Земля матерей

– Что? Все в порядке. Со мной все в порядке. Все замечательно. Прекрати переживать. – Мама вытирает глаза.

– Ты разбила фару!

Майлс осматривает машину спереди. Да, он приятно удивлен тем, что кроме фары все цело. Похоже, мама правильно все рассчитала – прочность кузова, момент импульса, нажала тормоз в нужный момент, чтобы не доехать прямиком до задней стены, словно Хитрый койот из мультфильма. Однако он ей в этом ни за что не признается.

Они протискиваются мимо смятых остатков ворот и через незапертую внутреннюю дверь попадают в дом. Это все равно как оказаться в качественной игре-стрелялке, и рука Майлса непроизвольно ищет ружье, точнее, если честно, клавиатуру, чтобы нажать «Х» и войти в меню, где можно будет узнать информацию о самых разных предметах, например лечебные свойства консервных банок, разбросанных по полу на кухне. В видеоигре обязательно были бы коробки с патронами, различное оружие, пакеты с лекарствами, может быть, даже волшебный ящик, и не один.

Конечно, в видеоигре запахов нет. Здесь же от разбитых банок, выплеснувших свое черное липкое содержимое на плитки пола среди перьев от случайно залетевшей сюда птицы, исходит приторное сладковатое зловоние. Мама хватает банки, проверяет сроки хранения, отбирает те, которые еще годные, вынимает из ящика кухонного стола ножи, консервный нож, штопор. Она открывает холодильник и тотчас же его закрывает.

– Так, здесь большой облом.

– Я схожу посмотрю, что к чему.

– Далеко не уходи.

В гостиной снова перья, в разбитом окне раздуваются занавески. Майлс пододвигает мягкое кожаное кресло, чтобы прижать занавеску к полу и защититься от сквозняка, завывающего по всему дому и громыхающего окнами. Он поднимает с пола фотографию в рамке, вытряхивает осколки стекла и всматривается в нее. На фотографии гордый дедуля сидит на корточках рядом с уловом, возле него пятилетний мальчик, также в болотных сапогах и широкополой шляпе, косится на рыбину с выражением «ох и ни фига себе, это еще что за хрень?» на лице.

– Добро пожаловать в вегетарианскую жизнь, – говорит Майлс мальчику на снимке. Но он не может определить, это настоящая фотография или просто эстамп, купленный вместе с рамкой.

Майлс открывает все шкафы, вытаскивает початую бутылку виски, потому что крепкий алкоголь можно использовать для промывания ран, если нет антисептика. В ванной засохший паучник в горшке ломается в его пальцах. Аптечка уже открыта, содержимое в полном беспорядке.

Потянувшись за сумкой для туалетных принадлежностей с видом Гавайев, он натыкается на вставные челюсти, бледно-розовые и блестящие, в пластмассовой коробке. Майлс вздрагивает и испуганно отдергивает руку. У него такое же чувство, как и от прикосновения Раковых пальцев. Он уже целую вечность не вспоминал про него. С тех самых пор, как он провел на военной базе карантин для мальчиков. Больше ему такого не хочется, огромное спасибо.

Майлс хватает лекарства, не потрудившись прочитать этикетки, и бросает их в сумку, потому что в игре нужно поступать именно так, пока полностью не загрузишься припасами. Спохватившись, он также берет рулон туалетной бумаги и наполовину выжатый тюбик зубной пасты.

Майлс застает маму, готовую войти в спальню, в которой царит полумрак, разрезанный лишь яркой полоской солнечного света между занавесками. Это вызывает у него острые воспоминания о папе, умирающем, о тяжелом спертом воздухе в его комнате. Об этом предпочитают не говорить.

– Сюда нам заходить необязательно, – твердо говорит мама.

Теперь Майлс видит на незаправленной кровати какую-то массу, похожую на поднимающееся в духовке тесто.

– Дружище, извини, но нам нужны наличные. Я постараюсь отнестись к тебе с должным уважением.

Шкафы уже открыты, опустошены. Мама раздраженно щелкает языком, опускается на четвереньки и заглядывает под кровать. Только глупые маленькие дети боятся того, что под кроватью, но тем не менее у Майлса в желудке все переворачивается. Мама вытаскивает плоскую коробку и откидывает крышку.

– Ха!

– Что это такое?

– Патефон. Заводной. Хочешь послушать музыку?

– Я хочу уйти отсюда. Можно мы уйдем? Прямо сейчас?

– Уйдем, – с напускным спокойствием говорит мама. – В пустыне сейчас жарко. Нам, как туарегам, придется тронуться в путь только с наступлением темноты.

– Нас ищут?

– Вполне возможно. Первое правило беглеца: делай то, что от тебя меньше всего ждут. Например, можно устроить танцы под Дюка Эллингтона[6 - Дюк Эллингтон (наст. имя Эдвард Кеннеди Эллингтон, 1899–1974) – один из наиболее известных джазовых музыкантов ХХ века.] в «Орлином ручье».

– Это Дюк Эллингтон?

– О господи, надеюсь, нет.

Это что-то похуже. Когда мама подключает проигрыватель к портативным колонкам, аккумуляторы которых на последнем издыхании, и опускает иглу на пластинку, звучит не мелодичный джаз, а какая-то опера на немецком языке.

– Фу! – шутливо морщась, вскрикивает Майлс. – Мои уши! У меня лопнули барабанные перепонки!

– По крайней мере это не рэп. Давай потанцуем вместе.

Когда Майлс был совсем маленьким, он вальсировал, стоя у мамы на ступнях, но теперь его здоровенные ножищи подростка слишком велики для этого. Поэтому он нехотя изображает «веселых утят», но им это быстро надоедает, тогда он показывает маме флосс[7 - Флосс – модный танец, при котором человек качает бедрами и машет руками перед собой и за спиной попеременно.], в который уже раз, но она безнадежна.

– Ты похожа на пьяного осьминога.

– Все равно это лучше твоего рэпа, – отвечает мама. Они танцуют до тех пор, пока не начинают потеть, поскольку танцы означают, что можно ни о чем не думать. Мама бессильно плюхается на диван, острая как бритва энергия, подпитывавшая ее, иссякла.

– Так, кажется, мне нужно немного поспать.

– Хорошо, – говорит Майлс. – Я совершу обход. Посмотрю, что к чему.

– На самом деле в этом нет необходимости, – возражает мама, но это исходит от женщины, которая уже положила рядом с диваном клюшку для гольфа и большой кухонный нож.

– Мне так будет спокойнее.

Майлс берет другую клюшку для гольфа и идет по дому, открывая все шкафы, легонько постукивая клюшкой по всем важным предметам.

Возможно, когда-нибудь в этом коттеджном поселке будут устраивать экскурсии. И гид будет рассказывать, что это тот самый дом, в котором знаменитый преступник Майлс Кармайкл-Брэди, один из последних мальчиков на Земле, укрывался вместе со своей матерью в тот судьбоносный день после бегства из роскошного бункера для мужчин. Туристы будут с радостью делать фотографии, и, может быть, на коттедже появится памятная табличка.

Майлс трижды обходит весь дом, затем забирается с ногами в мягкое кресло, смотрит на спящую маму и незаметно для себя сам проваливается в сон, с клюшкой для гольфа на коленях.

– Просыпайся, дружок, – трясет его мама, и Майлсу кажется, будто он проспал целую вечность. За окном смеркается, темнеет.

– Не желаешь использовать клюшку по назначению?

Они выходят на крыльцо и один за другим отправляют шары для гольфа в сгущающиеся сумерки, до тех пор пока уже нельзя проследить за их полетом, лишь одно короткое мгновение, после чего шары оказываются поглощены темнотой.

– Точка исчезновения, – говорит мама и тотчас же поправляется, переходя в режим учителя рисования, как будто Майлс ничего не знает. – На самом деле не совсем то. Это относится к перспективе, точке на горизонте, в которой сходятся все линии.

– Пожалуй, нам нужно поменьше исчезновения и побольше перспективы, – говорит Майлс. Он по-прежнему не может собраться с духом, чтобы спросить.

– Уф, ты чересчур умный и страдаешь от этого. – Она протягивает руку, чтобы обхватить его макушку, и Майлс тычется головой ей в ладонь словно кошка.

3. Билли: Солнце – черная дыра

Бледный диск в неясной темноте. Нет. Не то. Это луна, светящая ей прямо в макушку. Подобно световому сверлу. В ночи воют механические волки.

Твою мать!

Твою мать, блин!