За что?

Колдовство разом рушиться, чары исчезли, гиганты-великаны расступаются прямо передо мной и я, как подобает настоящей принцессе, выступаю важно-преважно со своим суком-мечом. Путь открыт предо мною и я спешу к выходу из волшебного леса. Я знаю отлично, что прекрасный принц ждет меня на опушке. Он пришел освободить меня, но не успел. Волшебный меч попал мне в руки, а не ему, и я сама победила им злых волшебников.

И помахивая суком, я с гордым видом шествую между деревьями к выходу из заколдованного леса, то есть из рощи.

– Ха – ха – ха! Вот смешная девчонка! Смотри Савельев! – слышится веселый хохот за моими плечами.

Оглядываюсь и положительно разеваю рот от удивления.

Прекрасный принц передо мною. У него чудесные глаза, яркие, как звездочки, и пышные белокурые локоны вьются по плечам. Но всего удивительнее то, что прекрасный принц приехал на осле за своей принцессой. Положительно – на живом, настоящем осле с огромными ушами и таким смешным видом, точно он уже совсем, совсем глупый осел.

Прекрасный принц сидит на осле, которого ведет под уздцы высокий, загорелый человек в солдатской шинели.

Я невольно замираю от восторга при виде очаровательного мальчика и не менее его очаровательного осла.

– Прекрасный принц – кричу я, – вы опоздали, и я сама освободила себя волшебным мечом!

И я низко-низко приседаю перед белокурым видением.

И мальчик и солдат начинают так хохотать, точно их щекочут. Не понимаю, что они нашли смешного в моей особе? Право, до сих пор я была лучшего мнения об уме мальчиков и солдат.

И вдруг ко всему этому прибавляется что-то необычайно шумное, гулкое и громкое, как труба. Что за звуки! Боже! Боже!

– Ыу! Ыу! Ыу! Ыу!

Это кричит осел.

Я ничего не боюсь на свете, кроме лягушек и «буки», но тут, при звуках этого невозможного, чудовищного крика, я тоже начинаю кричать. И не от страха, а от того, что я ужасно нервна и впечатлительна от природы – так по крайней мере говорят мои тети и доктор, который постоянно меня лечит.

– Ыу! Ыу! Ыу! – вопит осел.

– А – а—а – а! – тяну я диким, пронзительным голосом.

Голова моя начинает кружиться и прекрасный принц становиться все меньше и меньше у меня в глазах. И вот в ту самую минуту когда я готова уже лишиться чувств, с неба хлынул ливень, ужасный ливень. Тучи уже давно собирались над моей головой, но в пылу игры я не заметила их.

– Девочка! Ты смокнешь! – кричит мне прекрасный принц, свешиваясь с седла. – Садись ко мне скорее. Я знаю, ты живешь тут недалеко от парка, в капитанском доме. Дядя Воронской твой папа. Я отвезу тебя туда. Савельев, – скомандовал он своему спутнику – солдату, посади ко мне девочку на седло.

Сильные руки подхватывают меня в воздух и бережно опускают на спину осла, который перестал кричать – от дождя, должно быть. Маленькие руки обнимают меня.

– Держись за меня! – слышу я звонкий голосок над самым ухом.

Толстая солдатская шинель закрывает нас с головой, меня и принца. Под шинелью тепло и уютно. Дождик не мочит меня больше. У моего плеча приютилась головка маленького принца. Я не вижу его лица, одни только локоны пушистым облаком белеют передо мной в полумраке.

Осел двигается медленно и важно… Какая-то усталость сковывает все мои члены, слабые члены хрупкого, болезненного ребенка. Сон незаметно подкрадывается ко мне. Сквозь него я слышу, как прекрасный принц мне поясняет, что он не принц вовсе, а Вова Весманд, что он тоже, как и мы, живет постоянно в Царском Селе, что он сын стрелкового командира, наш сосед и … и…

Я засыпаю сладко, сладко, как можно только спать в золотые дни младенчества, без видений и снов.

ГЛАВА III

Бука. – мое «солнышко»

Я просыпаюсь от шумного говора двух сердитых голосов.

– Оставит ребенка одного в роще! Этого еще не доставало! – строго говорит тетя Лиза где-то близко у моей постели.

– Да нешто можно углядеть за такой разбойницей! – не менее громко отвечает моя няня Груша.

– Не смейте так называть Лидюшу! – сердиться тетя. – Иначе я пожалуюсь барину и вас не будут держать у нас…

– И пусть не держат! Сама уйду! Не больно то нуждаюсь я вашим местом! – уже в голос кричит нянька, окончательно выйдя из себя.

– Вы дерзки! Нет больше сил с вами! – разом вдруг успокоившись, говорит тетя. – Соберите ваши вещи и уходите сейчас же! Чтоб через час я не видела вас больше! Чуть не уморили ребенка!

И с этими словами тетя выходит из комнаты, хлопнув дверь.

Я открываю глаза.

В комнате сгустились летние сумерки. Уже вечер. Должно быть я долго спала с тех пор как меня привезли сюда сонную на осле прекрасного принца. Няня копошиться в углу у своего сундука. Я знаю, что она укладывается, но мне не чуточки не жаль ее. Нисколько. Услыша, что я пошевелилась, она в одну минуту подбегает ко мне, при чем у нее красное, как свекла, и она злобно шипит, стараясь, однако, говорить тихо, чтобы не быть услышанной тетей:

– Радуйся, сударыня… Дождалась! Гонят твою няньку… Не хороша, видишь, нянька! Другую надо. Ну, и пущай другую. Мне плевать! А только и тебе, матушка, не поздоровиться, – прибавляет она со злым торжеством. – Вот уйду ужо… перед ночью… Бука-то и войдет к тебе, как раз и войдет, да!

Ее цыганские глаза горят как два уголька, хищные зубы так и выскакивают наружу.

– Не смей пугать! Злая нянька! Дурная нянька, не смей! – кричу я нарочно громко, что бы тетя услышала. Мой голос и пришла сюда. – Тебя вон выгнали, ты и уходи!

Озлобленная на нее в конец я страстно ненавижу ее в эти минуты.

– И уйду, не кричи, уйду, – шипит нянька, – вместо меня она придет, бука-то! Беспременно. Слышь, уже шагает по коридору, а?

И, что бы еще больше напугать меня, взбалмошная женщина опрометью кидается к двери и исчезает за нею.

Я остаюсь одна.

Груша – я это замечаю – останавливается за дверью и ждет, что я ее позову. Но нет, нет! Ни за что! Останусь одна, но ее не позову…

Я не чувствую не малейшего сожаления к няньке. Больше того, я рада, что она уедет, и я не увижу никогда более ее сердитого, угрюмого цыганского лица и щучьих зубов.

Я облегченно вздыхаю в первую минуту ее ухода и начинаю поджидать тетю Лизу. Вот-вот она войдет сейчас, сядет на край моей постельки, перекрестит меня, поцелует…

Но тетя не идет. По-прежнему все тихо в коридорах.

Тогда я приподнимаюсь на локте и кричу негромко:

– Лиза! Лиза! (Я всех моих четырех теть называю просто по имени)

Ответа нет. Вероятно, тетя пошла на кухню, где теперь держит совет по поводу завтрашнего обеда с краснощекой кухаркой Машей.

– Лиза! – кричу я громче.

Бесполезно. Никто не идет. Никто не слышит.