Счастливчик

Monsieur Диро и Аврора Васильевна сидят в санях. Между ними Кира. Лицо его мрачно, уныло, веки красны и вспухли от слез.

За Андроном едет извозчик с няней и Францем. Они точно Счастливчиковы телохранители, точно почетная свита маленького принца.

Но маленький принц на себя не похож сегодня. Счастливчик медленно поднимается по лестнице, с убитым видом входит в залу и замирает в объятиях бабушки.

Несколько минут ничего не слышно, только рыдания, одни рыдания… Плачет бабушка, плачет Ляля, плачет няня, плачет Симочка.

Monsieur Диро и Аврора Васильевна рассказывают все. Таким образом узнается и про единицу, и про гопак, и про трубу, и про наказание.

Единица!

Бабушка смотрит так огорченно, как будто единица получена ею самою. Ляля печально покачивает черненькой головкой.

– Ах, Счастливчик! Как это могло случиться?

Счастливчик кажется очень смущенным и угрюмым. Но не единица и не наказание его мучают, нет! Совсем, совсем другое! Там, через несколько улиц, лежит больной Голубин, маленький Аля, заболевший по его вине. Сердце Счастливчика сжимается больно-больно, и слезы застилают мгновенно его огромные глаза.

– Бабушка! Аля Голубин болен. Пусти меня к Але, – шепчет Кира, пряча на груди Валентины Павловны свое заплаканное лицо.

– Что? Что такое? Голубин болен? Ты хочешь к нему? Но, дитя мое, у него может быть заразная болезнь: корь, скарлатина, свинка, дифтерит, – в ужасе перечисляет бабушка.

– Круп, тиф, рожа! – вторит ей с неменьшим ужасом Ляля.

– Или еще хуже – холера! – заключает няня.

И все хором, в три голоса восклицают:

– Нет, нет, ты не пойдешь туда!

Что-то необъяснимое происходит в ту же минуту со Счастливчиком. Добрый и кроткий по природе, он мгновенно делается злым.

Там болен, может быть, даже умирает, по его, Счастливчика, вине, бедный маленький Аля, а его не пускают к нему! О, этого не может перенести Счастливчик. Недобрые огоньки зажигаются в глазах Киры. Брови хмурятся, лицо делается упрямым и капризным. Совсем не узнать теперь его хорошенького милого лица.

– А я все-таки пойду! – неожиданно выпаливает Счастливчик.

На лицах присутствующих ужас.

Гром небесный, неожиданно разражающийся в облаках, не мог бы произвести большего переполоха.

С минуту все молчат. У всех растерянные лица.

Потом бабушка говорит первая. В ее голосе укор. В глазах слезы.

– Дитя мое! Счастливчик! Подумай только, что ты сказал!

– Кира, Кира, – лепечет перепуганная Ляля, – опомнись! Папа и мама все это видят с небес!

– Батюшка мой! – стонет няня, разводя руками.

Все напрасно. Счастливчик остается при своем.

Его глаза блестят, щеки горят, губы дрожат, и он кричит так громко, точно вокруг него стоят глухие.

– А я все-таки пойду! Непременно пойду! Аля болен! Голубин болен!.. Из-за меня, поймите, из-за меня!.. Пойду! Пойду! И… и если удерживать станете, никого не буду любить!

Последние слова Счастливчик выкрикивает на всю квартиру и, схватившись за голову, мчится к себе.

Через минуту в детской слышно щелканье затворившейся задвижки.

Это Счастливчик запер свою дверь на крючок.

– Что делать? Что делать? Точно подменили мальчика!.. – в отчаянии ломает руки бабушка.

– Заперся, – шепчет Ляля.

– И обедать не спросил! – вторит Симочка.

– Пойти разве туда, к нему? – предлагает няня.

– Я пойду! – вызывается Ляля и, трепещущая, взволнованная, направляется к детской на своих костылях.

ГЛАВА XXXIV

– Тук! Тук!

Ни звука.

– Счастливчик! Отвори, миленький! Ляля пришла!

И милый голосок Ляли звучит трогательной нежностью. Молчание.

– Отвори, Счастливчик! Никакого звука за дверью.

Только Коко беспокоится в клетке и сердито свистит:

– Фю-фю-фю! Ляля делает паузу.

– Счастливчик, – продолжает она после минутного раздумья, – не огорчай нас всех… Пожалей бабушку… Выйди обедать, Счастливчик.

Головка у тебя заболит, родной. Слышишь меня, Кирочка?

Кирочка слышит, но молчит. Ему бесконечно жаль Лялю. По ее голосу он слышит, что она плачет. Так бы и распахнул дверь и кинулся к Ляле и расцеловал ее. Но мгновенно выплывает перед ним образ больного Али… Счастливчик вздрагивает, весь загорается негодованием и шепчет, ударяя кулачком по столу:

– Не пускают к нему, к больному не пускают! Никого не люблю! Никого вас не надо!

И прибавляет громким голосом:

– Уйдите все, никого не надо! Никого не хочу!