забыл упомянуть о ее крещении. Главным для Константина было описать пышный церемониал, по которому принималась русская княгиня: она была удостоена личной беседы с императором и членами его семьи; во время официальной части ее не заставили падать ниц перед императорским троном, а во время неофициальной части даже предложили сесть; в честь нее и ее спутников был устроен обед, после которого всех одарили подарками.[78 - Там же. С. 42–43.] В данном случае А. Н. Сахаров убедительно доказал несостоятельность мнения С. М. Соловьева, утверждающего, что Ольга была принята в Константинополе недостаточно пышно.

Рассматривая различные источники об обстоятельствах крещения Ольги и пытаясь объяснить существующие в них противоречия, Сахаров предположил, что княгиня могла стать христианкой дважды: первый раз неофициально, в Киеве, второй раз торжественно и публично, в Константинополе. Относительно причин провала миссии в Киев католического епископа Адальберта Сахаров высказал мнение, что тот превысил свои полномочия и решил поставить Русь в зависимость от католического духовенства, в частности главы германской церкви. Естественно, что Ольга и ее окружение не пожелали подчиняться каким-либо иностранцам.[79 - Там же. С. 43.]

Очерк о дипломатии княгини Ольги вошел в состав фундаментальной монографии А. Н. Сахарова, посвященной дипломатическим отношениям Древней Руси.[80 - Сахаров А. Н. Дипломатия Древней Руси: IХ – первая половина X в. М., 1980.]

Академик Б. А. Рыбаков попытался оценить вклад княгини Ольги в становление и развитие русской государственности. Анализируя некоторые летописные известия о ней, он пришел к выводу, что рассказ об ее мести древлянам не имел ничего общего с историческими реалиями. По своей сути он напоминал описание славянского погребального обряда: сначала умершего несли в ладье, потом сжигали, затем насыпали холм и справляли тризну. Сказание о мести, по мнению Рыбакова, было написано для устрашения подданных княгини и для доказательства непобедимости киевских правителей.[81 - Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества ХII—ХIII вв. М., 1982. С. 370–372.]

Рыбаков решил, что отношение к реальным событиям имело лишь летописное описание реформ Ольги. Она установила конкретные и справедливые налоги, организовала княжеский домен со становищами (местами стоянки князя), ловищами (охотничьими угодьями), знамениями (бортями) и местами для ловли рыбы. Таким образом, она размежевала угодья правителей и подданных. Становищ, как полагал академик, было не меньше 50. Кроме них якобы были погосты – острожки с постоянным гарнизоном, которых насчитывалось от 500 до 2000.[82 - Там же. С. 362–364.]

Последнее предположение академика кажется маловероятным, поскольку у Ольги не могло быть столь большой по численности дружины, чтобы распределять ее по острожкам. Да и надобности в них не было, учитывая слабую заселенность территории Древней Руси в то время.

Б. А. Рыбаков полагал, что Ольга сначала крестилась дома – в 955 г. и эта дата нашла отражение в летописях. Поэтому в Константинополь она прибыла уже христианкой в сопровождении священника Григоря (его имя Константин Багрянородный назвал в числе спутников княгини). По мнению историка, император в действительности хотел жениться на русской княгине, чтобы поставить ее страну в вассальную зависимость. При этом Ольга отнюдь не была старой женщиной, поскольку имела маленького сына. На момент гибели мужа ей должно было быть лет 28–32.[83 - Там же. С. 369–370.]

Делая подобное предположение о возрасте Ольги, Рыбаков почему-то полностью проигнорировал летописную запись о том, что брак между Игорем и Ольгой был заключен в 903 г., поэтому в 945 г. княгине никак не могло быть даже 32 лет.

В целом Б. А. Рыбаков весьма высоко оценил деятельность Ольги по обустройству Древнерусского государства, особенно реформы в налогообложении, выделении княжеского домена и устрашение подданных в письменном сочинении.[84 - Там же. С. 372.]

Последний вывод академика представляется несколько надуманным, поскольку устрашать неграмотных подданных письменно было бессмысленным. Для передачи же текста устным путем необходим был большой штат особых людей, которые вряд ли существовали в то время.

Киев и его окрестности в X–XIII вв. План составлен Л. А. Голубевой: 1 – курганные погребения с трупосожжением IX–X вв.; 2 – курганные погребения с трупосожжением в грунтовой могиле IX–X вв.; 3 – погребения в срубных гробницах IX–X вв.; 4 – погребения в грунтовых могилах конца X – начала XI в.; 5 – церковные кладбища XI–XII вв.; 6 – братские могилы XIII в.

Академик Г. Г. Литаврин посвятил ряд работ проблеме датировки поездки Ольги в Константинополь. Проанализировов содержание главного источника по этому вопросу – сочинения Константина Багрянородного «О церемониях византийского двора», он пришел к выводу, что Ольга ездила в Константинополь не в 957 г., как считало большинство исследователей вслед за Н. М. Карамзиным, а в 946 г. К этому году, как и к 957, подходили упомянутые императором даты: 9 сентября – среда и 18 октября – воскресенье. Аргументами в пользу своей точки зрения Литаврин считал следующие обстоятельства: в 957 г. княгиня Ольга была слишком стара для трудной поездки в Византию; описанные Константином взаимоотношения между его женой и невесткой больше походили на взаимоотношения с первой женой царевича Романа юной Бертой, нежели со второй женой, через некоторое время отравившей императрицу.[85 - Литаврин Г. Г. О датировке посольства княгини Ольги в Константинополь // История СССР. 1981. № 5. С. 175, 181–163.]

Но можно ли признать доводы Литаврина в пользу пересмотра устоявшейся точки зрения на дату поездки Ольги в Константинополь убедительными? Торговый путь в Константинополь к середине X в. был очень хорошо освоен русскими людьми и вряд ли являлся особенно трудным даже для пожилой женщины. К тому же после 957 г. княгиня Ольга прожила еще 12 лет, значит, особо дряхлой не была. Путешествие на судах для нее было привычным делом. Ведь это был главный способ передвижения в то время на Руси. Сочинение Константина Багрянородного вряд ли можно рассматривать как источник о взаимоотношении его жены с невестками. В нем описывались на конкретных примерах церемонии двора. Поэтому эпизод с двойным троном, на наш взгляд, означал, что императрица и жена старшего царевича занимали равное положение во время официальных приемов.

Датируя поездку Ольги в Константинополь 946 г., Литаврин полностью проигнорировал сообщения русских летописей о том, что в этом году Ольга совершила военный поход на Искоростень и все лето осаждала город. Для поездки в Константинополь у нее просто не было времени. Ведь путь туда проходил по реке Днепр и Черному морю, которые зимой были несудоходными. К тому же в 946 г. вряд ли у Ольги было абсолютно прочное положение и в стране было спокойно. Поэтому в следующем 947 г. княгиня занялась реформами во время объезда своих владений. Ни в 946, ни в 947 г. у нее не было возможности надолго покидать Русь и оставлять юного наследника без опеки. Поэтому, представляется, что датировать поездку Ольги в Константинополь, 946 г. нельзя. Княгиня могла покинуть страну на несколько месяцев, только окончательно укрепив свою и сына власть.

Попытка Г. Г. Литаврина пересмотреть традиционную датировку поездки Ольги в Константинополь привела к тому, что в историографии стали появляться самые различные мнения по этому вопросу. Так, О. М. Рапов решил, что княгиня ездила в Византию дважды. Первый раз в 944 г. – при вдовом и малообразованном императоре Романе, который посватался к своей гостье. В это время она и приняла крещение. Вторая поездка была в 946 г. Зная, что Ольга христианка, Константин посадил ее за один стол с собой и познакомил с семьей. Язычницу же, по мнению Рапова, он не стал бы так принимать.[86 - Рапов О. М. Русская церковь в IХ – первой трети XII в. Принятие христианства. М., 1988. С. 161–172.]

Натянутость подобных предположений очевидна, поскольку полностью разрушает летописную датировку событий 40-х г. X в. Смерть Игоря пришлось бы отнести к 943 г., а месть Ольги древлянам и поездку по стране с реформами – несуществующими. К тому же, если в 946 г. княгиня была уже христианкой, то почему Константин называл ее языческим именем Хельга, а не христианским Елена? Получается, что выдвинутая Раповым точка зрения противоречит данным сразу двух источников.

Н. Л. Пушкарева попыталась совместить различные точки зрения на дату поездки Ольги в Константинополь. Она предположила, что княгиня ездила в Византию дважды: в 946 и в 953/54 гг. (некоторые исследователи высказали мнение, что в летописных датах X в. есть сбой, поэтому 955 г. (6463 от Сотворения мира) следует считать 953/54 по сентябрьскому летоисчислению). Цель первой поездки состояла в ратификации договора, заключенного Игорем с греками, цель второй – крещение, но в летописях оказалась зафиксированной только одна поездка. Причину возникновения легенды о сватовстве к Ольге императора исследовательница объяснила желанием княгини найти в Константинополе невесту для сына, но ей не удалось это сделать из-за того, что тот был язычником. Акт крещения Ольги Пушкарева расценила не как личное дело, а как важный политический шаг, но от крещения страны ей пришлось отказаться, чтобы не попасть в зависимость от Византии. По этой же причине провалилась миссия католического епископа Адальберта. Исследовательница решила, что Оттон превысил свои полномочия и сам отправил на Русь миссионеров, поэтому-то они и были изгнаны.[87 - Пушкарева Н. Л. Женщины Древней Руси. М., 1989. С. 18.]

Хотя Н. Л. Пушкарева, вслед за Б. А. Рыбаковым, отвергла достоверность летописных рассказов о мести Ольги древлянам, деятельность княгини она оценила весьма высоко и воздала должное ее государственному уму и способностям: «Не меч, но мудрость и ум служили ей оружием в осуществлении этого замысла – создания империи Рюриковичей».[88 - Там же. С. 15.]

А. В. Назаренко попытался выяснить причины провала миссии Адальберта. Он предположил, что в конце 50-х гг. X в. отношения Ольги с Константином Багрянородным ухудшились (источник своих сведений исследователь не указал). Поэтому княгиня направила посольство к германскому императору Оттону с просьбой прислать католических священников для крещения Руси. Однако Адальберт задержался с поездкой, а когда приехал в Киев, международная ситуация изменилась – вместо умершего Константина на императорский престол взошел Роман, с которым у Ольги установились хорошие отношения. У Оттона, напротив, взаимоотношения с Византией ухудшились, поэтому его посланцев княгиня встретила прохладно, язычники же их просто изгнали.[89 - Назаренко А. В. Попытки крещения Руси при княгине Ольге в контексте международных отношений 60-х годов X в. // Церковь, общество и государство в феодальной России. М., 1990. С. 24.]

Предположения А. В. Назаренко выглядят несколько надуманными, поскольку никаких доказательств того, что при Константине у Ольги были плохие отношения с Византией, а при его сыне стали хорошими, нет. Более того, в своем сочинении «О церемониях византийского двора», написанном в конце 50-х гг., Константин описал визит русской княгини как исключительно дружеский. Причиной провала миссии Адальберта, вероятнее всего, было нежелание Ольги поставить свою страну в зависимость от иностранного духовенства.

Достаточно высоко оценивал деятельность княгини Ольги А. П. Новосельцев. Он считал ее реформатором, осуществившим административно-налоговую реформу и отменившим грабительское и бесконтрольное полюдье. По его мнению, после смерти мужа и до 964 г. княгиня была полновластной хозяйкой в стране. Святослав довольствовался второй ролью: правил в Новгороде и совершал завоевательные походы. Заслугой Ольги Новосельцев считал резкое изменение внешней политики: прекращение военных походов на Византию и установление с ней добрососедских отношений, поездка в гости к императору и отправка военной помощи ему в лице варягов-наемников.[90 - Новосельцев А. П., Сахаров А. Н. и др. История России с древнейших времен до конца ХVII в. М., 1996. С. 72.]

Шесть золотых браслетов из клада, найденного в 1913 г. в усадьбе И.А. Сикорского. Датируются IX–X вв.

Совершенно иную точку зрения на личность княгини Ольги высказал Р. Г. Скрынников. Он полагал, что она никогда не была самостоятельной правительницей, за смерть Игоря отомстила не она, а воеводы Свенельд и Асмольд. Свидетельством самостоятельности, что Святослав, по мнению исследователя, явилась битва с древлянами, во время которой он первым бросил в них копье.[91 - Скрынников Р. Г. История Российская. IХ—ХVII вв. М., 1997. С. 26.] Скрынников решил, что в летописях почти нет достоверных фактов ни в описании мщения княгини древлянам, ни в сведениях о ее поездке в Константинополь, поскольку пожилая женщина не могла очаровать женатого императора. Чтобы объяснить, почему в сочинении Константина «О церемониях византийского двора» Ольга была названа языческим именем, историк предположил, что княгиня крестилась во вторую поездку в Константинополь при Романе.[92 - Там же. С. 28.] Однако об этой поездке ни в одном источнике нет сведений. К тому же Роман взошел на престол в 959 г., когда Ольга уже отправила посольство к Оттону для решения вопроса о крещении своих подданных, будучи сама христианкой.

В своем критическом отношении к Ольге Р. Г. Скрынников пошел настолько далеко, что даже решил, что она не проводила никаких реформ. Ее поездка по стране в 947 г. была простым сбором полюдья и закончилась во Пскове зимой, поэтому-то там и остались ее сани. Погосты, по его мнению, существовали и раньше и были местом торга и языческих святилищ.[93 - Там же. С. 30–31, 47.] Источник всех этих утверждений исследователь не указал. Ясно лишь одно – данным летописей они противоречат.

Большинство отечественных историков не поддержало точку зрения Скрынникова на деятельность Ольги. В недавно вышедшем учебнике для вузов А. Н. Сахаров вновь представил княгиню решительной, властной и дальновидной правительницей, сумевшей провести важнейшие для страны реформы (отмену полюдья и упорядочение сбора налогов) и поднять международный престиж Руси не с помощью военных походов, а путем мирных дипломатических контактов.[94 - Сахаров А. Н., Морозова Л. Е., Рахматуллин М. А. История России с древнейших времен до конца ХVIII в. М., 2003. С. 61–64.]

Погребальный инвентарь IX–X вв. Обнаружен в погребениях рядовых жителей Киева. Раскопки в усадьбе Десятинной церкви 1913 г. Киев. 1 – две пастовые бусы с инкрустациями; 2 – сердоликовые, пастовые и стеклянные бусы из ожерелья и подвеска-диргем; 3 – пастовые и стеклянные бусы из ожерелья.

Таким образом, подводя итог многолетнему изучению жизни и деятельности княгини Ольги, следует сделать вывод о том, что в отечественной историографии ей преимущественно дана очень высокая оценка как выдающейся государственной деятельнице. В то же время, из-за противоречивости и недосказанности сведений источников так и остались нерешенными следующие вопросы: происхождение и дата рождения Ольги, время появления на свет Святослава, была ли в реальности месть древлянам, правила ли княгиня самостоятельно и как долго, в чем состояла суть ее реформ, когда и где она крестилась, когда, сколько раз и зачем ездила в Константинополь, каковы были взаимоотношения с другими странами, в частности с Византией и Германией, существовал ли проект крещения Руси католиками и почему провалилась миссия епископа Адальберта?[95 - Краткий обзор существующих в литературе споров по ряду этих вопросов представлен в кн.: Пчелов Е. В. Генеалогия древнерусских князей. М., 2001. С. 128–141.]

Естественно, что при существующей источниковой базе дать однозначный ответ на все эти вопросы нельзя. Можно лишь предложить новое толкование хорошо известных текстов. Эта попытка и предпринята в настоящей работе.

Погребальный инвентарь (IX–X вв.) рядового горожанина. Обнаружен в усадьбе Десятинной церкви. Раскопки 1913 г. Киев. 1,2 – костяной гребень в футляре; 3 – костяное острие.

Прежде всего попытаемся решить вопрос о происхождении Ольги: кем были ее родители, где и когда родилась? В древнейших Лаврентьевской и Ипатьевской летописях по этому поводу сделана только такая запись: «В лето 6411[96 - 903] Игореви же возрастьшю, и хожаше по Олзе и слушаше его, и приведоша ему жену от Пьскова именем Олгу».[97 - Лаврентьевская летопись. Указ. изд. С. 28.] Из нее ясно только одно – Ольга была псковичанкой и в 903 г. стала женой молодого князя Игоря. Никаких данных ни о ее происхождении, ни о возрасте здесь нет. Однако, исходя из косвенных соображений, можно предположить, что она была знатной славянкой. Во-первых, ее сын получил чисто славянское имя Святослав. Во-вторых, в договоре Игоря с греками от 944 г. есть не только имя самой Ольги, но и несколько других славянских имен, чего не было в договоре с греками князя Олега от 912 г.[98 - Там же. С. 45–46.] Рассмотрим этот вопрос подробнее.

В договоре имя Ольги стоит третьим – после имен мужа и сына-наследника. Это говорит о ее очень высоком положении, поскольку четвертым идет имя старшего племянника князя Игоря, тоже Игоря, видимо, сына старшей сестры.

На переговорах с греками интересы Ольги представлял ее собственный посол Искусеви. Его имя представляется вполне славянским, производным от слова искусный или искушенный, т. е. опытный, мудрый, знающий.

После имени племянника Игоря, тоже Игоря, в договоре значатся два славянских имени, вызывающие большие споры у исследователей: Володислав и Передслава. Поскольку около них нет никаких пояснений о том, что они являются чьими-либо мужем и женой, то напрашивается предположение, что они являются близкими родственниками Ольги, например Володислав – брат, Передслава – сестра. Далее в тексте договора стоит имя Сфандры, жены Улеба. Улеб мог быть умершим дядей Игоря, Сфандра – его женой.

За именем Сфандры в договоре значатся имена Туредува, Арефаста, Сфирка и Акуна. Только у имени последнего есть уточнение, что он являлся еще одним племянником Игоря, очевидно сыном умершей младшей сестры. В противном случае ее имя тоже должно было быть в тексте договора. Напрашивается предположение, что Туредув, Арефаст и Сфирк также состояли в родстве с Игорем. Один из них мог быть мужем умершей старшей сестры, другой – младшей. Но могло быть и так, что все трое являлись сыновьями Улеба и Сфандры и были двоюродными братьями Игоря.