Семья Лоранских

– Что это ваш брат в провинцию собирается? – спросил Вакулин Валентину.

– Не говорите, батюшка, – вмешалась Мария Дмитриевна, услышав вопрос гостя, – не говорите, спит и бредит захолустьями разными. В самую-то глушь его тянет!

– По призванию? – сощурился гость в сторону Лоранского.

– По призванию, потому что выгоды тут ожидать не приходится, – спокойно ответил Павел. – А вас это удивляет?

– Признаюсь, да! – отвечал Вакулин. – Вы еще так молоды, юны!

– Павлук наш – урод нравственный, – неожиданно поднял голос шестнадцатилетний Граня, – он с десятилетнего возраста бескорыстно хромоногих кошек лечил, которых, по-моему, топить следует…

– Молчи ты, мелюзга! – презрительно-ласково осадил его старший брат, – молчи о том, чего не разумеешь… Нет, знаете, – обернулся он снова в сторону Вакулина, – я, действительно, урод, должно быть. Тянет вот меня туда, в глушь, к серым людям, лечить их немощи… Тянет, да и все тут. И не по доброте, заметьте. Доброта у меня еще вилами по воде писана – я нищему никогда не подам, потому что знаю, от моего гроша сыт он не будет, а просто потребность… Вот, как у Лельки потребность всех корюшкой кормить и пуговицы пришивать, – лукаво подмигнул он на младшую сестру, вспыхнувшую, как зарево, – так вот и у меня тяготение к серому рваному люду, находящемуся на самой низкой степени общественного развития. Хочется мне к этим детям природы махнуть… да и помочь их телесному и нравственному запустению.

– И это вас удовлетворит?

– Что, то есть? Принесение пользы рваным сермягам, полудикарям захолустья? Да, это за цель своего существования, за прямое свое назначение считаю! Ведь сколько пользы-то принести можно! Ведь, молод я, молод, поймите! Все еще впереди меня… Правда, Володька? – неожиданно прервал себя Павлук, встречаясь глазами с ласково сиявшим ему взглядом Кодынцева.

– Верно, Паша! Верно, голубчик. Давай твою лапу скорее!

– Обе, – протягивая к будущему шурину свои загрубелые сильные руки, – произнес со смехом Лоранский.

– А вы… не разделяете его мнения? – спросил Вакулин у мрачно насупившегося Навадзе.

– Не совсем, – ответил армянин своим гортанным голосом, – я сам жажду приносить пользу. Для того и приехал сюда с моей родины, из моей маленькой Армении. Приехал оттуда, чтобы вернуться туда снова с большим запасом знания. Но не вижу надобности залезать в недра самые отдаленные, когда кругом тебя есть тысячи нуждающихся в твоей помощи.

– А я понимаю Павла! – произнес Кодынцев. – Он знает, что и вы, Навадзе, и вы, Декунин, – кивнул он другому студенту, не принимавшему участие в разговоре, – и Граня – все вы изберете ближайшие по возможности пункты и никого из вас не потянет «по собственному влечению в недра», как выразился Навадзе. А по указанию свыше туда ехать – уж это выходит особая статья. Стало быть, надо ехать Павлуку и десятку других, ему подобных…

– Спасибо, Володя! Спасибо, братец, поддержал, – обрадовался такому заключению Павлук.

– Вы учились декламации? – спросил, переменив тему разговора, Вакулин, обращаясь к Валентине.

– Нет… А что?

– Вы читаете бесподобно, как актриса.

– Да она и есть актриса, – неожиданно вмешался Павел Лоранский, – до сих пор – любительница, в пользу студентов и курсисток не раз выступала. А в будущее воскресенье дебютирует в качестве профессиональной актрисы в Василеостровском театре.

– В самом деле? – произнес Вакулин. – Это интересно!

Что-то недоверчиво послышалось в возгласе Вакулина, что задело за живое всех сидящих за столом. Сама Валентина вспыхнула до корней волос.

– Что вас так удивляет? Что в нашем медвежьем углу есть доморощенные таланты? – спросил Павел, с чуть заметной иронией.

– О, помилуйте! В таланте Валентины Денисовны я не сомневаюсь! – заторопился Вакулин. – По крайней мере, судя по тому, что я слышал час тому назад…

– Ну, по тому, что слышали, еще судить нельзя: декламация – одно, сцена – другое! – вмешался Кодынцев.

– Валентина талантлива! – произнес безапелляционно Граня. – Хотите убедиться, я вам билет пришлю на ее дебют. Пьеса хорошая! Прекрасная пьеса.

– Очень обяжете! – поклонился Вакулин и тотчас же добавил с любезной улыбкой в сторону Валентины: – Не сомневаюсь, что вы украсите спектакль своим участием.

Гость посидел еще минуты две, потом извинился и стал прощаться.

В дверях он задержался немного и, обращаясь к Валентине, сказал:

– А может быть, вы измените ваше решение по поводу отца… Может быть, осчастливите старика своим возвращением к старому занятию, Валентина Денисовна?

– Я никогда не возвращаюсь назад! – произнесла она отчетливо и, кивнув головой гостю, вернулась к молодежи.